Малахов улыбнулся. Джозеф считал себя искусным ценителем русских баб. И говорил об этом, точно о сувенирах на Арбате.
– А она согласна?
– Да. Я ей понравился. Ты же видел, – он занервничал. – Ты думаешь, она меня это… разводит? Хочет меня заблудить?
– Ты имеешь в виду «ввести тебя в заблуждение»? Или вкладываешь в это слово какой-то другой смысл? – Виталию впервые за весь вечер стало легко и весело. В конце концов, что плохого в том, что Джо нашел себе подругу? Даже если и проститутку. Почему нет? Как хочется простоты в том, что просто. Все мы одиноки, и всем нужно понимание и тепло. А эти двое очень подходят друг другу…
– Конечно, ты ей понравился. Думаю, она не будет иметь ничего против.
Американец вновь засиял.
Наташа вернулась из парной и стояла на железной лесенке бассейна, пробуя голой ногой подсвеченную воду. Вокруг ее головы было обмотано в виде тюрбана махровое полотенце, закрученное каким-то немыслимым, совершенно недоступным мужскому сознанию способом. Так она казалась еще более милой.
Виталию вдруг подумалось, что Лане, его супруге, никогда в жизни не пришло бы в голову вот так обмотать волосы полотенцем, да еще при людях. Фены, укладки, лаки, муссы, гели…
– Ты только пообещай мне одно. – Малахов положил ладонь на плечо партнера, – не спеши жениться на ней, Джо. А еще лучше вообще никогда больше не женись.
Жениться Коллуэй пока не торопился, но в квартире на Тверской-Ямской Наташа, похоже, прижилась, если они даже решились устроить званый семейный обед. Этот визит немного беспокоил Малахова – он побаивался, что супруга с Наташей не найдут общего языка. А тут еще и Долька напросилась… Впрочем, может, оно и к лучшему. Вдруг сложности между матерью и дочерью сгладят напряжение между хозяйкой и гостьей – и наоборот. Как в математике: минус на минус дает плюс.
Из-за Дольки он тревожился еще и по другому поводу – все-таки ему не очень ловко было вести ее с собой в обычном для нее «готическом» имидже. Но девочка его не подвела. Она, к его радостному удивлению, привела себя в порядок – ни толстого слоя белой штукатурки на лице, ни прочей боевой раскраски не наблюдалось. Одета Долька была во все черное, но очень элегантно: кожаная короткая курточка, под ней изящная кофточка с глубоким, но не вызывающим вырезом, узкая, расклешенная книзу юбка и высокие сапоги. Виталий невольно залюбовался стройной фигуркой, издалека спешившей к его машине, – найти место для парковки в нешироком Калашном переулке оказалось нелегко.
– Привет! – девушка распахнула заднюю дверь, запрыгнула на сиденье, с размаху обняла его, прижалась щекой. – Как я рада тебя видеть!
– Наконец-то! – Лана кинула взгляд на изящные часики. – Мы тебя уже пятнадцать минут дожидаемся.
– Ну и ничего страшного, не под дождем ведь ждете! – парировала Долька. – Подумаешь, задержалась чуть-чуть…
– Девочки, девочки, не ссорьтесь! – тут же вступил Малахов. У него не было никакого желания опять весь вечер присутствовать при семейной разборке. – Тут до Маяковки рукой подать. Успеем сто раз. Сегодня ж суббота, пробок нет…
Джозеф снимал квартиру в доме, который был известен в столице по двум причинам: на первом этаже его был когда-то крупный магазин «Подарки», а на одном из верхних некоторое время жила Алла Пугачева, в том числе и в период своей нашумевшей свадьбы. Ни магазина сувениров, ни певицы с молодым супругом тут давно уже не было, но москвичи продолжали воспринимать этот дом через призму тех примет, называя «домом, где «Подарки», или «домом Пугачевой».
– Похоже, нас тут ждут! – сказала, поводя носом, Долька, едва они вошли в подъезд и миновали дежурных. Действительно, уже на лестнице стоял головокружительный аромат – смесь запаха жареного мяса, свежевыпеченных пирогов и еще чего-то, что Виталий даже затруднился определить, но явно чего-то очень вкусного.
Дверь открыл радостный Коллуэй:
– Милости прошу к нашему палашу! – приветствовал он. Долька тихо фыркнула.
– К шалашу, Джозик, – привычно поправила улыбавшаяся за его спиной Наташа. – Палаш – это оружие, а дом из веток – шалаш.
– Джо, ну вы с Ланой уже знакомы. – Малахов приступил к столь нелюбимой им церемонии представления. – Наташа, это моя супруга Светлана.
– Я вас именно такой и представляла! – радостно сообщила хозяйка. Лана лишь снисходительно кивнула в ответ – ни дать ни взять королева, снизошедшая до того, чтобы ответить на приветствие посудомойки.
– А это Долька, наша дочь, – продолжал Виталий.
– Ой, какая же ты хорошенькая! – восхитилась Наташа. – Ну просто конфетка! А в кого же она у вас такая черненькая получилась? Вроде ни в папу, ни в маму…
– Ни в мать, ни в отца – в прохожего молодца, – отвечал, улыбаясь, Малахов. Сколько раз уже в жизни он слышал этот вопрос…
Лана только поморщилась. Джозеф перевел взгляд с Дольки на нее и шутливо погрозил пальцем:
– Вы, Лана, должно быть, были в младшей школе большой шалуньей!
Та подняла брови:
– Почему вы так решили?
