Скелет недавно листал какую-то книжку и там увидел картинку с изображением трех богатырей. Тогда-то и всплыли в памяти былины из школьной программы. «Интересно, а чем они вообще занимались? — подумал он тогда. — Что было их родом деятельности изо дня в день?» Скелет припомнил что-то о Змее Горыныче и Соловье-разбойнике и о прочем в таком же духе… Но что же была за специальность у трех богатырей — Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича?
А потом Скелет рассмотрел поподробнее картинку, увидел тревожный дикий пейзаж вокруг фигур трех богатырей, вглядывался в их суровые лица и понял, они были как раз теми, кем является он сам.
Просто время было другое, обстоятельства немного иные. Но в принципе богатыри из былин делали как раз то, что делал Скелет в наши дни. Боролись за правду и справедливость. Защищали слабых, угнетенных, карали обидчиков. Защитники святой русской земли!
Это звучало гордо. Теперь это называется «быть частным детективом». Или по-американски — «быть рейнджером». Смелым и бесстрашным защитником всех тех, кто нуждается в помощи. Не милиционером, не полицейским — а быть, что называется, «в свободном полете»…
Именно это всегда импонировало Скелету. Русский богатырь. Он найдет и покарает всех злодеев. Победит их в страшной битве, потому что ему это под силу. Он — настоящий мужчина!
Скелет вспомнил о трех богатырях, когда увидел санитара из морга. Тот стоял, и глаза его невольно щурились от ярких солнечных лучей, слепивших его с непривычки после полумрака морга.
Он ведь провел там всю ночь — Скелет-то это точно знал. Он строго фиксировал все передвижения по территории больницы с вечера до утра. Тот человек, что утром пришел сюда — не санитар. Он был пожилой и невысокий. А этот — настоящий гигант.
Тут же Скелет понял, что был неправ, сравнив санитара с Алешей Поповичем. У Алеши лицо было грозное, но открытое, а у этого бугая — совсем не то. Не то, чтобы явный бандит и проходимец, но все же и не святорусский богатырь. Не то, что те трое с картинки или он сам — Скелет. Совсем не то.
Глазки были маленькие и очень шустрые, бегающие. Даже, пожалуй, слишком шустрые для такого крупногабаритного тела.
Санитар постоял на пороге несколько секунд, пока глаза не привыкли к свету, потом кратко и мрачно сказал:
— Проходите, — и исчез в полумраке за спиной. Люди потянулись внутрь. Послышались вздохи и плач…
Скелет думал, что гробы будут выносить прямо сразу из дверей, но все пришедшие скрылись в здании и больше никто оттуда не вышел. Прошла минута, прежде чем Скелет сообразил, что там внутри устроен прощальный зал — место, где друзья и родственники умерших могут в последний раз спокойно посмотреть на них перед кладбищенской суетой или пугающей строгостью крематория…
«Войду и посмотрю — решил Скелет. — Приехало три автобуса, значит там три покойника, и люди не знают друг друга. Войду и посмотрю».
Скелет точно не знал, зачем входил туда, что он там хотел увидеть. Просто сделал это из профессиональной щепетильности. Он должен был осмотреть все, что только можно, в этой больнице, вот он и осматривал…
Он шагнул в полумрак и сразу увидел небольшую комнату, где на подставках стояли три гроба. Все гробы были дешевые, сосновые, из тонких досочек, обитые трафаретной красной материей.
Два мужчины и одна женщина. Кругом каждого гроба стояли родственники. Кто-то плакал, кто-то причитал. Гробы стояли близко один от другого, но давки и тесноты никто не ощущал, все были слишком поглощены собой.
«Слава Богу, хоть здесь не толкаются», — подумал Скелет, всегда испытывавший физическую брезгливость при толкотне на улицах и в магазинах. Это было то, чего он совершенно не переносил.
Здесь все было почти тихо и весьма благопристойно. Люди прощались. Сейчас гробы погрузят в автобусы и повезут кого куда.
Раньше было отпевание в церкви, и там была возможность плакать и прощаться с усопшим. Теперь это большая редкость — чтобы отпевали в церкви. Верить в Бога стало модным, но за моду больших денег никто почти не заплатит, а отпевание стоит дорого.
Поэтому теперь очень в ходу так называемые «заочные» отпевания. То есть человека преспокойно сжигают в крематории, а потом уже заказывают в церкви заочное отпевание. Это дешевле и никаких хлопот. И хотя такие вещи, как заочное отпевание сожженных в крематории, идут вразрез со всеми православными канонами и в общем-то являются настоящим надругательством над святоотеческим учением, все идут на это весьма охотно. Родственники умерших — потому что это гораздо дешевле канонического отпевания, а духовенство — потому что хоть такие деньги, а все же — хлеб… А что надругательство над религией и цинизм — кого это волнует? Заказчик в простоте своей об этом и не подозревает, а исполнитель — что ж? Он за наличные деньги, да еще мимо кассы церковной, да еще необлагаемые налогом — да он вам собаку Жучку возьмется отпевать, кого угодно!
