…
– Боярин! – волхв проломился сквозь заросли. Оттер плечом стоящего у шатра Емку и, отодвинув полог, вошел внутрь, где Всеволок с кряхтением натягивал задубевшие от болотной воды сапоги. – Пойдем, покажу чего.
– Уфффф… Ну чего там!? – в раздражении откликнулся Кручина и зло пихнул помогающего ему Фролку.
– Это надо видеть. Пойдем, пойдем. – и Бродобой исчез из шатра.
Через несколько минут боярин с волхвом и увязавшимися за ними Фролкой и Емкой, в окружении мелькающих в траве леших, подошли к опушке. Дальше лежала чернеющая степь. Далеко впереди виднелась опять темная стена спасительного леса.
Бродобой повел их по самому краю лесной поросли, пытающейся отвоевывать себе пространство в степи. Наконец он сказал: – Вот, тут. Смотри!
И тут Всеволок увидел. В ста шагах от опушки высился большой холм с обширной проплешиной из голой растрескавшейся земли. В центре холма, как некое безумное украшение, стоял, покрытый странной грубой резьбой, деревянный столб чуть выше человеческого роста. На нем, напоминая пришпиленное иголкой насекомое, висел обнаженный, залитый кровью человек, тело которого было в нескольких местах прибито огромными железными гвоздями с широкими шляпками. Человек явно был мертв довольно давно. Но тело не гнило и вокруг не было ни одного падальщика, что было очень странно.
Повинуясь жесту волхва, лесовички, угрюмо стрекоча и потряхивая своими короткими копьями, исчезли в высокой степной траве. Бродобой смело зашагал к распятому человеку и поманил за собой боярина.
Когда они приблизились к границам травы на холме, колдун остановился.
Боярин, подойдя к нему и рассматривая мертвеца, вопросительно посмотрел на Бродобоя.
– Погоди, щас увидишь… – почему-то шепотом, ответил на немой вопрос жрец Сормаха.
И действительно, через несколько мгновений, тело висящего содрогнулось и раздался глубокий вздох. Мертвец поднял голову и из-под век на боярина блеснули голубые, как льдинки, огоньки. Губы трупа разошлись и глухой, но громкий голос заставил боярина подскочить. Казалось, голос говорит в голове. По крайней мере, Всеволок все понимал: – Отдайте то, что мне принадлежит, яровиты! И вы уйдете отсюда живыми! Иначе, смерть!!! – и, с этими словами, голова мертвеца рухнула обратно на грудь.
Позади в голос охнули холопы.
– Это что было? – Всеволок был бледен, но старался стоять, гордо выпрямив спину.
– Предупреждение. Да и силушку свою показал, наверное…
– Надо уходить, как можно скоро. – только и вымолвил напуганный помощник воеводы.
…
Хан подъехал к небольшому “лысому” холму, держась в седле более уверенно, чем он себя чувствовал. Затем достал и задумчиво покрутил в руке, данную Матерью семенную коробочку льна. Плод был сухой, почерневший, с мелкими проплешинами плесени и нацарапанным странным символом. Кычак нерешительно обернулся. Нукеры охраны, которых он оставил на расстоянии полета стрелы, взволнованно гарцевали. Нет, нельзя своим людям показывать хоть намек на слабость и страх – мелькнуло в голове хана. Наконец, он решился и, раздавив коробочку, бросил легкое облачко проклятых семян на степную проплешину. Прошла минута, вторая – но ничего не происходило. Затем из под земли послышался тихий шорох. Защитный браслет на руке хана бешено зазвенел крохотными бубенцами. Харемиз под ним захрапел и испуганно заржал, пытаясь встать на дыбы. Но умелый наездник быстро успокоил умное животное, ласково поглаживая его по шее. Потом все таки отъехал от начавшего подозрительно вспучиваться холмика на несколько шагов. Комки свежей земли стали горкой расти на растрескавшейся поверхности – будто на свет вылазил огромный крот. Что-то пробивалось из под отравленной колдовством земли на белый свет. Через несколько долгих секунд из свежего холмика вылезла здоровенная чешуйчатая лапа. А затем вылезла сама тварь. Это был явно не крот. Ящер с короткой и широкой зубастой мордой, вытянутым чешуйчатым туловищем и длинным хвостом. Размером чудище было почти с лошадь. На шее, перед складками ходящего ходуном кожистого плаща монстра был надет позеленевший от времени бронзовый ошейник. Когда-то воткнутые по всей длине ошейника шипы, сейчас превратились в покрытые патиной неровные сточенные временем бугорки. Черная с зеленоватым отливом чешуя, с которой еще ссыпались комья грязи, заблестела на солнце. Тварь открыла розово-фиолетовую пасть с несколькими рядами кривых коротких зубов и зашипела, расправив кожистый плащ на шее. Раздвоенный синий язык высовывался из пасти, трепеща как ковыль на порывистом ветру. Кто-то из нукеров не смог удержать коня, и тот, видимо, сбросив неосторожного седока, помчался в степь. Слышались истерическое ржание лошадей и ругань упавшего воина. Кычак не стал оборачиваться. Он, как завороженный, смотрел на огромную тварь, раздраженно хлеставшую себя по бокам хвостом. Ящер агрессивно шипел, но не нападал.
