— Даже тысячи людских жизней не равноценны жизни дракона. Чего стоят жалкие душонки каких-то крестьян? Они дешевле вчерашней пыли. Как ты смеешь ставить их мне в укор. Не пытайся убедить меня в своей правоте, глупая девчонка! — прорычал монстр, и голос его, отразившись от стен, загремел эхом по скрытым во тьме переходам пещеры. — И герцог, и барон поплатятся за все драконьи головы, что лежат в подвалах их замков. А ты умрешь у них на глазах, на пару со своей безмозглой сестрицей… Грегоф… Фретт…Они ведь придут сюда, придут совсем скоро…
— Придут, не сомневайся, — холодно ответила герцогиня, — Так что лучше отпусти нас! — она снова взглянула на отрешенное лицо Айви. — Что ты сотворил с ней?
— Забрал ее глаза, чтобы из года в год наблюдать за своим врагом, чтобы смотреть, как изо дня в день он становится старше и немощнее, как он дряхлеет и теряет свою былую силу, расплачиваясь за нее с Хоу. О, да! Хоу коварна, и победы, одержанные с ее помощью, не приносят радости. Я многое увидел, поработив разум твоей пустоголовой сестрицы. Сделать это было несложно, чего еще ожидать от простолюдинки?
— Простолюдинки? Как ты смеешь оскорблять дочь барона?
— Дочь барона… — Гвенделайн засмеялся скрипучим, злобным смехом. — Я тоже так думал и потратил несколько лет на то, чтобы одурманить разум твоей глупой сестрицы — любимой дочери Эдинширского барона. Каково же было мое разочарование, когда я понял, что околдованная мною девка, хоть и дочь баронессы Клодины, но отец ее вовсе не Грегоф.
— Значит, это ты заставил ее отказаться от свадьбы? — тихо спросила ошарашенная новостью Энви. — Чтобы женою твоего врага стала настоящая дочь барона Эдинширского…
— Да, — прошипел собеседник, — именно так. И теперь они оба — Фретт и Грегофф — сперва потеряют то, что им дорого, а потом лишатся своих никчемных голов.
***
…Это случилось почти двадцать лет назад, когда драконы наконец оставили в покое Эдиншир и отступили на юг, в Меримос, Эйн и Тэсс. Тогда от клыков безжалостного Кэролайна погиб тэсский герцог, чьи земли перешли по наследству его сыну, юному Фретту. Тот, хоть и был еще совсем мальчишкой, сообразил, что без существенной помощи со стороны не сумеет защитить разоренное чудовищами герцогство, и обратился за подмогой к Грегофу.
После долгих раздумий, барон согласился. Нельзя сказать, что такое решение далось ему легко, ведь именно тогда он, охваченный эйфорией славных побед и предвкушением новых свершений, впервые столкнулся с последствиями рокового договора, заключенного с коварной богиней дикого юга. Тогда он без памяти влюбился в красавицу Клодину, стал ее мужем, но вместо долгожданного тепла получил лишь холод, а вместо любви — сдержанное, безразличное презрение. Именно тогда, после свадьбы, Грегоф начал понимать, как же сильно он просчитался, как дорого заплатил за обретенную силу Хоу…
Осознав, что никогда не сможет завоевать любовь Клодины, Грегоф смирился с несговорчивостью жены, да и душу его теперь терзали совсем иные раздумья. Он вспомнил про страдания и беды, обещанные Хоу, и понял с ужасом, под какой страшный удар подставил своих будущих детей. Барон решил обмануть богиню и закрыть свое сердце на замок. Он помнил ясно — Костеногая обещала беды лишь тем, кого он полюбит, значит, нужно оставить любовь под запретом — навсегда…
Когда родилась Энви, Грегоф покинул Эдиншир, отправившись в очередной поход. Он старался как можно меньше видеть дочь, пытаясь всеми силами не полюбить, не привязаться к ней. Пусть лучше так, чем смотреть, как твое дитя настигает неминуемая расплата за твой собственный роковой проступок.
Потом появилась Айви, и Грегоф вздохнул спокойнее. Ведь Айви родилась не от него. По всем законам чести, барон должен был сгореть от позора, но, вопреки всему, он ликовал — ведь Айви оказалась тем самым существом, которое он не побоялся полюбить. Чужая дочь — которую как будто и не жалко, чужая кровь, которая (он искренне на это надеялся) защитит девочку от страшной расплаты…
…Грегоф согласился помочь Фретту. Для себя он решил тогда две вещи: во-первых, этот поход станет для него последним, после чего с драконоборчеством будет покончено; во-вторых, за помощь он потребует с Фретта достойную плату — обещание взять в жены одну из его дочерей.
Фретт согласился. Вместе с Грегофом они одолели могучего Кэролайна, потом разделались с его братом Теодорисом. Хитрый дракон, почуяв приближающуюся гибель, отступил на север, пытаясь спрятаться в запутанных пещерах Снежногорья, но Грегоф знал — живым такого врага оставлять нельзя.
Молодой герцог и барон отправились следом за драконом и одолели его, загнав в один из тупиков Снежногорских пещер.
Фретт спешил покинуть неуютное, страшное подземелье, но осторожного Грегофа терзали недобрые предчувствия, и, на свой страх и риск, он решил осмотреть пещеры, дабы убедиться, что больше в них никто не прячется.
В одном из дальних гротов барон нашел, то, что искал — совсем юного дракона, которого старшие сородичи сохранили от людских глаз.
