Затем меня опускают на твёрдый пол и тут же разворачивают за плечи.
Упираюсь глазами в широкую мужскую грудь в чёрном костюме из плотной непромокаемой ткани. Несколько раз моргаю, приходя в себя, пытаясь осознать, что ничего не вышло и всё по-прежнему.
Растерянно поднимаю глаза и натыкаюсь на синие глаза-льдинки напротив, в которых впервые вижу всё: облегчение, страх, восторг, нежность, признание?
Волосы Лэйтона безнадёжно растрёпаны, между бровей тревожная складка, вокруг рта горькие морщинки. Лицо осунулось. Такое чувство, что за эти пару дней он постарел на пару лет.
Уставший, бледный и такой любимый. Что он здесь делает? Неужели, он здесь из-за меня?
И словно в ответ на невысказанный вопрос Лэйтон зарывается пальцами в волосы у меня на затылке, притягивает меня к себе, касается губами точки лба на границе роста волос.
Некоторое время мы так и стоим в объятиях друг друга. Я слушаю, как бешено колотится его сердце, затем разбираю его сбивчивый шёпот:
– Что ты натворила, Элира? А если бы я не успел? Ты смерти моей хочешь?
– Скорее своей, – пытаюсь шутить, но получается так себе.
– Глупая девчонка, – бормочет он, задыхаясь и сбиваясь на шёпот. Его руки беспорядочно шарят по моей спине, затылку, плечам, словно он снова и снова пытается убедиться, что я реальна, что я здесь и наяву. – Если б я только знал, что ты выкинешь, то посадил бы тебя под замок. А знаешь, пожалуй, я так и сделаю, когда мы вернёмся – запру тебя в своей спальне, и будь я проклят, если ты оттуда выйдешь. Не выйдешь.
Упираюсь кулачками ему в грудь и отстраняюсь. Поднимаю голову:
– Лэйтон, зачем это? – спрашиваю тихо. – Мы оба знаем, что всё бессмысленно. Я умираю. Ведь ты знал, что этим всё кончится! И я знала. Тогда зачем всё это сейчас? Зачем ты держишь меня?
При этих моих словах его брови взлетают вверх. Затем он хмурится ещё сильнее, а его губы сжимаются в тонкую линию. Лэйтон заключает моё лицо в свои ладони так, что нет никакой возможности пошевелить головой, затем наклоняется вплотную и произносит:
– Элира, глупенькая. Ты. Никуда. Не уйдёшь! – чеканит стальным голосом. – Ни сегодня, ни завтра, никогда. Потому что я не отпущу. Ни в драконье пламя, ни к Стихиям, ни куда-то там ещё, можешь даже не тратить время и не искать варианты. Тебя – не отпущу.
Смотрю ему в глаза, и верю, что да, не отпустит. Но червячок сомнения всё-таки подаёт противный голосок:
– Но моя магия… – шлёпаю неразборчиво одними губами, с трудом шевеля ими из-за того, что ладони Лэйтона по-прежнему сдавливают мои щёки
– Если придётся воевать за тебя с твоей магией – я это сделаю. Если придётся забирать тебя у Стихий – я это сделаю. Никто, слышишь, никто и никогда не отнимет тебя у меня. Я не отдам. Ты моя, Элира. Больше моя, чем своя собственная. И… – он отпускает мои щёки, одну ладонь смещая на плечо, а большим пальцем второй руки ведёт вдоль моей припухшей нижней губы. – Я люблю тебя, Элира. Люблю. Больше всего на свете. Теперь ты понимаешь? Нет других вариантов! Мы едем домой, и точка.
Лэйтон сам на себя не похож, его газа горят лихорадочным блеском. Все маски сброшены, я вижу сейчас его обнажённую душу и слышу то, что не слышал никто и никогда. Как же я мечтала об этом! Как ждала!
Обвиваю руками его торс, прижимаюсь всем телом, трусь щекой о плотную ткань его чёрного дорожного костюма. Вдыхаю любимый запах морозной свежести. Улыбаюсь от удовольствия, пытаюсь запомнить его навсегда, наслаждаюсь моментом, и только потом отвечаю:
– Я не поеду с тобой, Лэйтон. Я не вернусь обратно. Слишком поздно! – чувствую, как всё его тело напрягается, он словно застывает. – И если ты действительно меня любишь, то не станешь держать и отпустишь.
Чувствую, как его ладони ложатся мне на плечи, сжимая их, затем Лэйтон отодвигает меня и слегка встряхивает. В его глазах снова лёд вперемешку с горечью и разочарованием:
– Что ты такое несёшь? – спрашивает хриплым ледяным голосом. – Куда я должен тебя отпустить? Убить себя?
– Ты не понимаешь! – отвечаю громче, чем требуется. – Я и так умираю, а это мой шанс спастись!
– Один из ста?
– Хуже всё равно не будет!
– Да с чего ты это взяла? – вздрагиваю от его крика, полного отчаяния.
– Мне больно, – шепчу тихо, и он тут же отпускает меня.
Я потираю плечи, которые он только что сжимал. Лэйтон делает несколько шагов по пустому внутреннему дворику, держась за голову. Он мне напоминает сейчас раненого зверя в клетке. Вдруг он резко разворачивается:
– Объясни толком, что происходит, Элира! Ты говорила, что здорова! Выходит, лгала, так, что ли? Что ж, пусть. Но сейчас-то ты можешь сказать мне правду, наконец? С чего ты вбила себе в голову, что умираешь? Что тебя тревожит? Я имею право знать! Отвечай!
