– Ха, спасибо. – Растерянно выдыхаю я.
– Не за что. – Дрыга хлопает меня по плечу. – Миронов трепался, что она в постели настоящая выдумщица. Как проверишь, расскажи.
Я сглатываю, он подмигивает. Мне делается не по себе от таких разговоров.
– Ладно, я в столовку. – Бросает Леха. – С утра ничего не жрал.
– Увидимся. – Говорю я.
Разворачиваюсь и иду к кабинету, в котором должен, судя по расписанию, заниматься «Б» класс. Не знаю почему, но мне хочется удостовериться, что Кощеев на месте. Это тупо, но я должен быть уверен, что они с Лелькой сейчас не вместе.
В коридоре много народа, ученики снуют туда-сюда, торопясь попасть на занятия до звонка, и, пытаясь высмотреть в толпе у кабинета силуэт Кощея, я не сразу замечаю Миронова, стоящего в окружении дружков вдоль стены. В тот же момент, когда я встречаюсь с ним глазами, кто-то из них, а, может, и он сам подставляет мне подножку. Я, запнувшись, чуть не валюсь с ног: подлетаю, падаю вперед и в последний момент неуклюже приземляюсь на ладони в позу для отжиманий.
На весь коридор грохочет их смех.
«Все правильно, а чего ты хотел? – Издевается мой внутренний голос. – Думал, уведешь его девушку, и он просто проглотит обиду?»
– Что, придурок, ноги заплетаются? – Ржет Миронов, пока я поднимаюсь и отряхиваю руки.
– Кто это сделал? – Спрашиваю я, оглядев их по очереди.
– Ты что-то сказал? – Прищуривается Дима, и его одноклассники начинают хихикать.
– Я спросил, кто из вас, ублюдков, это сделал! – Гневно повторяю я.
Выражение его лица меняется.
– Как ты нас назвал?
– Пойдем, выйдем, и я тебе повторю. – Бросаю я ему в лицо спокойным, ледяным тоном, подойдя практически вплотную. – Или ты боишься?
Не знаю, что он такое видит в моих глазах в этот момент, но Миронов теряется и выглядит жалким. Ему требуется не меньше пары секунд, чтобы взять себя в руки, а затем он произносит:
– Я боюсь? Тебя?
И резко толкает меня ладонями в грудь – бам! На мгновенье из меня вышибает дух. Я отлетаю к противоположной стене и ударяюсь спиной.
– Смотри, на кого лезешь, жалкий щенок! – Огрызается он.
И после этих слов на меня будто опускается пелена ярости.
Я бросаюсь на него, как тигр, вырвавшийся из клетки, а мои кулаки начинают жить своей жизнью: впечатываются в его лицо с такой силой, что кажется, будто это метеориты, падающие на землю со скоростью звука. Миронов пытается отвечать, и пару раз у него даже выходит зацепить мне щеку по касательной и попасть в ухо, но злость превращает меня в Халка, и против этой силы ему нечего противопоставить.
Когда он оказывается на полу подо мной и пытается закрываться руками от сыплющихся в лицо ударов, на помощь приходят его дружки: кто-то бьет меня в затылок, и я на миг теряю ориентацию в пространстве. А когда прихожу в себя, вижу Костю, который помогает мне подняться, и слышу голос Кощея, который орет, чтобы они отошли и не смели больше меня трогать. Миронов с окровавленным лицом отползает в сторону, и его окружают со всех сторон одноклассники.
– Никита, Дима… – Между нами встает Полина. – Как же так…
Ужас, написанный на ее лице, приводит меня в чувство.
– Как ты? – Наклоняется ко мне Кощей, подает руку. – Какого хрена тут происходит?
Они с Костей помогают мне встать на ноги.
– Они сами нарвались. – Хрипло отвечаю я, касаясь рукой затылка.
Саднит так, что невозможно прикоснуться – голова раскалывается от боли.
– Пусть извинится за ублюдка! – Выкрикивает кто-то из друзей Миронова.
– Нормально ты его. – Только и успевает сказать Кощей, как напротив нас вырастает фигура директора Фельдмана.
– Все, кто принимал участие в драке – быстро ко мне в кабинет!
Так мы с Мироновым вдвоем оказываемся в его приемной.
– Выйди, Матвеева! – Просит Олег Борисович, когда Полина вдруг появляется в дверях.
– Никита не виноват! – Начинает рыдать она. – Это они из-за меня подрались! Это все Дима – из ревности!
– Мы разберемся. – Устало произносит директор. – А сейчас, пожалуйста, покинь кабинет.
– Нет! – Топает ножкой она.
– Сделаешь только хуже.
У двери начинается шум: подруги уговаривают ее уйти, и через полминуты Полина соглашается, посылает мне воздушный поцелуй и выходит. В помещении повисает тишина.
– Кто первым ударил? – Спрашивает Олег Борисович.
Он достаточно молод, но уже завоевал авторитет, и после ухода прошлого директора на пенсию ему передали руководство школой. У Фельдмана внушительный рост, пронзительные серо-голубые глаза и крупные ладони: честно говоря, он еще в бытность своей работы школьным историком внушал нам ужас, а теперь, с этим выражением раздражения на лице он кажется каменным истуканом, способным стереть в порошок любого, кто его разозлил.
– Он! – Тычет в меня Миронов.
Школьный фельдшер еще до визита к директору успела обработать его раны и остановила кровь, но все равно его лицо с каждой минутой выглядит все хуже и хуже, а синяки наливаются отеком и краснотой.
