и с ней случится что-то? Вы будете обвинять меня? Спасибо, Юрий Николаевич, но это максимально тупое предложение. Всего доброго.
– В таком случае не приближайся больше к моей дочери! – летит мне злое в спину, когда отхожу от него на пару метров. Через еще пять шагов слышу, как хлопает дверь машины, и он уезжает.
А меня колотит от злости. Хочется срочно сделать что-то, желательно что-то ударить, чтобы выплеснуть эмоции. Потому что это звиздец какой-то.
Я понимаю, он переживает о своей дочери, ну так забери ее себе! Охраняй ее дома. Сам сюда переедь. Задрочи полицию, чтобы следили за ней и словили преступника. В крайнем случае найми охрану без ее ведома, чтобы по пятам ходили, но незамеченными оставались.
А он решил пойти простым и самым тупым путем. Заплатить кому-то, чтобы он был рядом с ней двадцать пять на восемь. А если я сам маньяк? Изнасилую ее завтра в подворотне, что он делать будет? Как можно быть таким беспечным, сука, она дочь твоя! Он вообще меня не знает, зато готов платить по сотке каждый месяц, чтобы я делал вид до хера заботливого соседа и бегал за Дашей точно так, как за ней носится Вольт по квартире.
А с чего он решил, что я бесплатно не буду ей помогать больше? Зачем вообще было сводить все к деньгам? Было бы гораздо адекватнее сказать спасибо за то, что дочь еще цела и невредима, и все! А не нести херню про прогулки за деньги. Жениться мне на ней за сотку в месяц не надо? Детей родить? А что, удобно! Найти мужа дочери за бабло, чтобы точно знать, что она всю жизнь будет в безопасности. И похер, что это может быть такой же первый встречный, как я. Классный же вариант, да?
Пиздец какой-то!
Глава 17
Мне не спится эту ночь. Я ворочаюсь на кровати, встаю, хожу по квартире, иду в душ, чтобы расслабиться в горячей воде, обратно ложусь и снова ворочаюсь.
После разговора с отцом рыжей моим нервам нужен был выплеск, и я поехал в спортзал, колотил грушу час без перерыва. Руки отваливаются, устал пиздец как, но уснуть все равно не могу.
Потому что после того, как перестал психовать, покопался в голове, понял, почему меня вся ситуация так зацепила, и сделал то, что не делал уже больше двух лет. Зашел на страницу к бывшей.
Она как прятала лицо дочери, так и продолжает прятать. Выставляет фотки с ней только спиной или полубоком, поэтому все мои знания о ребенке заканчиваются тем, что у нее золотистые волнистые волосы, ее зовут Полина, и ей почти восемь лет, и… Все.
Наша история простая как мир, я бился за возможность видеться с ребенком больше года, но когда наши ссоры начали пугать дочь, я отступил. Понял, что бессмысленно и что война эта принесет гораздо больше минусов, чем хоть каких-то плюсов.
Заставил себя уйти, понимая, что ребенка мне в любом случае видеть не удастся, и долгие годы пытался с этим смириться. И мне казалось, я смог. Был уверен, что отпустил. Ничем, кроме алиментов, я не был связан с ними. Я исправно плачу деньги Полине, думаю о ней постоянно, желаю счастья и надеюсь, что с ней все в порядке. И я реально думал, что у меня отболело все давно, сгнило, отвалилось, прахом по ветру рассыпалось. Думал, давно пережил отсутствие малышки в моей жизни, но… Нет.
Папа рыжей беспечным отношением к своей дочери заставил меня снова вспоминать, жалеть, винить себя. Что отпустил, что перестал бороться, что бросил ребенка, который уже шесть лет живет без отца.
Я поэтому психанул на него так сильно, потому что была бы моя дочь рядом, я бы весь мир к ее ногам положил, голыми руками бы от всех защищал, рядом был бы каждую сложную минуту, а тут… звиздец какой-то, короче.
И уснуть не могу до самого рассвета, хорошо хоть завтра тренировка только вечером. Отрубаюсь на пару часов, но потом встаю от боли в руке: потянул плечо, походу. Черт… надо сгонять в аптеку за мазью и обезболом, тренировки с растяжением я не вывезу.
Пытаюсь ожить, что-то жру, еще раз принимаю душ, но уже холодный, чтобы освежиться, и иду в тачку, чтобы поехать в аптеку. Тут недалеко, но пешком не вариант: ливень снова. Он у нас летом часто.
Настроение в заднице, кручу в голове все произошедшее за последние сутки. Рыжая, папа ее бестолковый, бывшая, редкие фотки дочери, и то без лица. Херня какая-то отовсюду. А мне казалось, что светлая полоса в жизни началась. Зря казалось, походу.
На улице серое все, людей нет почти, редкие машины проезжают. Стою на светофоре, от методичного звука капель дождя и тихой мелодии по радио буквально отключаюсь на тридцать секунд, пока красный горит. Приеду домой и буду спать до самой тренировки, ни черта не хочется. Даже жрать, что удивительно.
Загорается желтый, медленно трогаюсь с места, дорогу все равно никто не переходит, трясу головой, чтобы взбодриться и не уснуть за рулем, и резко торможу, чуть прокатываясь по мокрой от дождя дороге.
Потому что происходит лютый пиздец!
Рыжая несется на проезжую часть, не смотрит по сторонам, просто бежит прямо под колеса!
Я просыпаюсь в секунду, когда она налетает на мой капот, и выбегаю под ливень, пытаясь понять, что происходит и что вообще делать.
