— Дочь не дочь, а бедного невинного человека не гоже держать за решеткой.
Алевтину выпустили, но до этого взяли показания у других свидетелей, которые провели с «подозреваемой» тот вечер, и через три дня Грета вместе с Алевтиной вернулись в Тверь.
Девушка не могла поверить своему счастью! И понимала, что если бы не Грета, то она бы вышла из тюрьмы очень нескоро.
Еще спустя пару недель Грета помогла Алевтине сдать выпускные экзамены в школе и получить аттестат.
— Надо учиться! — заявила бабушка. — Без образования ты ничего в жизни не добьешься.
— В медучилище пойду, — согласилась Алевтина. — Хочу стать педиатром и лечить детей.
— Умница, дочка.
Сентябрь в Твери в этом году выдался дождливым. Стоило появиться солнышку, как тут же набегали тучи, поливали старые кирпичные дома и превращали пыль в грязную кашицу.
Планы у Алевтины с Гретой были грандиозные: поклеить новые обои в двух комнатах, застеклить одно окно на кухне, купить кастрюлю и пошить два пальто. Оказалось, Грете в наследство от соседей досталась старая швейная машинка и несколько рулонов материи: тоже древней, но очень симпатичной.
— Тут на два пальто получится. Надо только теплый подклад купить.
— У меня еще где-то лисий воротник был, сейчас! — Грета полезла в шкаф искать его.
Последние три месяца они все делали вместе, гуляли, готовили еду, убирали, вели долгие беседы.
Алевтина представляла себе, как была бы прекрасна ее жизнь, если бы у нее с самого рождения была такая бабушка. Или мама. Если бы у нее с самого начала была такая жизнь! Кто-то скажет — бедно и в таких условиях, где нормальный человек не смог бы жить, но ей впервые было так хорошо! Разве есть еще большее счастье, чем встретить человека, который будет тебя любить любого, будет заботиться и переживать за тебя?
И Грета за это время поняла, что неправильно прожила жизнь. Ей непременно нужно было взять ребенка из приюта лет двадцать назад, поднять его, подарить ему всю свою нерастраченную любовь и помочь встать на ноги…
Все это счастье, вся новая прекрасная жизнь закончилась девятого сентября. Алевтина проснулась, а сердце Греты перестало биться еще ночью.
Впервые в жизни Алевтине не хотелось жить дальше. Она интуитивно искала шанс, чтобы зацепиться, чтобы не уйти за Гретой, потому что такие мысли у нее крепко зацепились в сознании, и очень скоро судьба ей подарила его: Алевтина узнала, что она беременна.
У девушки и мысли не возникло, что это может быть нежеланный ребенок. Даже если он и был от Ярослава. Она не испытывала к своему насильнику ненависти, тем более что его давно наказала сама жизнь. Конечно, она мечтала, чтобы малыш был похож на ее первого мужчину, которого она полюбила с первого взгляда. Но тут уже как Бог даст!
Алевтина переехала жить в общежитие при медицинском училище и собиралась опять начинать новую жизнь.
Только вот новая жизнь никак не спешила разделить с девушкой радости, а опять принесла горе…
Время искать
Давид был напряжен и взвинчен до предела и разговор с Алевтиной прошел жестко, даже агрессивно.
Это больше походило на допрос: его вопросы были четкие, лаконичные и безапелляционные. Когда он получил от нее всю информацию, он молча вышел из палаты и быстрым шагом направился к выходу, но вдруг остановился как вкопанный и несколько секунд не шевелился, обдумывая полученные факты.
— Дав… — тихо сказала Алена догнав его уже на лестнице.
— Я не верю ей… — так же тихо ответил Давид.
Алена растерялась. За ее плечами были и опыт, и возраст, да и вообще она редко ошибалась в людях, можно сказать, никогда не ошибалась. Но спорить с Давидом не посмела.
— Что ты намерен делать?
— Поеду в этот роддом и все выясню.
— Сам? Лично? Сейчас?
— Нет, конечно, уже поздно. Завтра утром. А пока пойду искать знакомых…
— Хочешь, я с тобой поеду завтра?
— Нет, что ты! А Настя? И Сашке ты сейчас очень нужна. Я сам легко справлюсь.
Алена подошла к нему ближе и хотела обнять или хотя бы похлопать по плечу, как доброго друга, но Давид резко выдохнул и быстрым шагом направился к выходу, даже не бросив ей скупое «пока».
Алена растеряно поплелась в коридор и присела на стул в ожидании Сашки.
Домой они вернулись поздно. Маленькая Настя уже вовсю сопела на кровати Алены под надзором няни.
— Я вот тут подложила подушки, чтобы она не упала во сне. Мне завтра приходить? — спросила няня.
— Да, если можете, к восьми. Нам нужно будет утром снова уехать.
Давид так и не позвонил: ни в этот вечер, ни утром. Сашка сказал, что в офисе он тоже не появлялся и на звонки не отвечал.
Не понятно почему, но Алена чувствовала себя виноватой. Она вдруг поняла, что Давид устал от них, от их проблем, от этих ужасных, просто чудовищных стечений обстоятельств.
И ей так хотелось его отпустить! Так хотелось, чтобы он зажил своей жизнью!
