Я затрепетала, поняв, что она собирается сделать, но Линда рукой заставила меня раздвинуть ноги и принялась ласкать меня языком. Она сначала делала это осторожно и очень нежно, а потом становилась все жарче, все горячее…
Я стонала и билась под ней, не находя себе ни секунды покоя. Повинуясь рукам Линды, я согнула ноги в коленях, и мне показалось, что она так вгрызается в меня, что скоро достанет своим языком до самых моих потаенных глубин.
Надо отдать должное Линде и ее мастерству в постели. Она тогда же, в первый же раз заставила меня испытать самый настоящий оргазм. Она буквально дошла до исступления и довела до исступления меня.
Когда все закончилось, и мои сладострастные судороги прекратились, Линда наконец оторвалась от меня и, улыбаясь своими мокрыми губами, сказала: «Правда ведь, это было великолепно?»
Я промолчала, гладя в потолок. Я не представляла себе, как мы теперь с Линдой будем смотреть в глаза друг другу, как вообще сможем общаться. То, что произошло, было сладостно, и показалось мне слаще всего на свете, но меня не оставляло ощущение катастрофы. Ведь я не понимала, как это все случилось, что это было, и как жить дальше…
«Уж во всяком случае, гораздо приятнее, чем вчера с Робертом?» — настаивала Линда, садясь на кровати и протягивая руку за сигаретами, которые лежали на тумбочке.
«Лучше», — ответила я нехотя, а на самом деле могла бы сказать и больше. Это действительно было, как небо и земля… Совсем разные ощущения, и с Линдой мне было гораздо приятнее, чем с моим первым парнем.
Потом уже я поняла, что это вообще очень важно — первые впечатления в сексе. Не случайно, наверное, женщины никогда не могут забыть своего первого мужчину. Я имею в виду, настоящего мужчину, с которым было по-настоящему приятно… Так же и я… Я была отравлена с самого начала ласками Линды.
Наслаждение, которое я впервые в жизни испытала в ее объятиях, конечно, не могло идти ни в какое сравнение с тем, что накануне вечером проделал впопыхах Роберт.
«Так тебе понравилось?» — так и не отставала от меня Линда. Ей очень хотелось, чтобы я сама призналась в испытанном удовольствии. Хотя, зачем это ей было нужно? Она ведь только что имела возможность наблюдать, как я билась в оргазме…
«Конечно, мы ничего не скажем папе», — усмехнулась потом она, закурив и пуская к потолку красивые колечки. Она сидела на кровати такая бесстыдно-голая, и ее выражение лица было таким удовлетворенно-похотливым, что я просто содрогнулась от стыда, от мыслей о том, что мы делали, во что она меня втянула…
«Ведь это почти что жена моего папы», — с ужасом подумала я, но, видимо, и Линда представляла себе, о чем я могу подумать, поэтому сделала упреждающий маневр.
«Это не имеет никакого отношения к моим занятиям любовью с твоим папой, с Крисом, — сказала она. — Это — совсем другое. Это будет наша женская тайна».
Вот так у меня появилась женская тайна. С тех пор мы часто занимались этим делом с Линдой. Постепенно она приучила меня также быть активной в постели, чтобы так же обслуживала ее, как и она меня в первый раз.
«Сегодня твоя очередь», — просто сказала она мне как-то, раскидываясь на постели и подставляя ласкам моего рта свое стройное тело. Я подумала тогда, что это совершенно справедливое требование и я должна доставить ей такое же удовольствие, как и она — мне… Я попросту привыкла к Линде и нашим взаимным ласкам.
— Ну, что, Феликс, тебе пока что не достаточно? — поинтересовалась Хельга, прерывая свой рассказ и глядя на меня смеющимися изучающими глазами. — Как насчет твоего психологического барьера, я еще не перешла его своей историей?
Она явно посмеивалась надо мной, посмеивалась над моей «приличностью» и не привычкой к подобным рассказам. На самом деле, она была совершенно права. Хотя моя профессия венеролога и располагает многих к игривым шуточкам, я никогда особенно не интересовался вопросами секса.
Можно, наверное, сказать, что я скучноватый любовник. Никогда меня не привлекали сексуальные игры и всякие сложности в этом вопросе. Всему этому я предпочитал здоровый, без червоточин, без отклонений, секс. Своего рода семейный секс.
Даже с Людмилой, которая отличалась неуемным темпераментом и бесстыдством, я не позволял себе никаких экспериментов и вольностей. Наверное, не из порядочности и стыдливости, а просто из-за отсутствия интереса к отклонениям. Я — эпикуреец в любви, а эпикурейству чужды чрезмерные сложности.
— А чего ты хочешь добиться? — спросил я Хельгу в ответ. — Ты хочешь изучить мои реакции? Или это тест на выносливость?
— Нет, просто я спрашиваю, готов ли ты слушать дальше? — призналась Хельга. — Видишь ли, я очень серьезно отношусь к тебе и к нашим с тобой отношениям. Можно сказать даже, что я на очень многое надеюсь в отношении тебя, Феликс. И я, во-первых, не хочу, чтобы между нами оставались какие-то тайны. Слишком долго я жила, неся в себе тайну, а теперь я хотела бы избавиться от этого груза. Может быть, я слишком назойлива и слишком явно добиваюсь тебя, но ты мог бы постараться понять меня. Ты стал дорог мне. Бывает ведь так — люди не встречаются долгие годы, а потом они видят друг друга, и между ними вспыхивает чувство. Это — как искра, как разряд электричества… Вот это я и почувствовала к тебе, очень бы не хотела потерять тебя.
