– Я… э…
Встряхиваю ее за плечи.
– Полина Матвеева!
– Да. Я поняла. – Морщит лоб Алёна.
– Мы тут с ней столкнулись в парке несколько раз. – С жаром объясняю я. – Две недели назад, когда она гуляла с подругами. Потом еще неделю назад, когда каталась на роликах, и вчера, когда она покупала мороженое. Ее карточку никак не хотел читать терминал, и я предложил помощь: оплатил ее шоколадный рожок, и знаешь что?
– Что?
– Она. Мне. Улыбнулась!
– Вау. – Без эмоций произносит подруга.
– Что значит «вау»? – Пародирую я ее скорбный тон. – Это «уа-а-ау»!
– Ты серьезно сейчас радуешься, что тебе улыбнулась какая-то девчонка?
– Какая-то?! – Не верю я своим ушам. – Лёля, это самая горячая девчонка в нашей школе! Она мне улыбнулась, прикинь! А это сигнал. Точно тебе говорю. Девочки не улыбаются просто так, и ты бы только видела, как она на меня посмотрела!
– И давно ты стал экспертом по девчонкам? – Хмурится Алёна.
– Эй, ты должна радоваться за меня. – Напоминаю я. – У меня не было секса уже семнадцать с половиной лет! Если кто-то из парней узнает об этом, это будет позорище. Мне срочно нужно наверстывать!
– Так это всё из-за секса?
– Блин, нет! – Взрываюсь я. – Ты опять забыла, что парни мыслят совсем по-другому. Я имею в виду… ну, это же здорово, что Полина привлекает меня во всех смыслах, да? Она мне нравится, и я ее хочу, и одно другому не мешает, и…
– Так. Стоп. – Алёна кладет мне ладонь на грудь. – Ты только что сказал, что влюбился.
– Да. – Радостно подтверждаю я.
– Или ты увлечен идеей лишиться девственности, и Полина, как бы это сказать… м-м, подходящий вариант?
– И то, и другое.
– Ясно. – Она поджимает губы.
– Что?! – Выпаливаю я, видя, что подруга отводит взгляд.
– Ничего. – Отвечает Лёля. – Просто мне трудно понять, я же девочка.
– Все время забываю об этом. – Хмыкаю я.
Она сдавленно вздыхает.
Теперь приходит моя очередь хмуриться. Я искренне не понимаю, что сделал или сказал не так, и чем огорчил ее.
– Алён? – Касаюсь ее локтя, заставляя взглянуть на себя.
Подруга поворачивается. В ее глазах – осуждение. Непонимание, неверие – не знаю, какая-то такая эмоция, которую мне трудно понять.
– О’кей. – Вздыхает она. – Полина тебе улыбнулась. Допустим, это что-то значит.
– И я влюблен в нее. – Добавляю я. – Буквально по уши.
– По уши. – Вторит мне Алёна. – Хорошо. Пусть так. А как быть с тем, что у нее есть парень?
– Парень! – Фыркаю я.
– Дима. – Сыпет мне соль на рану подруга. – Помнишь его? Высокий такой. Брюнет. Плечи шире твоих раза в два.
– Тот тупой спортсмен? – Морщусь я.
– Он не создает впечатление тупого. Как раз наоборот.
– Все спортсмены тупые.
– Они с Матвеевой учатся в одном классе. И начали встречаться почти сразу, как Полина перевелась в нашу школу. – Продолжает издеваться Алёна. – По-моему, у них все хорошо, и я даже, кажется, видела, что она выкладывала в соцсетях их совместное фото пару дней назад.
– Она мне улыбнулась! – Вспыхиваю я.
– О-о! Это, конечно, все меняет. – Усмехается подруга. – Ты купил ей мороженое, Никита! Конечно, она тебе улыбнулась!
– Полина будет моей, не веришь? – Злюсь я.
– Прости, конечно, но где ты, и где она. – Качает головой Лёля. – Самая популярная девочка школы и разгильдяй, который даже не целовался еще ни с кем ни разу.
– Я добьюсь ее. Она будет со мной встречаться. – Говорю я твердо.
– А Дима? – Приподнимает бровь подруга. – Думаешь, он добровольно отдаст ее тебе?
– Ты меня недооцениваешь. – Заявляю я уже не так уверенно, как пару секунд до этого.
Мысль о том, что парень Полины выше и здоровее меня, заставляет немного сомневаться в собственных силах.
– Мечтай-мечтай. – Подтрунивает Алёна.
– Ой, Алёшка! – Взвизгивает моя мать, внезапно появляясь на пороге берлоги.
Лёля спрыгивает с дивана и несется к ней. Они обнимаются, как мать и дочь, и это единственное, к чему я так и не смог привыкнуть за эти годы, ведь со мной мама обычно ведет себя гораздо сдержаннее. У нас вообще непростые отношения, если честно, и я не особо распространяюсь среди друзей на этот счет, только Алёнка в курсе того, как мы живем.
– Как поездка? Как Карелия? Как там погода? Как папа? – Мать засыпает Лёлю вопросами, и та старательно отвечает на каждый.
Пока они общаются, я еще раз бросаю взгляд на экран телефона, где до прихода подруги рассматривал фотографии Полины в соцсетях. Алёна может думать, что угодно, но эта девушка будет моей. Иначе я не Никита Высоцкий.
– Пойдем, скорее, в дом. – Мама выталкивает Алёнку из сарая. – Я накормлю тебя домашней лазаньей!
– Ты заказала ее в ресторане. – Напоминаю я.
Сегодня к матери приходил очередной ухажер, поэтому мне пришлось тусоваться в берлоге. Видимо, на лазанью у них совсем не было времени, раз блюда осталось достаточно для того, чтобы угостить соседку.