Они с Сашкой утром перевезли Алевтину в другую клинику. Аркадий Михайлович был рад видеть Алену. Он обнял ее как добрую знакомую и спросил, как поживает тот карапуз, который именно благодаря нему появился на свет двадцать два года назад.
— Как бы вам сказать, — ответил за маму Сашка. — Этот карапуз улетел сейчас к мужу в Читу, оставив уже своего годовалого карапуза бабушке.
Аркадий Михайлович рассмеялся:
— Жизнь бежит!
Сегодня Алевтина выглядела чуть лучше, бодрее, пару раз даже улыбнулась шуткам Сашки и поблагодарила их с Аленой.
Давид появился только к вечеру.
Алена была дома с внучкой, они устроились в гостиной на полу: строили пирамидки и домики из кубиков.
Он был невероятно зол.
— Я даже не знаю, как рассказать тебе то, что я пока нарыл! — он вскинул лицо к потолку, громко набирая в легкие воздух.
— Как есть, так и рассказывай! — Алена встала и подошла к нему ближе.
— Ребенок жив. Мой сын жив.
— Так это же здорово! — обрадовалась Алена.
— Да. Это единственная хорошая новость.
Давид сжал кулаки. Было видно, что он еле сдерживает гнев.
— Она бросила его. Прямо в роддоме. Убежала, оставив его одного, маленького, беззащитного… Он… — Давид снова сжал кулаки и тяжело задышал носом, стараясь сохранить спокойствие, — он родился без кисти… и она его оставила, а сама сбежала!
Мужчина сел на диван и, уже не в силах сдерживаться, заплакал, закрыв лицо руками.
Алена, ощутив острую беспомощность, не знала, что делать, что ему сказать, как его утешить. Она села с ним рядом на диван, нерешительно тронула за рукав, а затем, резко, как будто ее ошпарили, отдернула руку.
Как же сложна бывает жизнь! Ведь случаются ситуации, когда просто хочется подойти и обнять человека, поддержать, утешить, дать ему понять, что он не один. Но приличия или дурацкие страхи не позволяют этого. От обиды за то, что она не может себе позволить просто обнять родного человека, и оттого, что этому дорогому ее сердцу мужчине плохо, она тоже не сдержалась и заплакала.
Настенька испуганно посмотрела на них, потом подошла и погладила: сначала деда, потом бабу.
Теплая маленькая ручка родного человечка немного вернула Алену в настоящее, и она то ли спросила, то ли с утверждением произнесла:
— Как хорошо, что малыш выжил…
— Да. Но там произошла ужасная путаница с бумагами… Половина документов потеряна, я сейчас пытаюсь их найти… Там реально произошло что-то плохое, пока не могу понять что, они боятся раскрывать правду, но дело там явно нечистое. Я уже пообещал им, что никого не трону, если они найдут, куда распределили мальчика. Я объездил все дома малютки в округе, но в те даты никто не поступал. Конечно, я проведу еще более тщательное обследование, но пока результаты такие.
— Нужно, наверное, искать очевидцев… — тихо посоветовала Алена.
— Конечно, на них вся надежда. Уже ищем… было бы намного легче, если бы Алевтина во всем этом призналась… и все честно рассказала.
Настя снова погладила Давида по голове, он поцеловал ей пухлую ручку и сказал:
— Да я уже успокоился, милая, — и посмотрел на Алену. — Когда узнал, что ребенок выжил, а она сбежала — думал, убью ее! Как можно было оставить своего сына?
— То есть ты не веришь ей?
— Нет! А ты?
— Верю.
Он громко выдохнул:
— Как тогда все это произошло?
— Спрошу у нее завтра. Но я верю ей…
Давид немного расслабился, откинулся на спинку дивана и сказал:
— У тебя всегда была отличная интуиция. А если взять во внимание, что со мной в последнее время случаются такие странные и непонятные казусы, которые кроме как злым роком нельзя назвать, то, может, ты и права.
Следующим утром дом опять окунулся в шум и веселье, хоть и ненадолго: приехал из Питера Ванька, к нему присоединились и Сашка, и близнецы. Запахло выпечкой и кофе. Дети смеялись, веселились, обменивались новостями, спорили. Совсем беззаботно, как было много лет назад, когда еще их отец был жив и все они были так счастливы.
Жизнь снова побежала как ток по проводам, потекла как кровь по венам, забилась ручьем, зажурчала. Голубой шарик опять весело закрутился, день послушно сменил ночь, принося очередные проблемы, новые встречи, надежды, ожидания, тревоги.
К вечеру, правда, все утихло. Как будто жизнь выключили, как свет, и Алена осталась совсем одна. Но она уже знала, что выкарабкается. Ей бы только ночь продержаться, а днем она нужна детям и внучке.
На следующий день Алена снова поехала к Алевтине в больницу. Девушка была не рада ее видеть, разговор не поддерживала, отмалчивалась, а когда Алена начала спрашивать про ребенка, которого она родила девять лет назад, моментально озлобилась и даже заявила:
— Давайте мы не будем об этом говорить!
— Нам придется. Потому что ты нам сказала одно, а на деле получается совсем другое.
Алевтина присела на кровати и спустила ноги на пол, как будто собралась уходить.