— Тогда давайте приступать, — ответил Скелет решительно и поднялся из-за стола. — Не так уж у нас много времени. Утром им обоим нужно быть на работе, в больнице. Василия наверняка сразу же начнут искать, как только обнаружат трупы в морге… Ну, положим, здесь его искать не станут. А Хельгу могут хватиться.
— Но до утра еще много времени, — сказал Геннадий, поглядывая в сторону двери комнаты.
Ему не терпелось приступить…
— Посмотрим, хватит ли нам времени, — возразил Скелет. — Нам предстоит многое у них выяснить.
Мы все втроем прошли в комнату, где, привязанные к стульям, сидели напротив друг друга Хельга с Василием. Я вошел и сразу столкнулся взглядом с Хельгой.
С этой женщиной я спал совсем недавно. Ее тело я ласкал и целовал, в ее глаза заглядывал…
Теперь монстр сидел напротив меня. «Дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души…»
Я отвел глаза, я не мог смотреть на Хельгу, на женщину-оборотня. То ли мне было мерзко, то ли я стыдился самого себя. Своей влюбчивости, своей доверчивости. Не знаю, чего.
Может быть, просто страшно смотреть в лицо персонифицированного зла, в лицо дьявола…
Хельга молчала, а санитар сразу же заговорил.
— Что вы от нас хотите? — тонким, неподходящим для его комплекции голосом произнес он. — Развяжите меня. Я же хирург, мне нельзя портить руки связыванием.
Но Скелета, да, как выяснилось, и Геннадия тоже, не так-то легко было пронять.
— Ах, ты хирург? — сказал Скелет мягким голосом, подходя к стулу, на котором сидел санитар. — А я думал, что ты — кандидат в покойники. Как ты думаешь, кто из нас прав?
Он склонился к санитару, а потом выпрямился и почти закричал:
— Рассказывай все, что знаешь… Когда начали этим заниматься, кто главный, где его найти? Все рассказывай!
Он обращался пока что только к Василию, подчеркнуто не обращая внимания на Хельгу.
Геннадий тоже подошел поближе и как будто даже отодвинул Скелета плечом.
— Кто главный у вас, и где его найти? — повторил он.
— А если я не скажу? — спросил санитар, глупо улыбаясь.
Наверное, он не улыбался, а просто губы растянулись в нервной судороге…
— Скажешь, — ответил Геннадий, вдруг наливаясь спокойствием и какой-то монументальностью. — Я тебя заставлю, и ты все скажешь.
Он стоял перед стулом санитара, неожиданно крепкий, коренастый, как будто подобравшийся. Я понимал его, он все время сдерживался, крепился, чтобы не убить обоих на месте, без всяких разговоров.
— Как? — спросил, внезапно наглея, санитар. — Как заставите?
Видимо, он еще не вполне понял ситуацию и хотел выяснить, в чьи руки он попал и что ему грозит…
— Как? — переспросил Геннадий.
Потом задумчиво пробормотал:
— Как заставлю?
Он чуть покачался на своих коротковатых ногах и вдруг изо всех сил ударил кулаком санитара в солнечное сплетение.
— Как завещал великий Ленин, — пробормотал он на выдохе.
Потом опять нагнулся и ударил второй рукой в живот скорчившегося на стуле Василия:
— Как учит коммунистическая партия, — добавил он.
Я вспомнил, что все это слова из какой-то партийной присяги…
Василий мычал, согнувшись на стуле, и тяжело дышал открытым ртом. Лицо его сразу сделалось мокрым от пота, а глаза вылезали из орбит.
— За что? — простонал он, таращась бессмысленно в пол.
Видно, он еще на что-то надеялся.
Геннадий отошел на шаг назад и тихо рассмеялся. Потом вновь приблизился и размахнувшись, ударил кулаком снизу в челюсть санитара.
— За нашу Советскую Родину, — с чувством произнес он при этом, крякнув в момент удара.
Санитар отлетел со стулом назад и ударился головой о стенку. Ножки стула подломились, и он упал на пол с окровавленным лицом.
— Тише вы, — произнес Скелет. — Вы же убьете его раньше времени… Он еще ничего не успел нам сказать важного и хорошего, а вы его уже хотите прикончить.
Я больше не смог переносить всю эту картину. Мне показалось, что я задыхаюсь и сейчас потеряю сознание. Отвращение ко всему происходящему, страх и ужас сделались для меня невыносимыми. В душу заползала черная тоска и безысходность.
Мне было стыдно за себя. Взрослые мужчины делали тут хорошее нужное дело, они совершали акт справедливости и возмездия, а я оказался слабаком, слишком чувствительным. А ведь только такими методами, наверняка, и можно было добиться результата от этих подонков… Ради Юли. Ради всех остальных.
Я встал и вышел из комнаты. Но и на кухне до меня долетали звуки — крики Василия, топот ног и еще какие-то странные хлюпающие стоны…
Скелет вышел следом за мной. Он поглядел, как я пью воду из-под крана и, улыбнувшись, озабоченно сказал:
— Эх, боюсь, убьет он их обоих прямо так. Глаз да глаз нужен… А вам плохо, доктор?
Я ничего не ответил, а только неопределенно помотал головой.
— Понимаю вас, — деликатно сказал Скелет. — Искали мучителей вашей невесты, да сами же и связались с главной мучительницей… Понимаю, как же. Называется — неразборчивость в половых связях.
Я взглянул на Скелета — не шутит ли он так неудачно. Но нет, он был серьезен и назидателен. Он и впрямь именно так оценивал мое поведение.