Хельга говорила это спокойно и размеренно, но я чувствовал, как подрагивает ее рассудительный голос. Она и вправду хотела меня, вправду хотела привязать меня к себе.
— Ну вот, — расстроенно произнесла Хельга. — Кажется, я опять увлеклась и стала сама предлагать себя… Теперь ты Бог знает что обо мне подумаешь.
Она выглядела немного расстроенной. Я посмотрел на нее и подумал, что в этой женщине действительно кроется загадка. Тут я не ошибался в юности.
Она такая разная, в ней столько противоречий. Только что Хельга была уверенная в себе женщина, которая как бы свысока посматривала на меня, рассказывая свою бесстыдную историю. И тут же она вдруг смешалась, смутилась, стала оправдываться… А чего стоят ее трогательные глаза, когда она вдруг испугалась, что предлагает себя мне в качестве постоянной подруги.
Я обнял Хельгу за плечи и притянул к себе. Мне хотелось приласкать ее, успокоить — такую потерянную, беззащитную.
— Ты теперь подумаешь, что я — такая же ненормальная, как и все остальные незамужние женщины, — сокрушенно произнесла Хельга. — Они страдают от того, что не имеют семьи и готовы на все, чтобы повеситься на шею любому…
— Я знаю, что ты не такая, — возразил я. — Не говори глупостей, Хельга.
Перепад ее настроения показал мне, как она волнуется, рассказывая мне свою историю.
— Мне ведь больше некому все это рассказать, — как будто прочитав мои мысли, сказала, оправдываясь, Хельга. — Просто ты хорошо ко мне относишься, и мне показалось, что я тебе не безразлична.
— Конечно, это так и есть, — сказал я. Мне очень хотелось как-то выразить свое к ней теплое отношение, и я принялся гладить ее по голове, по золотистым волосам. Она доверчиво, как девочка, прижалась ко мне плечом, и я обнял ее правой рукой. «Сколько личностей в этой женщине, — думал я с любовью. — Она и блестящая дама, и остроумный собеседник, и маленькая девочка, которая одинока и нуждается в ласке…»
— Дай мне сигарету, — попросила Хельга. Она прикурила от моей зажигалки и продолжила:
— Я очень сильно привязалась к Линде. Мне было больше никого и не надо. Я смотрела сквозь мальчиков и даже не хотела о них думать. Стоило мне вспомнить Роберта, и я вся содрогалась от брезгливости. Как он тогда сказал мне — «сучка»… Этой обиды я не могла простить всем мужчинам, вместе взятым. А наших ласк с Линдой мне было более чем достаточно. Другое дело, что Линда была своеобразная женщина. По-эстонски даже нет такого слова, чтобы точно определить, что же она такое. По-русски таких слов много — оторва, оторванка, прошмандовка, халда… Есть и другие слова.
Хельга усмехнулась и взглянула на меня:
— Хорошо я выучила за последние годы русский язык? — Она хмыкнула. — Так вот, Линда была настоящей оторвой… Она любила меня и старалась делать так, чтобы мне было с ней хорошо. Но она и пользовалась тем, что я слишком к ней привязана. Ведь у нее был еще мужчина, мой папа, и, наверное, другие мужчины временами — тоже… Я была ей нужна скорее для разнообразия. А у меня не было никого, кроме Линды. И что хуже всего, я не представляла себе никого другого. Уж мужчину — меньше всего.
Это и называется стать настоящей лесбиянкой. Мне потом приходилось встречать нескольких лесбиянок, и я поняла, что есть два типа. Один — это то, что Линда. То есть у них есть и мужчины и женщины. Они просто всеядны в сексуальном отношении. Их большинство среди лесбиянок, и, строго говоря, их и лесбиянками назвать трудно. Просто очень чувственные женщины.
А я под влиянием Линды и обстоятельств становилась полной лесбиянкой. Парни перестали меня интересовать, и я даже не могла представить себе, как бы это было. Конечно, тут главную роль сыграл мой первый неудачный опыт, который так больно задел меня и заставил страшиться нормального секса.
Линда понимала свою власть надо мной и использовала ее в своих интересах. Она спихнула на меня всю домашнюю работу. Она говорила: «Хельга! Сделай то и сделай это, а потом мы поласкаем нашу маленькую девочку».
И я не могла ей ни в чем отказать.
И еще — она постепенно перестала ласкать меня сама. Это было уже ей затруднительно, и она решила не напрягаться. Постепенно она стала говорить: «Сделай то и сделай это, а потом я позволю тебе себя поласкать».
И меня стало устраивать и это. Теперь я как бы обслуживала в постели Линду. Когда ей хотелось, она звала меня и предлагала ползти к ней в постель или даже ласкать ее в других местах. И я делала это с восторгом поначалу, потому что с кем же еще я могла получить наслаждение, как не с моей первой учительницей в делах страсти?
Папа ничего не знал и не догадывался о наших отношениях. Да ему все становилось безразлично. Он спивался. Не слишком быстро, но зато наверняка.