Я покивал, соглашаясь. Правда, лично мне не известно ни черта, но в воспоминаниях Максима Сергеевича такое действительно было.
— Рюмин, окрыленный доверием Сталина, мгновенно развернулся, — Александра Сергеевна говорила вроде со мной, но в то же время, будто убеждала себя. — За какие-то три месяца он очертил контуры разветвленного, тщательно законспирированного заговора еврейских буржуазных националистов. Помните Елизавета упомянула свою семью? Сара, Лазарь… По версии Рюмина, одна группа врагов народа, в основном — деятели науки и культуры. Они спелись с заокеанскими толстосумами насчет реставрации капитализма в СССР. Вот такая была версия. Другая группа, составленная из профессоров, готовилась к злодейскому умерщвлению видных руководителей партии и правительства. А третья, самая опасная, включавшая в себя генералов и старших офицеров госбезопасности из евреев по крови и духу, должна была захватить власть, сместить товарища Сталина и установить диктатуру Абакумова. Сюда Рюмин, как раз отнес и тех, кто был женат на еврейках. Так что страх сына Рюмина не безоснователен. Думаю, при необходимости, отца не остановили бы родственные связи. Несмотря на то, что выдвинутая Рюминым версия ничем не подтверждалась, вождь сразу ухватился за нее. Я спрашивала деда, почему Иосифу Виссарионовичу всегда мерещились интриги. Особенно в тот период времени.
— Да? — я с интересом покосился на Комарову. Просто мне, как человеку из другого времени, реально было крайне любопытно узнать мнение того, кто вождя застал лично. А Ершов его застал лично. — И что Вам ответил дед?
— Ничего, — Александра Сергеевна раздраженно повела плечом. — Сказал, мы не в праве осуждать или обсуждать Сталина. Пока сами не окажемся на его месте. Ну, а так, как этому не бывать, то нечего совать нос. Дед вообще никогда не говорил ничего плохого. Ни о ком. Кроме Рюмина. Этого он называл гнидой и предателем. Но в большей мере, думаю, из-за Абакумова. Сталин благословил Рюмина на этот крестовый поход, вновь возвысил его, сделав заместителем министра госбезопасности. В это время деда уже арестовали. Как и остальных. Но для начала требовались хоть какие-нибудь доказательства злонамеренных происков кремлевских врачей против высокопоставленных пациентов. Начались повальные аресты. Нужные показания Рюмин стал добывать всеми правдами и неправдами. И кстати, с дедом он «беседовал» лично. Остались кое-какие следы их «беседы». Когда стало понятно, что деда выпустят… сами понимаете, он его буквально возненавидел. Рюмин предвкушал громкий процесс, повышение в звании, награды… Но торжество его было недолгим — всего девять месяцев. Сталин был не удовлетворен «доказательствами», собранными Рюминым. Через год его отстранили от должности заместителя министра госбезопасности и назначили старшим контролером Министерства госконтроля СССР. Ну, а уже после смерти Сталина Рюмин был арестован новым руководством МВД СССР. Это Вы все и без меня знаете. Так вот… Дед сказал, что Рюмину прилетел бумеранг. Он получил ровно то, что сделал остальным. Теперь проанализируйте все, что сказала нам мать Филатовой. Разве не ложиться одно на другое? Сын Рюмина сбежал в деревню. Он официально отказался от отца. Это тоже мы знаем наверняка. Сменил фамилию. Так появились Курочкины. Но… со списком, не до конца пока могу сообразить. Рюмин имена агентов не знал. Точно не знал. Тем не менее, через кого-то из близких попытался торговаться с западными спецслужбами. От Комитета он ничего хорошего не ждал. Дед рассказывал, что скорее всего, Рюмина сдали те, по чьему распоряжению он уничтожил Абакумова.
— Имеете в виду, Маленков? — я слушал Комарову очень внимательно. Память Беляева отзывалась на все, что она говорила. Максим Сергеевич считал точно так же.
— Маленков, Берия… Абакумов в определенный момент начал мешать всем.
— Да уж… — я усмехнулся и покачал головой.
Вот тебе, блин, и честное советское прошлое. Точно так же грызли друг другу глотки за власть. Видимо, все прекрасно понимали, Сталин не молодеет. Если Абакумов действительно был влиятельным товарищем, да еще и связан с такой службой… Да, я думаю, со стороны остальных партийных «шишек», желающих урвать впоследствии свой кусок пирога, вполне логично убрать его, чтоб не мешался под ногами.
— Так вот… список… Когда Рюмина арестовали, он пытался выйти на ваших руководителей, — Комарова вдруг смутилась. — Извините, я не в упрек. И не с целью Вас задеть.
— Да чего уж там, — я махнул рукой. — Все верно говорите. Мои руководители. Просто сейчас я хочу избавиться от их руководства. Продолжайте. Ничего страшного.
— Хорошо. Так вот. Рюмин пытался выйти на контакт. Но уже не сам. Его отправили в Лефортово. Он понял, что прежние покровители хотят его потопить. Это тоже закономерно. Подобные исполнители всегда в определенный момент становятся лишними. Поэтому он рассчитывал на противоположную сторону. Но те либо не поверили, либо требовали доказательств. А этого у Рюмина не было. Однако, он знал, у кого есть.
Комарова грустно улыбнулась. Она редко проявляла эмоции при разговорах о Ершове. Но сейчас я отчетливо понял, как сильно Александра Сергеевна горюет о Викторе Николаевиче.
