Из характеристики на Л. Коэн, направленной нью-йоркской резидентурой в Центр в ноябре 1941 года:
«В процессе ознакомительной беседы с женой «Луиса» у оперработника сложилось о ней благоприятное впечатление: истинная интернационалистка, активная участница митингов и демонстраций в поддержку Испанской Республики, охотно выполняла различные поручения Компартии США.
Обладает качествами, необходимыми для закордонного источника, — красива, смела, умна, обладает удивительным свойством располагать к себе собеседника.
Иногда излишне эмоциональна и прямолинейна, но мы считаем, что это поправимое дело. Главное — она способна перевоплощаться и играть отведенную ей роль.
В процессе наблюдения за ее поведением в свободное от работы время компрометирующих материалов не получено.
По нашему мнению, она пригодна к сотрудничеству с разведкой».
Из воспоминаний Морриса Коэна:
«Я тогда долго не мог решиться, привлекать или не привлекать Лону к сотрудничеству с советской разведкой. Я, конечно, понимал, что играть в прятки не имело смысла. А тем более мне к тому времени уже сообщили о принятом в Москве решении, согласно которому я и Лона могли вместе выполнять задания Твена. Я прекрасно понимал, что хорошая супружеская пара — это наилучший вариант для ведения совместной разведывательной работы».
Из воспоминаний ветерана разведки Ю.С. Соколова, работавшего в те далекие годы с Моррисом и Леонтиной в Нью-Йорке в ходе своей первой загранкомандировки и затем долгое время дружившего с ними:
«Моррис и Лона были неразделимы и как любящие супруги, и как друзья, и как соратники в разведывательной работе. Почти всегда, когда мы говорим о Моррисе, фактически имеем в виду обоих».
Супружеская пара разведчиков поддерживала связь между нью-йоркской резидентурой и ее источниками. Импульсивная эмоциональность Лоны, ее любовь к риску, достойно уравновешивались холодной рассудительностью, осторожностью Морриса.
В 1942 году Моррис был мобилизован в американскую армию и направлен в Европу. Участвовал в боевых действиях против фашистов, в высадке союзных войск в Нормандии. Дошел до Эльбы и закончил войну в чине капрала, имел боевые награды.
А Лона в военные годы продолжала активно сотрудничать с советской разведкой.
Нет сомнения в том, что она была женщиной энергичной и решительной и имела сильно развитое чувство справедливости.
Как-то раз в конце 1942 года поздно вечером Лона ехала в Нью-Йорке на метро. Было это после сверхурочной работы на заводе, производившем запчасти для военных самолетов. Пассажиров в вагоне было мало. Недалеко от нее сидели две женщины, которые довольно громко обсуждали вопросы, связанные с войной в Европе. Женщины были примерно такого же возраста, что и Лона, одеты довольно богато, на них были только входившие тогда в моду полушубки. Одна из них заявила, что чем дольше будет продолжаться война, тем больше будут зарабатывать их мужья и тем богаче они станут. Вспыхнув от возмущения, Лона вскочила со своего места, подошла к собеседницам и со словами: «Так вот за что борется мой муж?!» влепила желающей поживиться за счет войны звонкую пощечину. Затем, не оглядываясь, она вышла из вагона на следующей станции.
Начиная с 1943 года резидентура в Нью-Йорке приступила к активному сбору информации по так называемому «манхэттенскому проекту» — разработке в лабораториях ядерного центра в Лос-Аламосе первой в мире американской атомной бомбы. Сотрудникам резидентуры удалось добыть и направить в Москву важнейшие материалы по атомной энергии и ее использованию в военных целях. О предстоящем первом испытании атомной бомбы нью-йоркская резидентура информировала Центр заранее. И когда 16 июля 1945 г. над пустыней Нью-Мехико поднялся гриб атомного взрыва, основные данные, касающиеся устройства бомбы и материалов, примененных в ее конструкции, уже находились в распоряжении советских ученых. Особая роль в этом принадлежала Л. Коэн.
…Лос-Аламос являлся закрытым городком со строжайшим режимом секретности. Проживали там только научные работники да больные, лечившие легкие. И еще те, кто непосредственно создавал атомную бомбу. Сотрудникам ядерного центра разрешалось покидать городок лишь раз в месяц, в одно из воскресений. Как в таких условиях получить материалы, подготовленные источником для передачи в Москву? Решить эту задачу было поручено Лоне.
Она выехала на курорт Альбукерк, расположенный неподалеку от Лос-Аламоса. Для обеспечения личной безопасности запаслась свидетельством нью-йоркского врача, удостоверяющим необходимость прохождения курса лечения легких в этой курортной зоне. Сняв комнату, поселилась на окраине городка и начала готовиться к разведывательной операции.
Встреча с источником информации была назначена на воскресенье у храма в центре Альбукерка. И здесь Лоне пришлось поволноваться: источник пришел только на четвертое воскресенье. Целый месяц ожидания и нахождения вблизи засекреченного объекта! А произошла банальная история — источник перепутал дату встречи. Наконец встреча состоялась. Обмен паролями, получение ценнейших секретных документов, и можно трогаться в обратный путь. Однако судьба приготовила для Лоны еще одно испытание.
