— Что ты сказал, повтори, — недоверчиво выдохнул Фретт, но меч все же опустил. — Хочешь сказать, Энви жива?
— Я сказал, что не убивал ее, — медленно повторил дракон, — так что выбор теперь за тобой. Можешь убить меня, а потом до конца жизни искать свою ненаглядную в подземных катакомбах, а можешь отпустить — и я скажу, где сейчас твоя Энви…
— Я убью тебя, подлый змей, а жену отыщу сам! — сурово решил герцог, на что Гвенделайн лишь усмехнулся насмешливо и высокомерно:
— Не найдешь, никогда не отыщешь! Так что решай, герцог, решай! Жизнь, или смерть, кара или прощение, что ты выберешь?
***
Энви пришла в себя. Вокруг не было ничего, кроме абсолютной, душной темноты. А еще были шаги, твердые и уверенные, хоть и едва слышные. Мягкие баюкающие покачивания колыхали густую тьму — кто-то нес герцогиню на руках, и у нее не возникало сомнений, кто это был.
— Ты отыскал меня… О, Фретт, — шепнула она пересохшими губами и вновь провалилась в небытие….
Очнулась она уже под открытым небом, опьяненная холодной свежестью воздуха широко открыла глаза, встречаясь взглядом с мужем.
— Фретт, — ее губы разомкнулись с трудом, иссушенные растрескались в уголках, засочились рубиновым кровавым бисером. — Ты пришел… Ты забрал меня…. Скажи мне, что это не сон. Пожалуйста, скажи…
— Тише, не трать силы, лежи, — горячая ладонь мужа легла на ее лоб, успокаивая и согревая.
Энви не послушалась, в памяти живо нарисовался разъяренный Гвенделайн, крушащий камни, заставляющий земную твердь стонать и ломаться, будто кусок черствого хлеба. Она с трудом села,
— Дракон, Фретт, он был там, под землей! Он сказал, что убьет тебя и отца. Надо бежать отсюда скорее….
— Не убьет, Энви. Он никого не убьет, — герцог, устало погладил жену по волосам и, ловя себя на лжи, отвел взгляд.
Энви, кажется, этого не заметила, ведь Фретт произнес последнюю фразу с напускной уверенностью, не желая сообщать жене, что дракон остался в живых. В глубине души его все еще терзали сомнения, не зря ли он купился на уговоры хитрого Гвенделайна. Рука герцога, твердая, словно камень, все еще была напряжена, будто до сих пор сжимала меч.
Осознав, что опасность миновала, Энви встревожено вскинула голову и попыталась подняться, но, вскрикнув от боли, сжалась в комок. Искромсанное камнями тело отказывалось слушаться:
— Надо найти Айви — она выбралась наружу и должна была спастись, — процедила сквозь зубы девушка, стараясь удержаться от всхлипов.
— Мы отыщем твою сестру. Обязательно, — пообещал Фретт, заботливо поднимая жену на руки. — Тебе срочно нужен доктор…
***
Стоя на открытой террасе Энви смотрела как несутся по небу невесомые кудрявые облака. Лазурная даль светлела у земли, сходясь на горизонте с лохматой щеткой густого леса, в котором, радуясь солнцу и теплу, заливался веселыми песнями дружный птичий хор.
Весна. Настоящая, не календарная. Энви казалось, что она не дождется этой весны никогда, но теперь, стоя на балконе и по-кошачьи жмурясь от озорных солнечный лучей, играющих с облаками в прятки, она радовалась новому дню и на душе ее было спокойно и тепло….
Утром она проснулась рядом с Фреттом. А перед этим была прекрасная ночь — из тех ночей, после которых по утрам совершенно не хочется вылезать из постели, проснувшись. Хотя, проснувшись — сильно сказано. Просыпается, ведь, тот, кто ночью спал?
Эта ночь была не такой, как обычно, и сладкие воспоминания крутились в голове Энви путаным цветастым хороводом. Фретт… Он вел себя с ней так нежно… Руки его, обычно жесткие и грубые, касались бережно, словно тело жены было сделано из хрупкого стекла. Его поцелуи опаляли кожу всполохами огня, а глаза смотрели прямо в душу обезоруживающе, требовательно и искренне — с той настоящей, долгожданной искренностью, которой так не хватало супругам с самой первой их встречи, с самого начала их непростой совместной жизни….
…Фретт поднялся первым. Он оставил жену в постели — пусть отдыхает после горячей ночи. Однако, обнаружив, что в Тэсхолл явился гость, герцог поспешно отправил к Энви Марто, сообщить, что приехал отец — барон Грегоф.
Обрадованная новостью герцогиня поспешила в гостевой зал — просторное помещение с открытой смотровой террасой, и там, предвкушая долгожданную встречу, принялась ждать.