— Вы про Вашего деда?
— Да. Но до конца воспользоваться всей этой ситуацией Рюмин не смог. Его расстреляли. Дальше — период затишья. За дедом приглядывали, хотя не трогали. И вдруг за два года до смерти, началось все заново. Я думаю, к нему, к деду, кто-то приходил. Или встречался. Не знаю… Но почему спустя столько времени? Почему, если изначально словам Рюмина на западе не придали значения, через столько лет в них поверили?
— Вы помните версию? Про человека из списка. Которому совершенно не хочется быть агентом, а вот новая жизнь вполне устраивает. Со мной ведь такая же история приключилась.
— Помню. Но смотрите… Допустим, этот человек занимает сейчас высокую должность. И тогда тоже занимал. В Америке, имею в виду. Он ведь не просто так начал беспокоиться. Верно? Должны быть для этого причины.
Комарова смотрела на меня по-особому. Как на настоящего партнера. Мы с ней даже за эти десять минут разговора ни разу не сцепились. Реально анализировали ситуацию, пытаясь разобраться, как нам лучше поступить. Черт… Мне нравится такое сотрудничество.
— Да сколько угодно, — ответил я Александре Сергеевне. — Вот ставлю себя на его место. К примеру, все эти годы я ждал, когда придут. Потом перестал ждать. Начал надеяться, что этого не случится. Но оно случилось. А теперь представьте, того человека. Вы же сами говорили, у одного человека из списка была конкретная задача — проникнуть в ЦРУ. Ровно, как моя — служить в Комитете. Просто он, в отличие от меня, решил не ждать. Тем более, с их группой вон какая ерунда вышла. Отличный шанс реально исчезнуть. Имею в виду, исчезнуть тому, кем он был раньше. А для этого нужно лишь убрать Ершова. И все. И не останется никого. Ни единой души, знающей, кем этот человек является на самом деле. Вполне достаточно этой причины. Уверяю вас. Просто никто не учитывал фактора неожиданности в Вашем лице.
Я представил, как охренели все — чекисты в Союзе и црушники в Штатах. Когда выяснилось, эти годы Ершов готовил свою единственную внучку к тому, чтоб она обеим спецслужбам показала Кузькину мать. А еще, что список по наследству перешел к девчонке. Виктор Николаевич знатно нагнул обе конторы. Правда, девчонке жизнь тоже подпортил. Ну, тут, пожалуй, выбора у него особо не было.
Комарова молча снова отвернулась к окну. Она усиленно о чем-то думала.
— Мы поедем к Ведерникову? — спросил я Александру Сергеевну.
— Думаю, нет. Ведерников — верный рыцарь Нины Ивановны. Она — главный идейный вдохновитель в их паре. Нам нужно быстрее вернуться в город и поговорить с Филатовой. Тот мужчина. Вадим… Скажите, Вы ведь знаете, что за мной следит один гражданин? Красивый. Похожий на киноактера. Типаж Ланового. Или Соломина-старшего. Это ваш?
— Вы имеете в виду, лично мой? — я усмехнулся. — Нет. Мы даже не знакомы. Официально. Но думаю, да, наш. Вадим, который оттирается рядом с Филатовой и тот гражданин, который ходит за Вами, одно и то же лицо. Просто…
Я замолчал, соображая, насколько могу быть откровенным с Комаровой. По идее, на сто процентов. Должен бы, по крайней мере. Не считая лишь своей настоящей личности. И то, потому, что к такой правде Комарова вряд ли готова морально.
— Продолжайте. Мы же договорились, что поможем друг другу, — Александра Сергеевна поняла мои сомнения верно.
— В общем… Лиличку вербовал тоже Вадим. И тоже, подозрительно похожий на актёра. Соответственно, на данный момент, обо мне и о вас знают только несколько человек. Этот Вадим — он в курсе о нас обоих. Не до конца понимает, кто я. Но точно, наверняка, знает, кто Вы. Лиличка — мой связной. Тут вполне понятно. О деле Ершова она вообще ни в зуб ногой. Филатова… Думаю, Нина Ивановна понятия не имеет, кто я. И думаю, она понятия не имеет, кто Вы. Однако, ее связь с этим Вадимом вполне очевидна. Вы правы. Нам срочно нужна Ниночка. А потом нам срочно нужен этот Вадим. Тогда, возможно, появится понимание, как действовать дальше. Едем в город.
Мы снова замолчали. Каждый думал о своем. Не знаю, какие мысли одолевали Комарову, а я вдруг вспомнил свою прошлую жизнь. Настоящую. Свою мать, которую я бездарно просрал. В полном смысле этого слова. Не помог, когда это было нужно. Рому. Дружка моего. Слившего меня за здорово живешь. Жанночку. Короче, много чего вспомнилось, пока мы ехали обратно в город.
Наверное, поэтому, обратная дорога показалась короче. Не успел оглянуться, а мы уже подъезжали к гостинице.
— Как поступим? — Комарова вопросительно посмотрела на меня. Впервые за последние пару часов.
Она, кстати, даже успела подремать, откинув голову на сиденье. Хотя… Может, притворялась, чтоб не разговаривать. Для нее вся эта история более волнительная, чем для меня. Я-то, что? Я свою жопу хочу спасти. Судьба Беляева не горит в моем сердце пламенем. Мне вообще, если честно, по хрену. Все, что беспокоит, как выкрутиться из ловушки, в которой оказался, благодаря Максиму Сергеевичу.