На вокзале в Альбукерке, уже при посадке в поезд, сотрудники ФБР неожиданно организовали тщательную проверку пассажиров и их багажа. Лона не растерялась. Сымитировав насморк, она достала коробку с бумажными салфетками, в которой были спрятаны полученные от источника документы, и вытащила из нее салфетку. И когда ее вещи начали смотреть, сунула эту коробку прямо в руки одному из проверяющих. А сама начала рыться в сумочке в поисках билета. Билет «нашелся», когда поезд готов был уже тронуться. Лону в спешке подсадили в вагон, и проверяющий машинально, на ходу возвратил ей «забытую» коробку без проверки. Через некоторое время ценнейшие документы были уже в Центре.
В ноябре 1945 года М. Коэн демобилизовался из армии и возвратился в США. В декабре того же года с ним была восстановлена связь. Хотя гитлеровская Германия была повержена и прямой угрозы возрождения фашизма не просматривалось, Моррис без колебаний дал согласие продолжать сотрудничество с советской внешней разведкой в непростое послевоенное время.
Начался новый этап в работе разведчиков. Коэны обеспечивали конспиративную связь с рядом ценных источников нью-йоркской резидентуры, причастных к разработке американского ядерного оружия.
Из воспоминаний Ю.С. Соколова:
«В работе Моррис отличался высочайшей надежностью. Кроме блестящих аналитических способностей он обладал спокойным характером и завидной выдержкой. Я никогда не видел его сердитым или раздраженным. Любую напряженность он мог снять своей доброй улыбкой, убедительностью доводов.
Для меня Моррис был и как старший брат, и как добрый советчик. Я постоянно чувствовал с его стороны и понимание, и поддержку в новой, непривычной для меня на первых порах обстановке. В то же время Моррис внимательно прислушивался к моим советам и рекомендациям, понимая, что они диктуются деловыми соображениями и заботой о его безопасности.
Обстановка в США тем временем становилась для нашей работы все более неблагоприятной. Особенно после подъема волны маккартизма, закрытия нашего генконсульства в Нью-Йорке в 1948 году и ухудшения отношений между США и СССР. Все это заставило нью-йоркскую резидентуру значительно повысить уровень средств обеспечения безопасности связи и ужесточить требования к их соблюдению. Центр принял решение о подготовке к передаче Морриса и Лоны на связь нелегалу».
В начале 1949 года Коэны были включены в состав резидентуры разведчика-нелегала Вильяма Фишера, ставшего впоследствии известным всему миру под именем полковника Рудольфа Абеля, и проработали с ним почти два года. Однако в конце 1950 года Моррис и Леонтина были выведены из США в Советский Союз. И сделано это было целенаправленно. Ведь Моррис Коэн был хорошо известен как боец испанских интербригад, и это могло привлечь к нему ненужное внимание в США. Как показали дальнейшие события, Коэны покинули Америку вовремя. Тем самым Центр смог избежать провалов в сети атомных источников и сохранить семейную пару разведчиков-нелегалов для дальнейшей работы.
Более трех лет находились Коэны в Центре. Здесь Леонтина прошла дополнительную специальную подготовку для работы радистом-шифровальщиком.
В 1954 году руководством внешней разведки было принято решение направить супругов Коэнов в Англию в качестве связников-радистов нелегальной резидентуры, которую возглавил другой знаменитый советский разведчик-нелегал — Конон Трофимович Молодый, работавший в этой стране под видом канадского бизнесмена Гордона Лонсдейла (оперативный псевдоним — «Бен»).
В Англию Коэны прибыли с паспортами на имя новозеландских бизнесменов Питера Джона Крогера и Хелен Джойс Крогер. Питеру потребовалось освоить профессию книготорговца-букиниста и открыть собственное дело. Супруги приобрели небольшой дом в двух километрах от базы ВВС Нортхолт под Лондоном, где на первом этаже открыли букинистический магазин, а на втором оборудовали радиоквартиру для связи с Москвой. Вскоре разведчики начали регулярно передавать в Центр «сведения особой важности». С 1955 по 1960 год резидентура «Бена» получила и передала с помощью Коэнов — Крогеров в Москву большое количество секретнейших материалов, касавшихся британских программ вооружений, в том числе ракетного оружия.
Однако в связи с предательством группа «Бена» была раскрыта. 7 января 1961 г. разведчики были арестованы.
На судебном процессе в Лондоне в знаменитом Уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли, рассматривавшем «портлендское дело»[11], который начался 13 марта 1961 г., Лонсдейл взял все на себя, утверждая, что Крогеры ничего не знали о его разведывательной деятельности. Несмотря на то, что суду не удалось доказать причастность Крогеров к работе на советскую разведку, он 22 марта на основании сообщенных американцами сведений приговорил Питера и Хелен к 20 годам тюремного заключения. А днем позже — 23 марта — Гордон Лонсдейл был приговорен к 25 годам тюремного заключения.