– Нет. – Честно отвечаю я.
В горле встает большой ком.
– Она не приезжает и не звонит?
– Нет. – Тихо говорю я и пожимаю плечами.
– И ты… не пыталась с ней связаться?
– Не-а. – Я сглатываю горечь и делаю глубокий вдох. – Если ей не нужно, то зачем это мне? Вымаливать крохи внимания и любви? – Я шумно выдыхаю. – Можно ждать бесконечно, можно унижаться и просить, но некоторые люди просто не способны тебя полюбить.
На моем лице улыбка, на лице Ксени – ужас.
– А если она позвонит сама?
– Я отвечу.
– А если захочет увидеться?
– Пусть приезжает. – Я пожимаю плечами. – На самом деле, я не злюсь на нее. И не жду. Ее как будто просто нет в моей жизни. Она – кто-то чужой для меня, кому я безразлична.
– Как же это больно. – Лоб Ксени покрывается складками-морщинками.
– Да писец! – Взрывается Тая. – Для меня эта тема вообще какой-то страшный триггер! А Аленыч всегда так спокойно об этом говорит!
– Просто я все это уже пережила внутри себя. – Объясняю я, раскладывая помидоры на заготовке для пиццы. – Ждала, плакала ночами, звонила, спрашивала, надеялась, а потом отпустила. – Я споласкиваю руки под холодной водой и оборачиваюсь к девочкам. – На самом деле, мне очень повезло. У меня замечательный отец, он дает мне столько любви, что я не чувствую себя ущемленной. И мое детство… оно тоже не было ущербным. Мы с Высоцким каждый день куролесили так, что мне некогда было страдать по маме: стреляли из рогатки, гоняли в казаки-разбойники, исколесили на великах весь берег, взрывали петарды, воровали абрикосы, лазали по деревьям, прыгали с гаражей – всего не перечислить. Мы веселились от рассвета до заката и возвращались домой уставшие, голодные и чумазые, точно беспризорники. А мать Никиты всегда принимала меня как родную. Так что…
Тая с разбегу врезается мне в грудь и крепко обнимает. Слышно, как она шмыгает носом – надеюсь, это не сопли промочили только что насквозь все мое плечо. Ксеня подходит и обнимает сразу нас обеих.
– Какая же ты крутая, Аленка. – Пищит Тая.
Нет, это точно сопли.
– Почему?
– Я бы обозлилась на мать. Ужасно бы обозлилась. – Говорит она, вытирая лицо об мой рукав. – Мне твою хочется задушить голыми руками!
– Лучше используй свои голые руки для того, чтобы натереть сыр, плакса. – Улыбаюсь я.
Они с трудом от меня отлипают. Я вижу, что у обеих девчонок красные от слез глаза.
– Так. Пиццу теперь можно не солить, да? – Хмыкаю я. – Она вся в ваших слезах! Давайте, вытирайте их, пока парни не увидели и не решили, что я подливаю отцовский коньяк вам в какао.
– Кстати, насчет коньяка. – Закусывает губу Ксеня, выглянув в коридор. – Леха спалил, где он лежит, и, кажется, они уже мешают его с колой.
– Папа меня убьет! – Взвизгиваю я. – Он же коллекционный!
– Поздно.
– Да, ладно. Отстань от них. – Хлопает меня по плечу Тая. – Я попрошу завтра старшую сестру купить такой же, и мы поставим его в шкаф. Твой отец ничего не заметит.
Я хмурю брови, глядя на след от муки на своем плече.
– Ой. – Хихикает подруга.
– Кстати, что насчет вечеринки у Кощея завтра? Вы решили, пойдете или нет? – Спрашивает Ксеня, наклоняясь на стол. – Тебе, Аленка, даже отпрашиваться не надо, а ты, Тая, можешь сказать, что ночуешь у нее. Я скажу то же самое, и можем пойти все вместе.
– Леха тебя пригласил?
– Ага. – Краснеет она.
– Я не знаю. – Честно говорю я. – Можете сказать, что ночуете у меня, а я вас прикрою, но вряд ли мне будет интересно среди этих выскочек, с которыми я даже не общаюсь.
– Никита тоже пойдет. – Говорит Ксеня, понизив голос. – Из-за Полины. Так что ты обязана быть там.
Как бы мне ни хотелось, но я заметно поникаю.
– А в чем смысл?
– Смысл в том, чтобы затмить там всех. – Шепчет Тая. – Пусть знает, кого потерял.
– Пусть знает, что ошибся с выбором. – Поддерживает ее Ксеня. – Увидит, что все парни глаз с тебя не сводят, и с ума сойдет от ревности!
– Я помогу с макияжем! – Выпаливает Тая.
– А я с одеждой! – Потирает ладони Ксеня.
– У меня есть крутые серьги!
– А я принесу фен и средства для укладки!
Они прыгают вокруг меня.
– Шпильки!
– Бижутерия!
– Эй, – я поднимаю руки, – а меня не спросите? Я, вообще-то, сказала, что не собираюсь идти!
– Да кто тебя спрашивает! – Затыкает мне рот Таисия. – Пойдешь, конечно!
– У меня есть новые чумовые духи! – Визжит Ксеня.
– А у меня та помада из рекламы, которая преломляет свет как голограмма!
– А с меня маникюр!
– О. Боже. Мой. – Стону я.
Мне конец.
9.2
Я просыпаюсь резко, словно от испуга. Поднимаюсь на постели и потираю глаза, пытаясь понять, который час, где я, и что происходит. Вокруг темно. Очертания комнаты медленно прорисовываются перед глазами. Это гостиная Красновых, и я не в своей постели. Я на их диване, и на мне все еще вчерашняя одежда. Мать меня прибьет!