Серебряные бубенчики браслета вибрировали, испуская тонкий мелодичный звон, сливающийся в грозную тревожную мелодию. Конь прижал уши и захрапел. Кычак чувствовал как Харемиз трясется под ним. Хан стал совсем бледен, но продолжил не отрываясь смотреть в глаза монстру. За спиной слышались ржание коней и испуганные крики нукеров, пытающиеся их удержать. А тварь просто стояла и смотрела на Кычака красными глазами с узкими прорезями зрачков и периодически шипела, раздувая свой шейный плащ с черными прожилками вен. Через несколько секунд хан пришел в себя, и трясущейся рукой вытащил из седельной сумки рваный стрелецкий сапог. Затем кинул его ящеру. Чудище чуть присело на длинных когтистых лапах и раздутый плащ мелко затрясся.
– Найди и убей их всех! – попытался крикнуть хан, но голос сорвался, свистнув фальцетом.
Непостижимо, но похоже, монстр понял. Длинный синий язык несколько раз прошелся по коже сапога. Затем ящер развернулся, поднял голову, и начал принюхиваться, потом неспешно потрусил к лесу, медленно наращивая скорость.
…
Умаявшиеся за день стрельцы сидели у костров, тихонько разговаривая и прихлебывая крепкий чай из травяного сбора. День выдался трудный, работный, как и весь этот поход. Вырубать подлесок и проталкивать через него груженые телеги – это нелегко даже привычным к тяжелому труду людям. Сам боярин целый день махал топором и теперь без сил сидел у костра вместе со своими людьми, доедая остывшую уже полбяную похлебку. Фролка все пытался предложить Всеволоку каких-нибудь разносолов, малые запасы которых Збор вез как раз для начальства. Но Кручина только отмахивался от прилипчивого холопа, наломавшись за день так, что мечтал только голову куда нибудь приложить. От усталости он даже не ощущал вкуса еды. Сумерки накатывались на темный густой лес и уже в десяти шагах за ближайшими деревьями чернела сумрачная темно-серая мгла. Только верхушки скрюченных деревьев еще золотили последние лучи заката, крася темную листву в красноватые и золотистые тона. Лошади и волы всхрапывали, пощипывая лесную подстилку, которая, судя по всему им не очень нравилась. Но овса оставалось совсем немного. Лагерь готовился ко сну. Только дежурный десятник упрямо обходил немногочисленных караульных, проверяя, чтобы не не засыпали.
Подошедший волхв выглядел озабоченным.
– Боярин, тут такое дело – лешаки волнуются. – сказал он так тихо, чтобы слышал только Всеволок. – А чего – непонятно. Что-то приближается. Неспокойно мне… Ты бы, боярин, людей побольше на дозор поставил…
Прошептав это, Бродобой ушел в лес оправиться. Скоро совсем стемнело. Всеволок наказал Полухе увеличить дозор и полусотник поставил еще караульного.
Стало совсем темно, когда бахнул выстрел и послышались громкие и полные ужаса крики дозорного. Стрельцы бросились к оружию. Возникла обычная заполошная неразбериха. Десятники орали, наводя порядок, куры в клетях кудахтали, лошади ржали и рвались с привязи, волы громко испуганно мычали, выставив рога.
Подбежавшие к караульному от ближайшего костра ратники – в свете факелов увидели, как стоявший в дозоре парень, прижавшись спиной к дереву, размахивает коротким бердышом, не подпуская к себе здоровенную как лошадь чешуйчатую тварь, которая металась перед ним, громко шипя и распространяя мерзкий запах мускуса и гнили. Стрельцы дали залп. Но либо зверь оказался шибко проворен, либо парни мазали со страху. Но все пули пролетели мимо. Тогда дружно опустив бердыши и подбадривая себя криками, люди сообща ударили по ящеру. Однако, монстр был неимоверно изворотлив. Присев на длинные задние лапы, он высоко прыгнул, раздувая кожистый плащ на шее. Пролетев над выставленными топорами, тварь опустилась на головы людей, полосуя их острыми длинными когтями. Щелчок челюстей и молодой русый парень истошно заорал, прижимая к себе культю левой руки из которой щедро хлестала кровь. Началось столпотворение. Боярин за спинами своих ратников громко орал команды, с саблей наголо пытаясь пробиться к зверюге. Мелькали топоры и когти. Кто-то из стрельцов достал таки монстра бердышом, сильно полоснув того по задней лапе. Огромный ящер злобно зашипел и махнул хвостом, сбив двух ратников с ног. Рана никак не сказалась на силе и скорости злобной твари. Подбегали еще люди. Кто-то попытался выстрелить, но ему не дали – зверь метался так быстро, что легко можно было подстрелить своего. Растолкав стрельцов, к ящеру бросился здоровяк волхв и кинул в морду твари горсть какого-то порошка, тут же отпрыгнув назад. Зверюга яростно зашипела и закружилась на месте, судорожно тряся короткой широкой головой и пытаясь стряхнуть жгучую пыль. Хвост бил во все стороны, не давая приблизиться.
– Ну чего замерли, собаки!!! Наседай!!! Руби ее!!! – заорал Бродобой и стрельцы с криками бросились добивать чудище.
Навалившись скопом, воины забили ящера бердышами, со злости и от страху нанося удары даже после того, как тварь явно издохла. Когда все закончилось, Полуха и Фрол с факелами, осматривали место побоища. Трое стрельцов мертвы, пятеро человек ранены, один из них останется калекой. Чудище порублено в фарш. Возле костра, где Бродобой пользовал раненых только и слышались их вскрикивания и густой бас волхва: “– Не ори, не дите. На прикуси. Щас легче станет. Вот, молодец, богатырь…”