Смотрю на него растерянно, в полном шоке от этой внезапной вспышки гнева. Затем обхватываю себя за плечи и нервно кусаю губы, в нелепой надежде, что Лэйтон передумает продолжать разговор и просто уйдёт. Но он не уходит. Убрал руки в карманы брюк, задрал подбородок. Смотрит на меня внимательно и цепко сверху вниз и ждёт ответа.
– Я… – начинаю было, но осекаюсь.
Как сказать ему неприглядную правду о себе? Ему! Мужчине, которого боготворить готова! Хуже только если меня начнёт тошнить прямо у него на глазах! Вот, кстати, стоило подумать об этом – и пожалуйста.
Делаю глубокий вдох, пытаясь унять подступающий приступ дурноты. Наверное, это всё от волнения. Воздух по-утреннему прохладный, вкусный и свежий. Пожалуй, слишком свежий. Обхватываю себя руками за плечи, пытаясь согреться.
Лэйтон в пару шагов оказывается рядом. Отточенным движением снимает свой дорожный плащ и набрасывает его мне на плечи. Его плащ хранит аромат морозной свежести и тепло его тела и мигом согревает. Сразу становится тепло и уютно, хочется растечься подтаявшим пудингом, но строгий взгляд синих глаз моментально заставляет собраться.
– Я жду, – звучит требовательный приказ.
Сдавливаю виски, пытаясь сгрести разбежавшиеся мысли в кучу и что-то придумать, вот только в голову ничего не приходит. Но и Лэйтон не намерен отступать. Так и прожигает меня взглядом. Я этого не вижу, потому что стараюсь на него не смотреть, но чувствую.
Мне сказочно везёт, потому что за спиной раздаются шаги и чьи-то приглушённые голоса.
– Великий Жрец ясно дал понять, какой будет политика Его Императорского Величества в вопросе поступающих пожертвований, – звучит первый голос, который мне смутно знаком.
– Увы, мой друг, пока война не закончена, мы можем забыть о новых храмах и расширении, – отвечает ему второй.
Голоса приближаются. Мы с Лэйтоном оборачиваемся одновременно с тем, как двое показываются из-за поворота. Один из них – пожилой старец в белоснежной, как у всех здесь, мантии. Его отличает лишь массивный золотой символ трилистника, висящий на толстой цепи на груди.
А второй – мужчина средних лет в светло-сером костюме с дорожным чемоданчиком из коричневой кожи.
– Целитель Каритас! – выдыхаю с улыбкой.
Я видела его всего раз на первом приёме, который устраивал Лэйтон в поместье. Стихии, как же давно это было, как будто в прошлой жизни!
В тот раз мы едва ли перекинулись парой фраз, но этот человек с первых же минут расположил меня к себе и оставил в памяти самые тёплые воспоминания. От него исходила уверенность, спокойствие и внутренняя сила. Одно его присутствие заставляло поверить: всё будет хорошо!
Хотя ничего из того, о чём он говорил, не сбылось, никакая истинная любовь меня не спасла от угасания, но я всё равно была рада видеть его сейчас.
Быстро подхожу к вновь прибывшим, почтительно приседаю, склонив голову. По одеянию и символу на груди, я догадываюсь, что второй человек – кто-то из местной верхушки. Возможно, один из Старейшин.
– Леди Стилл? – Каритас явно удивлён. – Лорд Стилл? Хм. Позвольте представить вас старшему жрецу Обители Его Святейшеству Рудису Ордану.
– Ваше Святейшество, – Лэйтон оказывается рядом со мной, плечом к плечу и тоже склоняет голову.
– Лорд и леди Стилл, да прибудут с вами Стихии, – произносит старший жрец стандартную фразу, затем оборачивается к целителю. – Что ж, друг мой, буду ждать вас у себя в кабинете.
После того, как старший жрец удаляется, я подхожу к целителю ещё ближе и с улыбкой спрашиваю:
– Какими судьбами вы здесь?
– Встретился со старым другом в столице, Ордан убедил меня заехать к нему в Обитель, хотел, чтобы я взглянул на одного из послушников, чей недуг вызывает сомнения. А потом, собственно, я планировал навестить вас, леди Стилл, – его светло-серые глаза приветливо поблескивают за тонкими стёклами круглых очков, – и вашего супруга, разумеется.
Каритас кивает стоящему позади меня Лэйтону, лица которого я не вижу. Но слова целителя меня удивляют.
– Меня? – ахаю я.
– Ну, конечно, – легко соглашается он. – Чтобы убедиться, что всё в порядке. Сказать по правде, я в этом не сомневался с самого начала. А теперь, после письма леди Файерстоун…
– Ангелина вам писала? – шепчу испуганно, вообще перестав понимать что-либо. – Зачем?
Каритас улыбается кончиками губ:
– У нас с леди Файерстоун давняя дружба. Когда-то мне доводилось спасать ей жизнь, и не раз, – он бросает быстрый и осторожный взгляд мне за спину. – Сейчас она переживает за вас. Учитывая её не самые лёгкие первые роды в поместье Стилл, её понять мож…
– Прошу прощения, – Лэйтон встаёт рядом и властно приобнимает меня за плечи, в его голосе сквозит едва сдерживаемое раздражение, – что прерываю ваше милое общение, но причём здесь та история? Какое отношение всё это имеет к нам сейчас?
Я тоже хмурюсь и вопросительно смотрю на целителя. Солнце уверенно поднимается вверх и сейчас заливает золотистым светом весь внутренний дворик. В плаще Лэйтона тепло, но ещё теплее в его объятиях.
Кажется, я не могу думать сейчас ни о чём, кроме его руки, лежащей на моём плече, и незаметно для окружающих его поглаживающей. Заставляю себя собраться под пристальным взглядом целителя.