Поднимаю ее с земли, но удариться она, кажется, не успела, просто сама влетела в машину и упала от этого. Она мокрая вся от ливня, дрожит, как цыпленок на ветру, а в глазах тот же самый ужас, который был тогда у дома, когда мне пришлось ее целовать.
Да что за…
– Рапунцель, ну какого хера ты творишь! – Нервы с головой кроют, я сам не соображаю ни черта, кроме того, что я был в секунде от ужасной трагедии. Трясу ее за плечи, на дождь уже похер, бегло осматриваю на предмет повреждений, но вроде бы все в порядке. Она меня в могилу сведет. – Болит что-то?! – рявкаю я. Мне некогда бороться с ее истерикой, мне надо узнать, ехать ли нам в травмпункт, но Даша оживает немного, головой отрицательно качает, отвечая на вопрос. – Ты не горе, рыжая, ты катастрофа ходячая!
Хватаю за руку, усаживаю в машину на заднее, быстро сворачиваю во дворы, паркуюсь у какого-то дерева, чтобы не мешать никому. Пересаживаюсь назад к ней, все еще плачущей и дрожащей, самого колотит от всего пиздеца, нервы на пределе, такими темпами придется пить успокоительные.
– Так, быстро успокоилась сейчас, – хватаю ее за плечи снова и заставляю смотреть в глаза, – и рассказала, где ты потеряла свой мозг, что решила броситься под колеса. А если бы я тормознуть не успел? А если бы не я был? Ты понимаешь, что могло случиться? Очнись, рыжая, мать твою, ты чем думала?
Даша замирает, глаза округляет в страхе, и резко перестает плакать. Мокрая, испуганная, грязная от падения в лужу, желтый сарафан на тряпку больше похож, чем на приличную одежду.
– О-он… – наконец-то она оживает и говорит, заикаясь, – он меня за руку схва-ти-и-ил… – Опять рыдать начинает и тянет руку, показывает. Запястье красное. Сука! – Я вышла Вольту з-за кормом, ничего не успела, а он за руку, я убежала, а-а он за мной, а тут машина, и ты…
– Так, все, успокоилась! – В психах луплю по переднему сиденью, сидя сзади рядом с Дашей. – Тут сиди, я пойду найду его и оторву ему все, что отрывается.
Хватаюсь за ручку, реально собираюсь найти этого чмошника и втоптать его мордой в землю, но Даша цепляется за руки и плечи, снова начинает хныкать.
Господи, ну что я ж тебе сделал такого, а? За что мне все дерьмо это в жизни?
– Лешенька, Чудовище, не ходи, пожалуйста, не бросай меня одну тут, мне так сильно страшно, я умру тут, Лешенька, я тебя очень прошу! – Рыжая тянет меня назад, за спину обнимает, за шею, на колени ко мне заползает, как будто бы реально умрет, если я уйду. Это какой-то непроглядный пипец просто.
И ее отец хотел, чтобы я не приближался к ней? Каким, интересно, образом? Она на мне как обезьяна повисла и не отпускает никуда, в шею воет.
– Да все, ну все! – Я психую, кулаки сжимаю, но сажусь нормально, доказывая, что никуда я не ухожу. – Остался, хватит сопли пускать, дыши глубже!
И она дышит. Прямо в шею мне дышит. Обнимает крепко, сидит на мне боком, мокрая вся, ледяная, а дыхание горячее, как солнце, и… и все.
Потому что мужик я взрослый, и стройное тело молодой девчонки, которая мне шею горячим дыханием обжигает, вполне адекватно вызывает реакцию организма.
У меня встает.
И она, сукакакжевовремя, бедром это чувствует.
Потому что сидит прямо там и замирает резко, даже дышать перестает. Черт… не хватало ее еще напугать сейчас этим, кто знает, что у нее в голове с появлением этого маньяка творится?
– Леш? – шепчет она тихо, но сидит на месте, вообще не двигается никуда.
– Это не смертельно, рыжая, просто реакция, слезай с меня, я отвезу тебя домой, ты забудешь об этом и ляжешь спать, поняла?
На краю сознания мелькает мысль, что это не просто реакция организма. Я, как бы ни было странно, хочу именно Дашу.
Вслух я, конечно, говорить этого не решаюсь.
– Даш, слезай.
– Леша, поцелуй меня…
Говорим одновременно и оба замираем на секунду, чтобы в следующую сгореть друг в друге и окончательно сойти с ума.
Я вообще не понимаю ни черта, но мы, абсолютно точно, целуемся. Она вся в слезах, а я, видимо, без мозгов, но нас не останавливает уже ничего.
Это вообще не похоже на тот поцелуй у ее дома, в этот раз все так отчаянно, что Даша до крови кусается, а я словно со стороны слышу, как рычу в ее рот.
С нами происходит что-то странное, но все подорванные нервы находят выход именно в этом. Мы находим выход друг в друге. Вымотанные происходящим, уставшие от окружающего кошмара, банально оба голодные по ласке.
Даша пальцами волосы мои тянет до боли, а я шею сзади держу крепко, отстраняться не позволяю, хотя рыжая и не пытается. Целую глубоко, наслаждаясь вкусом губ и языка, ворую тихие стоны и окончательно голову теряю, когда Даша ногу через меня перекидывает и садится верхом, добивая.
– Рапунцель, быстро скажи, что ты в здравом уме это делаешь, – рычу я, губами кожу на шее щипая. Она стонет тихонько, извивается, шипит, ерзая на мне, и посмеивается, засранка мелкая.