– Какая разница? – Мать бросает в меня осуждающий взгляд. – Это хороший ресторан, и мы прекрасно знаем владельцев, они – порядочные люди!
– Просто не говори, что лазанья домашняя. – Рычу я. – Алёна знает, что ты не готовишь.
– Он в последнее время в отвратительном настроении. – Шепчет она на ухе Лёле. – Гормоны!
– Мам.
– Идем, – игнорируя меня, она буквально выталкивает Алёну из сарая. – Там достаточно еды, чтобы мы с тобой объелись до одури, и еще останется немного, чтобы ты взяла с собой. Наверное, твой отец устал с дороги? Я заверну ему лазанью.
Провожая их взглядом, я почему-то думаю о том, что Андрей Владимирович, отец Алёны – единственный, с кем не спала в этом городе моя мать. И странно, что она до сих пор не пыталась переступить эту черту. Совсем не похоже на нее.
– Ты идешь? – Оборачивается Лёля.
– Да. – Кивнув, я плетусь следом.
– Малыш обожает лазанью. – Хихикает мама.
Она знает, что эти слова меня взбесят, и делает это специально.
– Малыш вообще ест все, что не приколочено. – Усмехается Лёля. – Растущий организм.
Злюсь на них обеих и все равно иду в дом. Это же, блин, лазанья!
1.3
– Дочь! – Папа окликает меня с кухни, когда я вхожу в дом.
Честно говоря, надеялась, что он уже спит. Все мои силы ушли на то, чтобы вести себя, как ни в чем не бывало, после того, как Никита огорошил меня новостью о влюбленности в Полину, и теперь я без сил. Изображать из себя счастливого подростка еще и перед отцом – задачка «со звездочкой».
– Это ты? – Доносится до меня его голос.
– Я. – Отвечаю ему. И, сделав глубокий вдох, вхожу на кухню. – Это тебе. – Под его внимательным взглядом ставлю на стол стеклянную емкость с лазаньей. – От Марины с теплыми пожеланиями.
– О-о. – Задумчиво тянет он, глядя на блюдо, затем чешет затылок. – Так мило.
– Она – чудо, правда? – Сдавленно комментирую я.
– Точно. – Его кадык дергается. – Э… к-хм, я сделал нам горячие бутерброды, будешь?
– Не-а. – Мотаю головой. Мне сейчас кусок в горло не полезет. – Объелась лазаньей.
Это почти правда. Съесть кусочек без малейшего желания – тот еще подвиг. Известие о том, что мне не стоит надеяться на взаимность, начисто отбило аппетит.
– Как там Никита? – Спрашивает папа.
У меня перехватывает дыхание. Отчего-то снова так больно, будто корова лягнула под дых.
– Лучше всех. – Выдавливаю я, переведя взгляд на холодильник.
Как назло, на глаза попадается серия магнитов со снимками, которые мы делали прошлой осенью: вот мы с Высоцким обнимаемся на пляже, вот корчим забавные рожицы на камеру, а вот я сижу у него на плечах и весело смеюсь, а он поддерживает меня за бедра. И никому и в голову не приходило, что это прикосновение может казаться двусмысленным. Еще бы – мы же с ним братаны, или как он сегодня сказал? Что все время «забывает о том, что я девчонка». Да уж, веселого мало.
– Ты чем-то расстроена? – Папин голос заставляет вздрогнуть.
– Что? Я? – Пожимаю плечами, придумывая ответ. – Нет. Просто… – Поворачиваюсь к нему, натянув на лицо беззаботную улыбку. – Просто завтра последний день перед торжественной линейкой, и нужно столько всего успеть. Купить тетрадки, ручки, обложки, получить учебники в школе… А еще нужна новая форма.
– Ты знаешь, где лежит моя карта. – Улыбается папа. – Возьми подружку, и посвятите завтрашний день шопингу. Как только закончите с покупками, побалуйте себя походом в кафе. – Он подходит ближе и обнимает меня за плечи. – Точно все хорошо?
– М… да. – Отвечаю я, с трудом протолкнув слюну в пересохшее горло.
– Высоцкий что-то натворил? – Будто читает мои мысли отец.
И мое сердце падает. Я боюсь разреветься у него на глазах и сильно стискиваю челюсти.
– Никита тут ни при чем. – Вру я.
Папа и так настороженно к нему относится после того школьного вечера, с которого Высоцкий притащил меня на руках. Считает, что это он напоил меня, и вообще – мне стоит держаться подальше от испорченного мальчишки, который оказывает на меня дурное влияние. Хотя, уверена, в глубине души отец знает, что Никита и мухи не обидит, он не такой, и наша многолетняя дружба тому только подтверждение.
– Ладно, отправляйся спать. Кажется, ты просто устала.
– Наверное. – Отвечаю я.
Целую его в щеку, пряно пахнущую одеколоном, и спешу наверх, к себе в комнату.
Чемодан уже стоит у кровати, папа его поднял. Но у меня нет сил разбирать сегодня свои вещи, у меня вообще ни на что уже не осталось сил. Этот вечер измотал меня, вывернул наизнанку.
Я подхожу к окну и смотрю на вечерний город. Вдали в сумерках серебрится море, и на его поверхности виднеются смутные очертания севшего на мель ржавого сухогруза. Он накренился, и торчит наполовину из воды, словно моля кого-то невидимого о помощи. Корабль видно только с этой точки, из моего окна, и я невольно ловлю себя на мысли о том, что не могу посчитать, сколько раз Никита поднимался ко мне в спальню, чтобы посмотреть на него.