Возмутительно ли это? Это — никак. Если столько лет можно было строчить доносы в КГБ, разглашая тайну исповеди и растаптывая звание пастыря, то почему же нельзя и этого? Чего еще вы ждете от кагэбэшных стукачей?
Скелет постоял несколько минут с краю, глядя на прощание с умершими, потом вышел.
Он с облегчением вздохнул, увидев вновь солнце и листву на деревьях. Как все странно соседствует в мире… Смерть и тление соседствуют с солнцем и цветением природы. Шикарный летний Петербург с роскошными магазинами и ресторанами — с одинокой девушкой, ослепленной и сидящей теперь где-то в комнате…
Гробы стали выносить по одному. Мужчины по трое с каждой стороны, вталкивали их в автобусы сзади, потом туда же клали венки.
Скелету больше там было делать нечего, он понял, что на сегодня его программа закончена.
Он узнал все, что мог узнать за одну ночь. Глубокое разочарование сменилось надеждой. Сначала Скелет уже совсем пал духом, когда увидел, что в больнице манипулировать с трупами практически невозможно. Он просто не знал, где искать дальше.
Теперь он увидел, что еще не все потеряно.
Когда Пушкин закончил своего «Бориса Годунова», он скакал на одной ноге по городищу Вороничу и кричал: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Сейчас у Скелета было точно такое же чувство. Он шел к машине и приговаривал про себя: «Ну ты и даешь, Скелет! Ну и мысли тебе приходят! Тебе, Скелет, министром внутренних дел надо быть!»
На самом деле министром он быть не хотел. Его вполне устроила бы роль Добрыни Никитича, если бы он вдруг почувствовал себя достойным ее. А в эти минуты ему было очевидно, что он — молодец.
Скелет включил зажигание и медленно поехал по улице. Он был возбужден от своей догадки, а кроме того, устал после бессонной ночи, так что остерегался ехать быстро.
«Жалко, что у меня нет радиотелефона, — подумал он. — Очень хотелось бы позвонить сейчас доктору и поговорить с ним, посоветоваться обо всем».
Ехать прямо к Феликсу было неудобно, звонить из автомата — надо иметь жетон, а для этого нужно идти в метро, выстоять очередь в кассу… Какая тоска!
Скелет вспомнил, что он как-то давно читал, что в Советском Союзе для того, чтобы застрелиться, нужно было предварительно вступить в общество охотников и рыболовов. Чтобы купить ружье…
Сейчас с этим стало проще, конечно, но для того, чтобы позвонить из автомата, нужно выстоять очередь в метро.
«Нужно купить радиотелефон», — решил Скелет раздраженно. Хоть и дорого, а ему это иногда действительно нужно. Не то, что нынешним мальчишкам-салагам. Посмотришь, сидит такой в «мерседесе» и разговаривает с умным видом по радиотелефону. Присмотришься — смотреть не на что. Мальчишке лет двадцать от силы, лицо глупое, голова бритая на тонкой шее болтается… А прислушаешься к его разговорам по дорогущему радиотелефону, становится еще тошнее. Несет какую-то чушь про Дусю с Марусей, про футбол… Говорить ему не о чем, да и двух слов он связать не может, а говорит. Упорно говорит, напоказ, чтобы все вокруг видели, какой он крутой.
Разве для таких предназначена эта техника? Разве она сделана для того, чтобы по ней экали и мекали дебильные подростки?
— Куплю, — твердо решил Скелет. — Вот закончу это дело и обязательно куплю. А пока что надо заехать к Феликсу.
Вечер и ночь у меня опять выдались бурные. Сначала явились две подруги-проститутки. Они провели недавно ночь с одним арабом и заразились от него триппером. Хоть и банальное заболевание, а все же им нужно было немедленно от него избавиться. Тем более, что им предстоял «субботник».
Когда я впервые узнал о существовании «субботников», я очень смеялся остроумию этого названия. Все-таки никуда не деться от советского наследия. Долго еще будут специфические коммунистические словечки преследовать наш язык. Вот даже и в этой сфере…
Примерно раз в месяц или в два проституткам нужно участвовать в «субботниках». Это означает ночь бесплатного труда, когда бедные девушки ублажают своих сутенеров, своих истинных хозяев.
Когда клиент берет проститутку, его сердце ликует, и в значительной степени возбуждение и острота ощущений наступают от сознания того, что ты на ночь стал хозяином и господином этой женщины. Она должна исполнять все твои желания. Но на самом деле это — типичный самообман и химера. Потому что у проститутки только один хозяин и господин — это ее сутенер. Или несколько сутенеров. Вот они на самом деле и являются ее полновластными повелителями.
Им она действительно подчиняется и их в действительности обслуживает не за страх, а за совесть. То есть, и за страх, конечно, тоже.
Как президент нашей страны является гарантом стабильности и демократии общества, так сутенер является гарантом безопасности и благосостояния проститутки.
А клиент как раз — вовсе не хозяин и не господин, а скорее уж — орудие производства. Или средство производства, как это там классифицируется в экономике.
Одним словом, клиент — это фактор экономический. А вот сутенер — фактор еще и чувственный.