Мстиша не смогла сдержать улыбки. Неужели вечно сердитый Бердяй почитает Нелюба за родного отца?
Однако хорошего расположения духа зазимца было уже не вернуть. Он снова сделался замкнутым, а Мстислава всё сильнее уставала, поэтому остаток пути был проделан в молчании. И всё же день прошёл легче и словно быстрее. Перед закатом путешественники нашли укромное место для становища, и Мстиша обессилено повалилась на землю.
— Скоро непогоде быть, — хмуро сказал Нелюб, закончив разгружать лошадь. — Солнце в тучу садится.
Мстислава вопросительно взглянула на него снизу вверх.
— Надо идти к деревне. Вот-вот начнутся обложные дожди, а одежонка на тебе совсем хилая.
— Какая на Векше была, — надула губы Мстислава, но Нелюб не преминул заметить:
— Что ж ты, служанке наряд покрепче справить не смогла? Снова недосуг было о людях своих подумать? Сама-то набрала тряпья полны короба, небось.
— Опять ты за старое? — вскочила Мстиша. — Меня костерить взялся?
— А ты сама посмотри, кому хуже сделала. Заботилась бы о своей Векше, разве нынче мёрзла бы? Ладно, — махнул рукой Нелюб, доставая из торбы топор, — лучше, чем языком трепать, похлёбку сварим. Я покуда за дровами пойду, а ты утку ощипи.
Мстислава отчаянно вздёрнула голову.
— Я… я не умею!
— Да, вроде, невелика наука, — недоумённо свёл брови Нелюб.
Он пожал плечами и углубился в лес, оставив княжну наедине с безжизненно свесившей с камня голову птицей.
Мстислава боязливо протянула руку к восковым перепончатым лапам, но тут же брезгливо отдёрнула её. От утки омерзительно несло тиной, и Мстиша не знала, с какой стороны подойти к ней. Наконец, перебарывая подкатывающую тошноту, она гадливо, двумя пальцами ухватилась за перо и дёрнула. Жёсткое перо осталось на месте, а тушка с глухим стуком шмякнулась на землю.
Мстиша отскочила, в отчаянии прижимая руки к груди. Она не могла заставить себя прикоснуться к утке. В таком положении девушку и нашёл вернувшийся с охапкой хвороста и дров Нелюб. Он только покачал головой. Наладив костёр и подвесив котелок с водой, зазимец уселся возле огня и сам принялся за дело, пока Мстиша, сжавшись в комок, с ужасом и отвращением наблюдала за его действиями. От запаха сырой плоти и крови, звука ломающихся костей и рвущихся жил подступила дурнота.
Очистив и разделав опалённую тушку, Нелюб угостил Бердяя внутренностями и неощипанным крылышком. Помытчик положил порубленные куски в воду и добавил горсть крупы и бурые корешки, что успел набрать в лесу.
— Схожу сполоснусь, а ты за варевом присмотри, — сказал он, испытующе глядя на Мстишу.
Девушка только слабо кивнула. Она любила вкусную еду, но никогда прежде не задумывалась о том, что её приготовление может оказаться таким малоприятным занятием. Оно пришлось ей совсем не по душе, но ещё хуже было ощущать собственную бесполезность.
Отлучка Нелюба вышла недолгой. Вернувшись с реки, помытчик развесил у огня мокрые порты. Он переоделся в другие, не менее поношенные, но всё же чистые. Неизменная грубая рубаха, кажется, была у него единственной — зазимец выстирал её, но сушил прямо на себе. Он зачесал влажные волосы назад, открыв высокий, неожиданно красивый лоб.
— Ну что ж ты, — с досадой спохватился помытчик, заметив, что закипевшая вода заливает костёр, — за огнём следить ведь надо. Мешала?
Но ему хватило одного взгляда на растерянную девушку, чтобы сразу всё понять. Он сам перемешал успевшую подгореть похлёбку, поворошил дрова и подложил свежих поленьев, а потом с разочарованным вздохом опустился по другую сторону костра, не встречая виноватого взора Мстиши.
— Стряпать тоже в княжеском тереме не учат?
Единственно, чем умела отвечать Мстислава на обиду и смятение, было нападение, и девушка воинственно задрала нос:
— А почто княжне уметь стряпать? На то чёрные девки есть.
— Верно, — кивнул Нелюб и погладил короткую бороду, — а когда под рукой девок нет, вахлак сгодится.
Мстиша насупилась. Ей совсем не хотелось ругаться со своим спутником. Как это ни удивительно, но княжне понравилась их сегодняшняя беседа. Нелюб рассказывал складно и увлекательно, и ей было приятно слушать его спокойный, грудной голос. Девушка стала замечать, что, если сама не давала повода, зазимец попусту не нападал на неё. Он вообще предпочитал молчать. Поэтому Мстислава тяжко вздохнула и опустила плечи.
— Почему, я калачи умею печь, а ещё курники украшаю лучше всех, — пролепетала Мстиша, и Нелюб тихонько рассмеялся.
— От калача я бы нынче не отказался, — улыбнулся он, — а то у нас сухари и те скоро выйдут. — Ну, над чем же ещё княжны трудятся в своих светлицах?
Нелюб расстелил у костра плащ и улёгся на бок, подперев голову рукой, с любопытством ожидая Мстишиного ответа.
— Снова на глум подымешь? — обиженно шмыгнула носом девушка, но зазимец обезоруживающе изогнул брови. Недоверчиво прищурившись, княжна некоторое время изучала его лицо, а затем вздохнула и принялась загибать пальцы: — Шьют шёлком, золотом и серебром, нижут жемчугом и каменьями, перебирают белую казну, распоряжаются кушаньем, обихаживают домочадцев, подают милостыню… — Мстиша запнулась, видя, как Нелюб поджал губы, явно борясь со смехом.
— И не скучно тебе жилось, в тереме-то?
Мстислава отвела взгляд от его лица и задумалась. Нет, ей не было скучно. Ей было хорошо. Мстишина бы воля, она всю жизнь провела б в Медыни, подле отца. Все беды начались с тех пор, как отец решил отдать её замуж. Ведь Мстиша и думать забыла о том, что была когда-то просватана в Зазимье. Жила себе, не тужила, справляла наряды, смеялась на вечорках с подругами, убегала сидеть на гумно со Сновидом… И вот откладываемые, запираемые на железный засов мысли просочились, нашли дорожку.
Сновид. Сновид, прижимавший её к сердцу, клявшийся, убеждавший. Сновид, ставший ныне мужем, но только не ей, Мстише, а какой-то чужой. Кому же? Как не хотелось Мстиславе размышлять об этом, ковырять и расчёсывать рану. Но, сколько ни прячься, а потаённая дума рано или поздно выйдет на свет.
Должно быть, что-то особенное отразилось на лице княжны, потому что Нелюб не удивился, когда она, забыв про гордость, тихо спросила:
— Он совсем ничего не передал мне?
Мягкая улыбка, блуждавшая по лицу зазимца, пока тот слушал про Мстишино житьё-бытьё в Медыни, растворилась. Он сел, подогнув под себя ноги, и поправил костёр, то ли оттягивая, то ли обдумывая ответ.
— Нет, — наконец, сухо сказал Нелюб, глядя в огонь. Мстиша судорожно вздохнула, и помытчик бросил на неё короткий тревожный взгляд. — Не думаю, что он считал, что может доверять мне, — поспешно добавил Нелюб, снова отводя глаза от бледного, изрезанного чёрными тенями лица девушки. — Не по нраву я ему пришёлся, — продолжал зазимец, как-то зло и вместе с тем самодовольно усмехнувшись. — По первости не хотел меня принимать, но потом твоя береста сделала дело. Прочитал её молча. Только пальцы затряслись. Он пытался не показать, но я-то видел. — Губы Нелюба презрительно скривились, и он сквозь зубы добавил: — Побелел как полотно, недокунок.
Мстиша подняла на своего спутника ставшие совсем огромные от стоящих в них слёз глаза. Она по привычке хотела вступиться за Сновида, но удивление тому, как Нелюб неприязненно говорил о нём, заслонило собой возмущение девушки. Впрочем, помытчика можно было понять. Если бы не Сновид, Нелюбу не пришлось бы теперь возиться с Мстиславой. Должно быть, он про себя одинаково гнушался и её, и боярина, и полагал, что они — два сапога пара.
— Значит, не любил, — с тихой уверенностью промолвила Мстиша, озвучивая то страшное, что мучало её уже долгое время. — Любил бы, не сдался. Не отрёкся бы. Не отступился.
— А, может, просто не о себе одном думал? — Мстиша вздёрнула на Нелюба голову, но он невозмутимо помешивал варево. — Может, просто сообразил, или надоумил кто, что случится и с отцом его, и с князем, коли замысел ваш исполнится? Может, есть на свете что-то сильнее похоти? — Мстислава вспыхнула, но зазимец, не обращая внимания на её недовольство, продолжал. — Долг. Ответ, что перед семьёй и родом держать придётся. Ведь не один человек живёт, а как веточка на огромном дереве, с другими связан. Ужель тебе не знать, княжне? Ты-то ведь не только перед родом и отцом с матерью ответ держишь, а перед всеми людьми, что Всеслава своим князем величают.
— Да ты только и умеешь, что меня долгом корить, а сам живёшь по себе, вольной птицей, по рукам-ногам не связан! — выкрикнула Мстислава, распаляясь. — Где тебе знать, каково это, когда кто-то иной твоей судьбой распоряжается!
Нелюб невесело усмехнулся одним уголком рта.
— Отчего ж не знать. Мне батюшка с матушкой тоже невесту заручили, сына не спросясь. Вот вернусь домой в Зазимье, и кончится моя воля. Выходит, не одной тебе страдать придётся.
Мстислава поджала губы и сердито вытерла глаза, не позволяя себе расплакаться. Да уж, Зазимье. В конце концов, если кто и был во всём виноват, так это Ратмир. Кабы не он, то Мстиша бы повторила судьбу Предславы и вышла за лю́бого.
— Ненавижу! — прошипела Мстиша, и глаза помытчика удивлённо расширились. — Ненавижу проклятого оборотня!
— Ах вот оно что, — понимающе кивнул Нелюб, и его разгоревшийся было взгляд погас, а на лице появилась неприятная ухмылка. — Значит, княжич наш виноват в том, что милый твой дров наломал, подбив на побег? И в том, что, как до дела дошло, кишка оказалась тонка, тоже его вина, поди.
— Нет, — резко перебила Мстиша. — Вина его в том, что он на свет появился. Таких уродов земля носить не должна! — Слова яростно выскакивали сквозь стиснутые зубы, а глаза сияли мстительным светом, и Нелюб не мог отвести от девушки заворожённого взора. — Оборотень, чудище, убийца!
Она в отчаянии накрыла лицо руками.
— Много же ты о нашем княжиче знаешь. Из Медыни, поди, виднее, — всё ещё усмехаясь, но как-то сдавленно, будто через силу проговорил Нелюб.
— Людская молва далеко стелется!