Когда за спиной раздались шаги, сопровождаемые тихим кашлем, герцогиня обернулась и со всех ног бросилась навстречу черноусому мужчине с резной тростью в правой руке.
— Здравствуй отец!
Дочь подбежала к барону вплотную, и как вкопанная остановилась рядом, не решаясь обнять, даже коснуться. Грегоф тоже замер, по старой привычке держа дистанцию и стерев эмоции с лица. Он молчал, с душевной болью вглядываясь в лицо дочери.
— Отец… — Энви нарушила молчаливое созерцание первой и, забыв о привычном официозе, обняла барона за шею. — Я так скучала. Как там мама? Как Айви?
— Айви пришла в себя, повеселела, только спит иногда плохо — говорит, кошмары терзают.
— Бедная Айви… — герцогиня вздохнула, сочувствуя, а потом серьезно посмотрела барону в глаза. — Там, в пещере, дракон рассказал мне кое-что… — она сделала паузу и, собравшись духом, продолжила. — Отец, я прошу тебя, пусть Айви никогда не узнает про то, что она…
— Не моя дочь? — барон бережно погладил Энви по щеке. — Не скажу, обещаю. Ты прости меня за холод, на который я тебя обрек с детства. Я ведь всю жизнь боялся Хоу. Когда-то в молодости я думал, что власть и сила — это высшее благо, которого только может достигнуть человек. Я думал, что семья — это само собой разумеющееся и для нее лишние чувства не нужны, а если и нужны, то ими можно пожертвовать. Как же я был наивен тогда, и как дальновидна была Хоу. Дальновидна, беспощадна и жестока.
— Может она и жестока, — не согласилась Энви, — но не беспощадна. Лишь милостью Костеногой Богини мы с Айви смогли выжить и бежать из драконьего плена.
— Милостью? — в тяжком взгляде барона Эдинширского мелькнул страх.
— Хоу послала свою торию, чтобы она задержала дракона.
Выслушав это, Грегоф вздохнул тяжело и обреченно посмотрел на дочь:
— Закончив с драконоборчеством, я искренне надеялся, что договор с Хоу разорван, а теперь, значит, она коснулась своей «милостью» тебя — по наследству будто.
— Пусть так, — Энви решительно тряхнула волосами. — Я не боюсь. Раз такова моя судьба, я приму ее и докажу Костеногой Богине, чего стою. Я поняла уже: Хоу любит пугать и испытывать, а когда не поддаешься страху — она помогает.
— О, Энви, — Грегоф позволил себе обнять дочь и прижал ее к груди. — Велика бывает плата за такую помощь! Будь осторожна, моя маленькая Энви…
…Когда Гвенделайн похитил сестер, барон проделал уже половину пути в герцогство. Прибыв в Тэссхолл, он издал вздох облегчения — обе его дочери были спасены. Фретт рассказал своему былому соратнику обо всем, что произошло в пещерах под берегом Чернолики. Весть, что Гвенделайн выжил, омрачила радость барона, но в глубине души Грегофа нарастало понимание того, что все вышло верно — так, как оно и должно было случиться…
Забрав с собой Айви, Грегоф вернулся в Эдиншир. Тревожить израненную и ослабевшую после похищения Энви он не стал, лишь один раз украдкой заглянул в ее покои.
Он вновь отправился в Тэсс через месяц, получив от гонца новости, что дочь окончательно поправилась и чувствует себя хорошо. Грегоф обещал Энви этот визит, да и соскучился слишком сильно, чтобы прикрывать собственные эмоции дипломатическими банальностями. Грегоф хотел увидеть Энви, просто потому, что безумно по ней соскучился. И пусть визит получился недолгим, встретившись, отец и дочь не могли наговориться друг с другом.
Энви расспрашивала Грегофа обо всех новостях Эдиншира, о здоровье сестры и матери, о слугах, соседях, о весенней погоде и даже о том, какие цветы первыми расцвели на лугах и в лесу. Она просила отца чаше навещать ее, и сказала, что в ближайшее время непременно отправится на родину сама…
Вместе с Фреттом Энви проводила отца до ворот Тэсхолла и долго смотрела ему вслед. Когда картеж барона растворился в зеленой дымке весеннего леса, герцогиня почувствовала, как сильная рука опустилась на ее плечи, притянула к себе, обняла, словно стеной отгородив от окружающего мира. Энви прижалась к мужу, наслаждаясь ощущением тепла и защищенности. Она окинула взглядом широкую грудь и волевое лицо супруга, едва заметно улыбнулась, наблюдая, как путаются в его развитых легким ветерком волосах озорные лучи весеннего солнца.
Энви смотрела на Фретта и думала: пройдет время, забудутся обиды, смилостивятся боги, отступят искусители и враги, а любовь останется — ведь будет любовь. Ведь во что бы то ни стало, обязательно, она сможет его полюбить.