– Ну как же: у такой молодой женщины – и такая взрослая дочь! Получается, вы произвели ее на свет лет в десять, не позже.
С точки зрения Виталия, этот комплимент был сомнительным, чтобы не сказать – пошлым, но его супруга довольно рассмеялась.
– Ну, мойте руки – и к столу! – весело скомандовала Наташа. – А то пироги уже стынут.
Виталий еще не был в этом доме с тех пор, как тут поселилась Наташа, и теперь с любопытством оглядывался вокруг. Присутствие женщины теперь чувствовалось во всем. Ее заботливая рука добавила к этой современно отремонтированной и обставленной по западным каталогам квартире множество мелких штрихов, начиная от фиалок на подоконнике и заканчивая веселой занавеской для ванной в розовый и желтый цветочек. Лана, глядя на все это, морщила нос и бормотала что-то вроде «безвкусица» и «мещанство», а Малахову показалось, что так уютнее.
– Ой, а что это у вас такое? – удивилась Долька, показывая на памятный Виталию булыжник. Камень лежал на почетном месте – специально отведенном для него столике, и даже пластиковой крышкой был закрыт, словно витриной.
– Это часть мостовой Красной площади! – гордо отвечал Коллуэй. – Прошу вас, Долли, садитесь за стол. А то, – пожаловался он, сам торопливо усаживаясь, – мне Наташа с самого утра не разрешила взять ни одного пирога! Говорит – подожди гостей!
– И правильно, нечего аппетит перебивать! – Хозяйка появилась из кухни с запотевшим хрустальным графином в руках. – А то натрескаешься пирогов, а потом за столом ничего есть не будешь.
Она с трудом нашла на заставленном столе место для графина, положила освободившиеся руки на плечи Джозефу и звонко чмокнула его в уже начинающую лысеть макушку. Тот довольно хрюкнул, обернулся, обнял Наташу за талию, ткнулся лицом в ее пышную грудь.
Малахов с улыбкой наблюдал за ними. Слов нет, эти двое отлично подходили друг другу. Наташа в чем-то вела себя по отношению к техасцу по-матерински – а в чем-то и сама была такой же по-детски естественной и непосредственной.
– Ну что же вы! Виталий, Лана, садитесь! – засуетилась тем временем хозяйка. – Вот сюда можно, рядом со мной. Салаты накладывайте. Вот здесь «Оливье», там – «Весенний», это – «Охотничий»… Долька, давай тарелку, я тебе грибочков положу! Джозик, ну а что ж ты селедку свою любимую? Вон, справа от тебя стоит!
– Надо выпить за встречу! – предложил хозяин. – Лана, что вы предпочитаете?
– Мне немного красного вина, пожалуйста… Спасибо, Джозеф, достаточно.
– А я вот не люблю вина… От шампанского у меня изжога, а ото всего остального голова болит, – поделилась хозяйка. – Я уж водки, с мальчиками вместе. Виталь, ты как – по водочке?
– Нет, ребята, я за рулем, – развел руками Малахов.
– Да перестань, Вит! Оставишь машину здесь, завтра заберешь, а сегодня мы вам такси вызовем.
– Нет, друзья, право, не стоит!
– Ну, как знаешь, – не стала уговаривать Наташа. – Тогда морс клюквенный, оно и для здоровья полезно… Мужики, а чего ж девушке-то ничего не налили? Долька, ты чего пьешь – вино или водку?
– Я тоже буду клюквенный морс, – заявила дочь к великой радости Малахова.
– Ну и умница! – Наташа осторожно наливала из полного до краев кувшина темно-красную жидкость. – Давайте, со свиданьицем!
– За встречу! Дай бог, не в последний раз видимся! – Стопочки и стаканы со звоном соединились.
– Как вкусно! – восхитилась Долька, залпом выпив чуть ли не полный стакан. – Это что за морс, как называется? Я тоже буду себе такой покупать!
Джозеф хитро улыбнулся:
– Ничего у вас, Долли, не получится!
– Это почему?
– Потому что такой морс нигде не продается. Наташа его сама делает.
– Правда?
– Правда! Она у меня грандиозный кулинар, да, Наташа?
– Да ладно, тоже мне дел-то – морс сварить, – смущенно отмахнулась хозяйка, но Джозефу уж очень хотелось похвастаться ее поварским искусством:
– А еще она огурцы… закрывает– я правильно сказал? И рыбу сама солит. И варенье варит, и цыплята табака печет…
– Не пеку, а жарю, Джозик! Пекут пироги… Ой, батюшки, а про пироги-то мы и забыли! – Наташа быстро придвинула сервировочный столик на колесах, стянула укрывавшие блюда полотенца. На трех больших тарелках высокой горкой лежали румяные душистые пироги.
– Вот эти с картошкой, эти с мясом, эти с луком и яйцами… Я еще с капустой люблю, но Джозику у нас капусту нельзя, он ее не переваривает. В прямом смысле… Я вот сюда поставлю, чтобы всем удобно было. А кому холодца положить? Холодец у меня вот этот раз так уж удался! Оно, конечно, нехорошо сейчас мясное, Великий пост идет, ну уж ладно… Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь!
Приглашение было излишним – все и так уминали за обе щеки. Даже Долька, которая всю жизнь отличалась плохим аппетитом, уже тянулась за третьим пирогом, Лана, обычно очень строго следившая за своим питанием, наложила себе полную тарелку «Охотничьего» салата и не смогла удержаться от комплимента: