— Вы знаете этого человека? — оперативник кивнул на пакет.
— Нет, — отрезал Скелет.
— Вы никогда не встречали его раньше?
— Не помню, но думаю, что нет.
— Почему голову подбросили именно вам в машину?
— Не знаю, — пожал плечами Скелет.
— Где вы работаете?
— В охранной фирме, — Скелет сказал название фирмы. Оперативник задал ему еще много вопросов и лишь через полчаса своих усилий понял, что раскрыть дело «по горячим следам» не удастся.
Скелет на все отвечал лаконично «Нет» и «Не знаю»… Сосед и оба мальчика рассказывали, что пакет действительно подкинули в машину и Скелета при этом не было.
Оперативник вышел в комнату, оставив Скелета одного, потом вернулся. Наверное, он сверил его показания с показаниями других свидетелей. Все совпадало.
Оперативник был уже не очень молодой, и ему было совершенно понятно, что Скелет много знает и много мог бы рассказать о деле. Во всяком случае то, что голова оказалась в его машине не случайно было очевидно для офицера.
Но никаких «зацепок» не было.
— Я уверен, что вы знаете, кто это, — сказал наконец оперативник, пристально глядя в лицо Скелету. Но это не подействовало. Тот просто пожал плечами и сделал непонимающее лицо.
Разговор был неприязненным. Оперативник понимал, что Скелет многое скрывает, а Скелет понимал что оперативник это понимает… Как в старом еврейском анекдоте: «Рабинович делает вид, что делает вид».
Тот факт, что Скелет сам вызвал милицию свидетельствовало в его пользу, как и все остальное. Было ясно, что во всяком случае, непосредственного отношения к убийству он не имеет.
«Опять эти мафиозные разборки, — с тоской подумал пожилой оперативник. — У них сам черт ногу сломит, кто их разберет… Кто кого и за что. И кому подкинули…»
Оперативник любил вызовы на другие убийства, на те, к которым он привык в молодости. Те убийства он «раскручивал» за один час. Муж и жена — алкоголики выпили две бутылки политуры, после чего жена оказалась убита ударом пустой бутылки по голове… Кого хватать? Мужа, потому что кто же еще мог это сделать? Два часа допроса, отпечатки его пальцев на горлышке бутылки и показания соседей о том, что в комнате раздавались дикие крики семейной ссоры… Вот и все. Признание на столе, и все подписано дрожащими с похмелья руками…
Раскрываемость — сто процентов. Любо-дорого. Вот такие убийства любил пожилой оперативник. А сейчас такая свистопляска пошла — какие-то головы, машины, сотрудники охранных фирм. Нет, то ли дело раньше были времена.
Бригада уехала только через час, пообещав, что еще могут вызвать на допрос для дачи дополнительных показаний.
— Пожалуйста, — ответил Скелет вежливо. Ищите, голуби, ищите…
Он собрался и поехал к больнице. Все мысли его были полны раздумьями о том, что же теперь будет происходить. Знают ли бандиты о том, что он караулит их по ночам?
Вообще-то все развивалось как положено. То, что убили Клоуна и голову бросили в машину Скелета, говорило о радостном — о том, что он не ошибся, что он был прав и что он идет по верному следу. Иначе его бы не пытались запугать.
Если бы бандиты получили профессиональную консультацию у психолога Виктора Васильевича, то он сказал бы им, что они сделали глупость. Не стоило пугать Скелета.
Многие люди бояться угроз. Но только не Скелет, не его психологический тип. Угрозы действуют на нормальных людей. А Скелету нужно было все время ощущать свою полноценность, и для этого он просто настоятельно нуждался в том, чтобы совершать все время какие-то геройские поступки. Риск и опасность были необходимы ему как воздух.
Чем страшнее опасность, которую нужно преодолеть, чем гибельнее обстоятельства, чем безрассуднее выглядят его поступки, тем комфортнее ощущал себя Скелет. Это было условием его существования. Он был как бабочка — чем ярче огонь, тем охотнее он летел на него…
Лена и Гриша приехали поступать в Университет. Они познакомились на третий день, после того, как их в качестве абитуриентов поселили в студенческом общежитии.
Лена закончила школу в своем Пскове, и родители насилу отпустили ее в Петербург одну. Мама, впрочем, обещала к началу экзаменов приехать, ей обещали дать отпуск на работе.
Скорее всего, шансов поступить у Лены было очень мало, она и сама это понимала. Во-первых, девушек вообще не любят принимать в вузы, а в престижные — особенно. Во-вторых, она выбрала себе филологический факультет, где очень высокий конкурс.
Но ей очень хотелось попробовать свои силы, попробовать что-то сделать перед тем, как сдаться и поступить в местный педагогический институт. У нее была серебряная медаль за окончание школы, но Лена и ее родители прекрасно понимали, что псковская серебряная медаль — это детские игрушки, а приемные экзамены в Петербургский университет — это настоящая реальная жизнь.
— Отчего же не попробовать, — в конце концов сказал папа, вздохнув. — В наш педагогический ты всегда успеешь поступить.
И Лену снарядили сдавать экзамены в университет.
