— Видишь ли, Лона, если за кем-то и ведется слежка, то это еще не значит, что человек засыпался, — начал он объяснять. — Бывают случаи, когда детективы берут кого-то под наблюдение просто-напросто по ошибке. Очевидно, поэтому Центр, исходя из этого, и дал ему такое расплывчатое указание: на время свернуть работу, чтобы не подвергать опасности и себя и нас.
Хелен взяла блокнот с подоконника и, как когда-то в Нью-Йорке Клод учил ее вести беседу путем переписки, черканула на первой отрывной странице:
— А не мог ли завалить нас Бен? Если взвесить все, то получается некая цепочка событий, в которой Бен и мы, на мой взгляд, нарушили главный принцип разведслужбы — конспирацию. Он, например, беспечно приезжал к нам домой раз шесть, встречался с нами у себя в офисе, как с клиентами, не соблюдая установленных правил осторожности. И самое подозрительное для тех, кто следил за ним, это то, я считаю, что он подолгу задерживался в нашем доме.
Питер почесал подбородок и после небольшой паузы, взяв карандаш, начал писать на другой странице:
— Логика правильная. Один его неверный шаг мог вполне привести к провалу, в том числе и нас. Но мне не хочется преждевременно бить тревогу, потому что все это не имеющие пока никаких доказательств наши домыслы. Лично я ничего не имею против старины Бена. Он — хороший опытный разведчик. Мы проработали с ним бок о бок уже больше пяти лет. Втроем мы прокладывали в Англии путь для нелегальной разведки и все эти годы нуждались друг в друге. Но я не думаю, чтобы Бен пошел на нарушение конспирации, когда посещал наш офис. Кстати, нас посещали, как и он, по нескольку раз многие клиенты. И они тоже, между прочим, подолгу задерживались у нас, подбирая для себя нужную литературу. И уходил он от нас, как и они, всегда со стопкой книг, на которых стоял наш фирменный знак — «Эдип и Медея». Нет, Лона, опытный Бен никогда не допускал оплошности в работе, он все время был начеку. У него, я заметил, выработалась своя, особая психология разведчика-нелегала, схожая с клятвой Гиппократа: «Не навреди». У него есть особый талант. Это — абсолютная честность, порядочность и тонкая хитрость, благодаря чему он и добился таких больших высот в коммерции и, уверен, таких же больших успехов в добывании нужной для Центра информации. Нет, Лона, он не мог сам «засветиться»! И тем более завалить нас по своей якобы беспечности. Не такой он человек! Тут что-то другое. Могли быть обнаружены материалы, заложенные им в тайник, или он попал в поле зрения при изъятии их оттуда. Мог, например, его выдать и агент, случайно проболтавшийся своим друзьям или жене. Да, никогда никто не знает, откуда его подстерегает опасность. Надо просто перестать думать об этом.
Он отложил карандаш и передал блокнот Хелен.
Больше минуты она разбиралась в его небрежно исполненной записи, а когда прочитала, тихо спросила:
— Ты уверен?
Питер пристально смотрел на нее, не говоря ни слова. Казалось, что он находился в это время в глубоком и горестном недоумении. Он и в самом деле чувствовал себя так, будто его только что предали. Потом он взял из ее рук блокнот и быстро написал:
— Нечего меня спрашивать об этом! Это все равно что спрашивать, иметь ли нам детей, зная, что их не будет у нас никогда из-за моего ранения в Испании.
— Извини, Бобзи… Я тоже не хотела подозревать его, но что-то прет из меня помимо моего желания и воли. И все-таки я считаю, что сейчас нам, всем троим, в самый раз улизнуть из Англии.
— Нет, Лона, так нельзя: если мы все покинем Лондон, то Центр останется без нелегальной резидентуры в этой стране, а чтобы восстановить ее потом, потребуются многие годы. Это во-первых. А во-вторых, мы еще не знаем, что замышляют против нас спецслужбы. Они же могут и тормознуть нас: не дать возможности выехать отсюда… — В этот момент Питер вдруг закрыл глаза и стиснул ладонями голову.
— Ты плохо чувствуешь себя? — забеспокоилась Хелен.
— Да, я чувствую себя неважно. Голова раскалывается, возможно, это от того, что я опять всю ночь не спал. Деловые бумаги разбирал и ответы на запросы клиентов писал. Я, пожалуй, пойду прилягу… А что касается твоих опасений провала и исчезновения из Англии, не будем спешить: надо сначала оглядеться, понять и осознать все, что делается сейчас вокруг нас…
Но для такого осознания у Крогеров не оставалось уже времени. 7 января 1961 года, в первый день Рождества, в девятнадцать часов пятнадцать минут в их доме резко зазвенел звонок — длительный и непрерывный.
— Обычно в это время к нам приезжал Бен на уик-энд, — обрадовалась Хелен. — Может, он?
— Нет, Лона, это не он. Он не должен появляться здесь. Но кто — сам не пойму. У Бена было всегда четыре прерывистых звонка. А это, слышишь, как настойчиво звонят?.. Пойду узнаю.
Провожаемый тревожным взглядом Хелен, Питер вышел в прихожую, затем на веранду.
— Кто там? — с трудом сдерживая волнение, учтиво спросил он.
— Мистер Крогер?
— Да.
— Мы из полиции. Нам надо с вами поговорить.