Я достаю из кармана телефон. Половина второго ночи, и три пропущенных от нее.
Подсвечивая телефоном пространство комнаты, я пытаюсь разглядеть последствия нашей вечеринки. На удивление, в гостиной почти чисто, и вещи лежат на своих местах. Единственное, что, а точнее «кто», бросается в глаза, это Денис, спящий в кресле в обнимку с плюшевым дельфином. Его голова неестественно склонилась в бок, а рот приоткрыт: он прижимает игрушку к груди и тихо сопит.
Я спускаю ноги с дивана и пытаюсь вспомнить подробности вечера. Все пошло не по плану после того, как Драгачев притащил выпивку. Потом было много музыки, веселья, девочки пели в караоке, а парни курили прямо в доме… Даже немного стыдно. Нужно было остановить и разогнать ребят по домам. Хотя… Припоминаю, что Костя отправился провожать Таю после одиннадцати, а Кирилл уехал домой на своем самокате. А что остальные? Заночевали здесь?
Осколки воспоминаний медленно собираются в единую картину. Перед тем, как я отключился, Леля заверила меня, что все идет нормально. «Ничего страшного, если ребята еще немного повеселятся», – сказала она. Зажмурившись, я вспоминаю, как ее руки гладили меня по волосам, а потом подруга накрыла меня пледом. Посветив себе под ноги, я обнаруживаю, что кто-то заботливо стащил с меня кроссовки – те стоят возле дивана. Тоже она.
Стараясь ступать на носочки, я тихо крадусь на кухню. Наливаю полный стакан воды и выпиваю ее залпом. Мне мерещится, что где-то играет музыка. Я замираю, прислушиваюсь, но звуки не исчезают. И тут до меня доходит: мелодия льется через приоткрытое окно – это тихие гитарные переливы, словно кто-то осторожно ласкает струны, задевая их лишь самыми подушечками пальцев.
Я поднимаю окно до упора и выглядываю. В серебристом свете луны вижу одинокую фигуру: тот, кто играет на гитаре, устроился на покатом выступе крыши над верандой и навалился спиной на стену. Недолго думая, я вылезаю наружу и осторожно, стараясь не рухнуть вниз, пробираюсь к ней.
Музыка обрывается. Заметив меня, Аленка перестает играть.
– Я нашел тебя. – Говорю ей, опустившись рядом, и хлопаю ее по плечу. – Теперь ты водишь, а я прячусь.
Она поджимает губы, затем улыбается.
– Ты чего не спишь?
– А ты чего сидишь здесь одна?
Аленка дергает плечами.
– Не спится. – Признается она. – Решила уйти сюда поиграть, чтобы никого не разбудить.
– И мне не спится. – Говорю я. – Прости, что не отправил по домам этих придурков, я даже не знаю, сколько их осталось в доме.
– Леха, Ксеня, Денис. – Перечисляет Алена. – Пашка тоже собирался остаться, но за ним приехал старший брат и увез на своей машине.
– Дрыга ночует со своей девушкой?
– Уединились в гостевой комнате на втором этаже.
Я разглядываю Алену в лунном свете. На ее голове кепка, а прядями, свободно спадающими на плечи, играет осенний ветер.
– Хм. – Выдыхаю я.
– Ага. – Она бросает на меня скептический взгляд.
– Это их дело.
– Ксеня станет очередной бывшей подружкой с разбитым сердцем? – Внимательный взгляд подруги даже в темноте прожигает меня насквозь.
Леха – мой друг, и я, конечно, сочувствую Ксюше, но передавать его слова тем, кому они не предназначены, не могу.
– Будем надеяться, что нет. – Говорю я с улыбкой, затем снимаю с головы Алены кепку и надеваю на себя. – В любом случае, вмешиваться не стоит. Останемся виноватыми.
Аленка опускает взгляд на гитару и медленно проводит пальцами по струнам.
– Возможно, ты прав.
– Влюбишься и поймешь. – Добавляю я.
Ее пальцы застывают на месте, затем она кладет на струны всю ладонь и поднимает на меня взгляд.
– Ты ничего не знаешь обо мне. – Разочарованно произносит Алена, слегка качнув головой.
«Это я-то не знаю? Да я знаю о ней все!»
– Хорошо, не злись. – Примирительно говорю я после небольшой паузы. – Просто, когда у тебя будут отношения, ты тоже не захочешь, чтобы к тебе лезли с непрошеными советами.
– Если бы парень, с которым я встречаюсь, оказался козлом, я бы хотела это знать до того, как окажусь с ним в постели и лишусь девственности. – Она наклоняет голову, чтобы лучше видеть мое лицо. – И это нормально.
На мгновение мне становится не по себе. «Алена» и «в постели с кем-то» – как будто два каких-то несовместимых понятия. Я раньше даже не думал о таком, и теперь это меня по-настоящему смущает. Ощущение мелькает и затем исчезает, словно бабочка, присевшая на ладонь.
– Да, верно. – Тихо отвечаю я, сглотнув.
– Я понимаю, почему так происходит. – Вздыхает Алена, возвращаясь к гитаре.
Ее пальцы скользят по струнам, и я ловлю себя на том, что не узнаю мелодию. Это что-то новое, что она только что сочинила.
– Ты о чем?
– Я о том, почему парни обманывают девчонок, чтобы заняться с ними сексом, а потом бросают. И о том, почему нам, девочкам, всегда хочется любви и отношений, и в итоге мы остаемся с разбитым сердцем.