– Я. – Приходится признать мне.
– Высоцкий, ты знаешь, что мы отчисляем из нашего учебного заведения тех, кто устраивает драки?
– Да. – Вздыхаю я.
– Мне придется сообщить об этом вашим родителям. – Он нажимает на кнопку внутреннего переговорного устройства и обращается к секретарю. – Лилечка, принесите мне личное дело Высоцкого, мне нужны контактные данные его родителей.
– Сейчас. – Отзывается та.
– А ты можешь быть свободен, – говорит Фельдман Миронову. – С твоими родителями мы тоже свяжемся, придется как-то объясняться с ними.
Дима встает и покидает кабинет, не забыв зыркнуть на меня с ехидной усмешкой.
– И что мне теперь делать? – Спрашиваю я у директора.
– Нужно было думать, когда распускал руки. – Отвечает тот, усаживаясь за свой стол.
– Но они меня спровоцировали, Миронов подставил мне подножку.
– Ты ударил первым, Никита. – Напоминает он.
В кабинет входит секретарь, протягивает ему папку.
– Номер мамы я и сам мог вам назвать, а отца у меня нет. – Устало бурчу я.
– Оно и видно, некому заняться твоим воспитанием. – Бросает на меня брезгливый взгляд директор. – Иди, посиди в коридоре, пока мать не приедет.
Я встаю и выхожу. Только Бог знает, как мне удается сдержаться, чтобы не хлопнуть дверью.
Мама приезжает через сорок минут. На ней лица нет. Сжав губы добела, она проходит мимо меня – сразу в приемную. Я встаю, чтобы объясниться с ней, но она останавливает меня резким жестом: ей сейчас не до разговоров. Видимо, Фельдман наговорил ей про меня всяких небылиц. А еще эта новость об отчислении – не представляю, как она отреагирует, и получится ли все уладить.
Мама выходит из кабинета через десять минут. Ее щеки пылают.
– Пошли. – Командует она, проходя мимо, и даже не смотрит в мою сторону.
– Что тебе сказали? – Бросаюсь я за ней. – Меня отчислят?
– Нет.
– Миронов будет требовать компенсацию? Что сказал Фельдман?
Ее каблуки звенят в тишине коридора.
– Мам, что он сказал? – Я останавливаю ее, коснувшись плеча, и разворачиваю к себе.
В ее глазах блестят слезы.
– Никита, пожалуйста, не сейчас. – Тихо произносит она.
15.1
– Ксения Кулик. – Повторяет Тая дежурной медсестре. – Может, проверите еще раз? Ку-лик.
– Это, наверное, та, что вчера поступила. – Подсказывает ей напарница, тыча пальцем в журнал. – Ей провели все исследования, сейчас уже отпускают.
– А, ну, поэтому у меня и не отмечено. – Та поднимает на нас взгляд из-под очков. – Девочки, вашу подружку не стали класть в отделение. Значит, уже отпустили, и либо она ушла, либо вы найдете ее в одной из смотровой приемного. Это тут – по коридору направо.
– Спасибо!
Мы бросаемся в указанном направлении.
– Бахилы! – Орет она нам вдогонку.
Тая хватает из коробки у входа две пары бахил, одну подает мне, другую надевает сама, и мы буквально врываемся в восточное крыло больницы, через которое идет прием всех больных, поступивших по скорой.
– Нам нужно найти подругу! – Преграждает путь одной из медсестер Тая. – Ксения Кулик!
– Четвертая смотровая. – Указывает та. – Они, наверное, уже домой собираются.
Мы спешим туда. Входим как раз в тот момент, когда Ксюшина мама помогает ей надеть плащ.
– Ксеня! – Восклицаем мы одновременно.
И только ее мама успевает отойти, как мы заключаем подругу в объятия.
– Ой, здрасьте. – Бормочу я, бросив на женщину виноватый взгляд.
– Здравствуйте, девочки. – Улыбается ее мать.
Ей лет сорок, она ухожена и стильно одета.
– Что случилось? Мы так перепугались! – Ощупывает и оглядывает Ксюшу Тая – так, словно где-то на ее теле точно должны быть ответы на эти вопросы.
– Ничего смертельного. Мы больше напугались. – Тихо отвечает Ксеня. – Паническая атака. Просто у меня никогда такого не было, и я не знала, что такое вообще бывает.
– Паническая атака? Это из-за… – Но, напоровшись на многозначительный взгляд Ксени, Тая обрывает фразу.
Очевидно, та не хочет, чтобы мы упоминали Дрыгу и их отношения в присутствии ее матери.
– Из-за чрезмерной умственной нагрузки. – Говорит ее мать, собирая ее вещи в сумку. – Я предупреждала Ксюшу, что нужно делать перерывы, а она вечно закроется в своей комнате и учит там уроки до полуночи, читает учебники, готовится к экзаменам. Так нельзя, нужно делать перерывы на отдых, Ксюша. Вот и результат.
Мы неотрывно смотрим на Ксеню, и та неохотно кивает.
– Да, слегка перетрудилась. – Облизнув сухие губы, соглашается она. – Несколько дней мне как будто было тяжело дышать, а вчера вечером я начала задыхаться. Потом меня затрясло, глаза стали плохо видеть, сердце колотилось, как бешеное, и мама решила вызвать скорую. В больнице мне стало легче, врачи взяли анализы и провели кучу исследований. В целом, я здорова, поэтому отпускают домой, но дали направление к психотерапевту.