Она поселилась в общежитии и стала готовиться, ходить на консультации. И на третий день встретила Гришу. Она заваривала себе чай на большой студенческой кухне в конце коридора, а он вышел туда с половником лапши.
Гриша приехал из Пятигорска и поступал тоже на филологию. Только он был постарше Лены, уже после армии.
Где еще и знакомиться двум молодым людям, как не на кухне студенческого общежития, и когда же еще, как не летом, во время подготовки к вступительным экзаменам?
— У тебя больше шансов поступить, — завистливо сказала Лена. — Ты — мужчина, и ты после армии.
Гриша засмеялся и ответил, что обе эти вещи — не его заслуга… И мальчиком он родился не по собственной воле, и в армию его «забрили» не по его желанию…
— Ты уже видела, как разводят мосты? — спросил он Лену. Последние две минуты он лихорадочно соображал, какой придумать предлог, чтобы погулять с этой красивой девушкой…
— Нет, — призналась Лена и, потупясь, добавила. — Я бы очень хотела посмотреть. Говорят, что это очень красиво.
Она все ждала, когда Гриша придумает предлог, и вот теперь обрадовалась, что он не растерялся и придумал такой замечательный повод погулять вдвоем по романтическим местам Питера…
— А ты не боишься ночью гулять? — спросила Лену подружка-соседка по комнате, когда девушка стала собираться.
— Нет, конечно, — ответила Лена и с гордостью добавила: — Этот Гриша такой сильный. Он же в армии служил.
Молодые люди доехали до Невы и остановились на Стрелке. Благоухала свежеподстриженная зелень, как будто нехотя сворачивались на ночь лепестки роз на кустах.
Грозно смотрели на молодых людей обшарпанные морды античных богов с Ростральных колонн.
— Мосты будут попозже разводить, — сказал Гриша. — Давай пока пойдем вот туда. — И он повел Лену через мост Строителей на Петроградскую сторону.
— А как мы будем добираться потом обратно? — спросила Лена. — Ведь уже почти час ночи, метро не ходит.
Кругом сгущалась мгла, но они знали, что скоро начнет рассветать. И в лучах солнца будут особенно красивы и величественны разведенные половинки мостов через широкую Неву…
— А нам и не нужно, — ответил залихватски Гриша. — Мы спокойно дождемся утра и поедем в общагу.
— А что мы будем делать так долго? — поинтересовалась Лена. Она на самом деле не понимала, что можно делать всю ночь, если не спать. Ведь посмотреть на разведенные мосты можно за двадцать минут…
У Гриши воображение было больше развито. Да он ведь был и постарше.
— Мы будем целоваться, — сказал он и хитро взглянул на Лену. Та зарделась, хотя он этого и не заметил. Было темновато. Лена промолчала. Если быть совершенно откровенным, то ей и в самом деле хотелось целоваться.
Теперь, когда Гриша произнес это вслух, она вспыхнула, но явственно ощутила, что он выразил и ее желание.
Да и то сказать… Она скорее всего не поступит, и скоро ей придется ехать обратно в скучный Псков, к папе и маме. А тут есть возможность получить приятные воспоминания на всю жизнь.
Она будет вспоминать это очень долго. Как была теплая летняя ночь в волшебном Петербурге, и где-то недалеко от невской глади она целовалась всю ночь напролет с красивым интересным юношей.
Потом она приедет сюда через много лет, наверное, с мужем и детьми. Они будут гулять по городу, ходить по музеям, а она, Лена, иногда втайне от всех будет вспоминать эту сказочную ночь.
— Мосты будут разводить через полчаса, — сказал Гриша. — Есть предложение купить бутылку лимонада и пойти посидеть где-нибудь на лавочке. А потом мы сразу пойдем к мосту и будем глядеть.
Лена поняла, что он имеет в виду, когда говорит «посидеть на лавочке», но не стала возражать. А маме об этом можно и не рассказывать. Просто скажет, что ходила смотреть, как разводят мосты, и все…
В киоске, работающем всю ночь, они купили бутылку пепси-колы, а стоило им пройти еще пятьдесят шагов, как Гриша указал на скамейку, которая одиноко стояла у самого края тротуара. Но на проезжей части было совершенно пустынно, и никого не было вокруг.
Они сели на лавочку, и Гриша ловко открыл зашипевшую бутылку о железный край скамейки. Он даже подумал, что было бы очень эффектно открыть бутылку зубами и тем поразить воображение девочки, но потом передумал. Вдруг он порежет губу, а ведь ему еще предстоит целоваться?
Лена отпила глоток и уже хотела передать бутылку Грише, как он тут же обхватил ее руками и, крепко прижав к себе, со всего размаху, молодецки поцеловал в губы…
Это было немного слишком неожиданно, и в таком поцелуе не хватало романтичности, однако Лена не стала возражать и нерешительно обвила его за шею руками.
До этого ей приходилось целоваться только один раз, да и то с собственным одноклассником, которого она знала Бог знает сколько времени. Это было совсем не интересно, и Лена рассматривала тогдашние робкие неумелые поцелуи просто как пробу сил. Или «пробу пера», как говорят писатели. Она ведь собиралась стать филологом и знала подобные выражения…