— Я поеду, — сказал я, вставая на почти негнущиеся ноги.
— Куда? — поинтересовался Скелет.
— К Юле, проведаю ее, — ответил я. — Я ненадолго, только проведаю и обратно. Договорились?
Я хотел чего угодно, лишь бы не присутствовать при допросе, который уже начался.
— Проведать невесту? — переспросил Скелет и усмехнулся. — Конечно, очень трогательно… Быстро у вас все получается.
Он покачал головой.
— Что вы имеете в виду? — спросил я почти запальчиво.
Еще не хватало, чтобы наемные сыщики учили меня морали.
— Ничего не имею, — ответил Скелет, поскучнев. — Называется — активная жизненная позиция. Вы скоро вернетесь? Потому что события развиваются быстро, и может потребоваться ваша помощь.
Я пообещал, что скоро вернусь, и выскочил из квартиры. Из квартиры, где еще недавно занимался любовью с женщиной-оборотнем, и которая теперь превратилась в такое ужасное место…
Для начала я нашел в себе силы подъехать к моргу, где была оставленная мною машина. Мне повезло — было раннее утро и никто еще не обнаружил, что морг завален трупами, и отнюдь не теми, что умерли своей смертью на больничных койках…
Наверняка утром, стоит только кому-то из больничного персонала зайти сюда, появится толпа милиционеров, все будут бегать взад и вперед, снимать фотоаппаратами со вспышкой и успокаивать собравшихся, что преступники скоро будут найдены…
Тогда и меня бы прихватили с моей машиной, стали бы допрашивать и «шить дело». А почему бы и нет? Кого-то же надо поймать, в конце концов. А доктор, занимающийся частной практикой — вполне подходящая кандидатура, чтобы спокойно обвинить его во всех смертных грехах и гордо, под барабанный бой передать дело в прокуратуру. И что же? Общественность охотно поверит. Злодей-убийца, криминальный доктор, буржуй… Убивать таких надо… Вот так настроено общественное сознание.
Но, к счастью, ничего этого не произошло, и здание морга стояло тихим, спокойным. Я взглянул на него, представил себе, что там внутри сейчас, и содрогнулся… Долина смертной тени.
Осторожно завел мотор, тихонько отъехал и нажал на газ, чтобы поскорее уехать с этого проклятого места.
Людмила и Юля не спали, они сидели в комнате и как будто специально ждали моего появления.
— Мы уже все знаем, — сказала Людмила, встретившая меня.
Она была мрачна и все время куталась в шаль, накинутую поверх халата. Когда-то она готовилась к моим визитам, а если я приезжал неожиданно, бросала торопливо: «Подожди, я сейчас», — и убегала переодеться, накраситься, причесаться…
Теперь все было не то, жизнь изменилась. Она спокойно смотрела на меня, не пытаясь отвернуть свое помятое лицо, скрыть растрепанные волосы, или хотя бы сменить халат на платье.
— Вы еще ничего не можете знать, — ответил я.
— Почему? — передернула Людмила плечами. — Геннадий уже был тут и все рассказал.
— Вы не можете ничего знать потому, что мы сами еще толком ничего не знаем, — ответил я. — Некоторых подонков мы поймали на самом деле. Но мы хотели бы большего.
— Чего, например? — поинтересовалась Юля, неожиданно вступая в разговор.
Она сидела в кресле прямая, выгнув спину и схватившись за подлокотники. Юля была напряжена.
Я смешался и не знал, что ответить. Мне не хотелось заранее обнадеживать Юлю. Вдруг у нас не получится вытащить из монстров такую огромную сумму?
Воцарилось молчание, после чего Юля, вероятно, решила прийти мне на помощь и сказала:
— Папа говорил, что тебя чуть было не убили. Это правда?
— Это правда, — ответил я, вспомнив события прошлого вечера. Юля протянула руку и сжала мою ладонь.
— Это была та самая женщина? — спросила она тихо.
Я сразу понял, что она имеет в виду. Ведь не случайно Юля предупреждала меня о грозящей опасности…
— Та самая, — сказал я. — Ты была совершенно права. Когда ты звонила мне, я на самом деле был в опасности.
— Я не могла ошибиться, — произнесла Юля спокойно. — Ведь не случайно со мной случился почти что обморок тогда, в филармонии. Просто я не хотела тебе говорить.
— Почему? — спросили мы почти одновременно с Людмилой.
Та тоже вытаращилась на дочь, потому что впервые об этом услышала.
— Когда та женщина дотронулась до меня на лестнице, — сказала Юля. — Меня словно прошибло током… Как будто это был электрический разряд… Я поскользнулась и чуть не упала, и женщина схватила меня за руку. Вот тогда я и почувствовала, кто она такая.
— Кто? — не удержалась Людмила, чуть не подпрыгнув на месте и с ненавистью глядя на меня. — Кто она такая?
— Это была та самая женщина, которая вырезала у меня глаза, — тихо ответила Юля и добавила: — Я не могла ошибиться. Когда все это происходило, я не знала, мужчина это или женщина. Я просто ощущала прикосновение рук к моему лицу, к голове… Может быть, я и подумала, что это женщина, но тогда не придавала этому никакого значения. К чему? Какая была разница — женщина это или мужчина? Я ощущала только прикосновение рук к своему лицу… А сейчас, когда та женщина дотронулась до меня, это было как удар грома, как молния в самую глубину сознания. Я сразу все вспомнила… Я узнала это прикосновение, это был тот же самый человек.