Грегоф навсегда запомнил ту встречу. Серые стены грота освещала пара длинных лучей, проникших сквозь отверстие на потолке. На припорошенном песком полу возился дракончик — совсем маленький, не больше борзой. Его тело покрывали полупрозрачные пластинки еще не окрепшей брони, а огромные глаза сияли расправленным золотом. На тонких конечностях барон насчитал по шесть пальцев — признак наследника рода Шести Ветров.
Грегоф смотрел на детеныша, а тот, не замечая присутствия человека, играл — катал по полу обглоданную человеческую голову. По всему дракона нужно было убить, но в тот момент рука барона налилась тяжестью, и ладонь вспотела, предательски скользя по рукояти меча…
— Что же вы ждете, барон?! — оклик подоспевшего Фретта вернул Грегофа к реальности. — Он не должен уйти живым!
От неожиданности дракончик подпрыгнул на всех четырех лапах и уставился на людей испуганно и удивленно. Глядя в его невероятные золотые глаза, Грегоф оцепенел, не в силах двинуться или пошевелиться.
Пока барон стоял, тупо таращась на удивительного детеныша, Фретт выхватил меч и двинулся к дракону. Тот испуганно зашипел и попятился к узкому темному лазу в дальней стене, все быстрее и быстрее. Понимая, что враг уходит, Фретт размахнулся и швырнул в него свое оружие. Острый клинок пробил слабую броню юного дракона и вошел ему в бок, окрасив алыми брызгами радужные тонкие чешуйки. Зверь взвизгнул отчаянно и, собрав последние силы, нырнул в спасительный проход.
— Ушел, — Фретт разочарованно взглянул на барона.
— Он не выживет, — успокоил Грегоф. — Мы завалим выходы из пещер камнями так, что ни одно живое существо не выскользнет наружу…
…. Прошло много лет, многое забылось, но когда после долгих и безуспешных поисков Айви Грегоф увидел на земле шестипалый драконий след, он понял, что прошлое нельзя завалить камнями, а долг Хоу еще не возвращен до конца…
***
Возлюбленный был так прекрасен. Наконец-то Айви могла вдоволь им налюбоваться. Она смотрела во все глаза, но мужественная фигура таинственного друга расплывалась в сумраке, а черты лица, которые Айви безумно хотела рассмотреть и запомнить, были какими-то смутными, сумбурными. Разглядеть отчетливо получалось лишь глаза, те самые, золотые, самые прекрасные на свете…
Он что-то говорил Энви, и Айви не могла разобрать слова, и не могла вспомнить, как все они оказались в этой пещере. Она прислушивалась, но слова Возлюбленного лились дождем, журчали, баюкали, отрывая от реальности, топя в мягком мраке. «Зачем он говорит с Энви? О чем? Что мы делаем тут? Что происходит?» — мысли путались в голове Айви, спонтанные, ленивые, тело не слушалось, костенея в колдовском ступоре.
Он все еще говорил, перед Ним расплывалась мутным пятном Энви. Она тоже что-то говорила, но ее слова звучали в ушах Айви каким-то невнятным бульканьем. И что-то было не так…
С невероятным усилием баронесса скосила глаз. Из темного прохода мимо нее ползло нечто худое и вытянутое. Зрение вмиг сфокусировалось, очерчивая зеленым тусклым светом страшные костлявые челюсти-пилы, усеянные острыми квадратами мелких зубов.
Айви хотела закричать, предупредить Его об опасности, но вместо крика из ее рта донеслось лишь сдавленное невнятное мяуканье — губы и язык словно парализовало. Он услышал, но, похоже, поздно, страшная тварь метнулась стремительно и кинулась ему на грудь, впиваясь в горло зубами…
Айви завизжала, и ступор вмиг отпустил ее. Мысли прояснились, а со всех сторон навалилась тьма. Сначала в ноздри ударил запах металла, к нему тут же добавился еще один, такой, что исходит от крупных хищников — смесь псины, мускуса и крови…
Тело Возлюбленного на глазах разошлось в стороны, растянулось, становясь огромным и бесконечно длинным. Его череп вздулся, растягиваясь в стороны жуткой клыкастой пастью, позвоночник прорвал кожу, ощетинившись частоколом шипов, бока замерцали узорчатыми пластинами роговой брони….
Айви не могла кричать, оттого что в горле моментально пересохло. Она онемела от ужаса, ведь прямо перед ней извивался и шипел дракон. Тощая тварь все еще висела на его шее, но теперь перевес сил был явно не на ее стороне. Дракон стянул врага когтями, свалил на землю и подмял под себя.
— Айви, бежим! — раздался над ухом голос сестры. — Пока они дерутся, бежим!
Теплая рука Энви сомкнулась на запястье баронессы. На ходу приходя в себя, Айви понеслась со всех ног в темноту. В ее голове билась единственная мысль: «Что происходит? Как я попала сюда? Откуда здесь Энви? Какой кошмарный, жуткий сон!»
***
Они бежали по темному переходу, натыкаясь на стены и спотыкаясь о куски разбросанного по полу известняка. Слабый зеленый свет то и дело выхватывал раскрывающиеся по сторонам черные дыры проходов.
Сердце Энви бешено колотилось, подпрыгивая в груди в такт шагам. Она не представляла, куда выведет их с сестрой подземный коридор и от этого с каждым новым поворотом ей становилось все страшнее. Остановиться она не могла, позади в большом гроте надрывно и свирепо ревел дракон. Тория задержала его, дав беглянкам фору, но одолеть могучего зверя она не могла при всем ж