Несколько секунд Питер стоял в нерешительности, испытывая невероятное напряжение. Пульс его сердца в это время достигал девяноста ударов в минуту. Растерянность и страх неожиданно улетучились, и, заскрежетав засовами, он открыл дверь. Порыв морозного ветра резанул по голым ногам. Питер затянул потуже халат, и тут же его ослепил яркий свет мгновенно включенных прожекторов. На него было направлено со всех сторон по два мощных светильника. Щелкая затворами фотоаппаратов, перед входом засуетились корреспонденты и кинотелеоператоры, нацелив объективы своих камер на Питера и на стоявших перед ним около десятка детективов в традиционных для них английских макинтошах. К дому мчались справа и слева стоявшие поодаль полицейские машины и фургоны. Через несколько секунд казалось, сюда нагрянул «весь свет». Повсюду сновали откуда-то взявшиеся непонятные люди в штатском, скорее всего, агенты Скотленд-Ярда. Они подтягивались все к дому Крогеров, шарили глазами по его окнам, что-то докладывали своим начальникам. Была среди них и молодая полная женщина, внешний облик и уверенный взгляд которой не оставлял сомнений, что она тоже из полиции. В страшной суматохе и шуме Питер не сразу вспомнил, где он мог видеть ее раньше. Потом, когда она начала расталкивать людей локтями и протискиваться к входной двери, он узнал ее — это была та самая секс-бомба «из Швейцарии», которая вела наблюдение за виллой Крогеров из соседнего дома. Подойдя к Питеру, она улыбнулась ему фальшивой улыбкой и с вызовом бросила:
— Как передала мне ваша соседка, вы, говорят, хотели меня видеть… Так вот, я пришла.
— Но сейчас так много посторонних людей, в том числе копов, что я не готов вас принять при таких свидетелях, — съязвил Питер.
Двумя часами раньше эти же полицейские под руководством суперинтенданта Джорджа Смита провели операцию на Ватерлоо-роуд по захвату и аресту Гордона Лонсдейла, Гарри Хаутона и Этель Джи в момент передачи секретных материалов. Происходило это следующим образом (из отчета суперинтенданта):
…Из Портленда Хаутон и Джи прибыли поездом на вокзал Ватерлоо. Затем на автобусе они проехали до рынка на Ист-стрит. В 16.20 вернулись обратно на Ватерлоо-роуд. Зашли в кафе «Стиве». Вскоре вышли оттуда и ровно в 16.30 были на углу Ватерлоо-роуд. В это время туда подъехал Лямбда-2. Он поздоровался с ними, как со старыми друзьями, обнял за плечи Джи, прошелся с нею под руку, потом на ходу взял у нее корзину. В этот момент и был подан сигнал к захвату Лямбды-2 и его сообщников.
Все трое были схвачены и посажены в разные машины. В корзине оказались четыре папки из Адмиралтейства с грифом «сов. секретно» и «секретно», в которых содержатся сведения о военных кораблях, приказы по военно-морскому флоту, чертежи конструкций узлов атомной подводной лодки и схемы базирования на ней ракет. Всего около 200 страниц. Кроме того, в корзине лежала закрытая металлическая банка. В нее, по заявлению Хаутона, вложены непроявленные фотопленки…
В тот же вечер 7 января короткий отчет суперинтенданта был передан генеральному директору МИ-5 Роджеру Холлису. Ознакомившись с документом, Холлис пригласил к себе Супер-Смита и, когда тот зашел к нему, первым долгом спросил:
— Как вел себя Лямбда-2 при аресте?.. Протестовал? Возмущался?
— Нет, мистер Холлис, он вел себя предельно спокойно, как и подобает настоящему сэру…
— Впрочем, это теперь не имеет значения. Скажите лучше, что будем делать с Крогерами?
Смит, заметив, что Холлис смотрит на него в упор, замялся.
— Улик у нас против них нет, — робко начал он. — Все предметы, которые обнаружены и задокументированы при негласном обыске, Крогеры, как бизнесмены, имеют право хранить дома… Но у них есть некоторые вещи, идентичные тем, которые мы видели и у Лямбды-2…
— Это все понятно, — махнул рукой Холлис, не дав ему довести свою мысль до логического конца. — Вы вот что должны твердо усвоить: Крогеры, скорее всего, чувствуют, что мы следим за ними. А раз так, то они могут и что-нибудь неожиданное предпринять, когда узнают, что их босс сегодня арестован.
— Вот пусть и дергаются. Это только нам на руку, — заметил Смит. — У нас будет лишний шанс убедиться в их причастности к шпионской деятельности.
Холлис был не совсем удовлетворен рассуждением суперинтенданта и потому намекнул ему:
— В отношении Лямбды-2 вы, мистер Смит, были более решительны, и мне это понравилось. Вот и сейчас мне тоже хотелось бы услышать от вас какое-то конкретное предложение.
Суперинтендант уловил намек шефа МИ-5.
— А давайте мы возьмем их прямо сейчас, пока они ничего не знают об аресте Лонсдейла. Да, именно сейчас, пока они никуда не исчезли.
Холлис улыбнулся довольной мягкой улыбкой и, подумав секунду, сказал:
— Я согласен с вами, мистер Смит. Люди из группы захвата не разбежались?
— Нет, все на месте.