Овсянников завел оперативное дело под условным наименованием «Грибник» и потихоньку стал разрабатывать Барагозова. Фигурант в последнее время ничем себя не проявлял, исправно ходил на работу, ни с кем из ранее судимых не общался. Семья вела затворнический образ жизни, и однажды сыщик задался вопросом: — «Не сектанты ли?» Но эта версия не нашла своего подтверждения. Когда настали сильные холода, Барагозов поставил свою «Ниву» на прикол и ходил пешком, а свой гараж на печном отоплении заморозил.
Настало лето, а за ним пришла и осень девяносто второго года. Вся милиция Энска с тревогой ждала появления маньяка. Везде были усилены посты милиции, среди населения проводились разъяснительные беседы о недопустимости оставления маленьких детей без присмотра на улице, озадачены бабушки-пенсионерки, целыми днями проводящие время на скамейке возле подъездов домов, привлечены добровольные дружинники, которые совместно с милиционерами в гражданской одежде негласно патрулировали улицы.
Год выдался не грибным, да и ягод не было особо видно, так что осеннего ажиотажа с выездом в лес среди населения не наблюдалось, поэтому в выходные дни малыши оставались с родителями, в городе безнадзорных детей найти было сложно.
Наступила зима, преступник ничем себя не выдал, не было зафиксировано ни одного нападения и приставания к женщинам и детям. Возможно, маньяк уже выходил на охоту, но принятые милицией превентивные меры не позволили ему подыскать себе жертву для удовлетворения своей низменной страсти.
Однажды Смирный и Овсянников вновь поговорили о маньяке.
— Василич, опять этот урод пропал, — посетовал сыщик в бессильной злобе. — Что это такое с маньяками? Совершают по одному преступлению и пропадают на годы. Убийца Коптевой куда-то канул, похититель девочек пропал. Обычно такие преступления бывают серийными, а тут непонятно.
— Даже не знаю, что и сказать, — пожал плечами Смирный. — Возможно, испугался тех мер, которые мы приняли с целью профилактики и затаился? А, может быть, участковый даже разговаривал с преступником, предупреждал его, чтобы оберегал своих детей от маньяка?
— Думаешь, что у маньяка есть дети? — спросил сыщик.
— Практика показывает, что маньяки часто бывают примерными семьянинами, любящими отцами, жены уверены, что они самые верные мужья. И на работе они на хорошем счету.
— А Барагозов-то имеет двоих детей, — задумчиво произнес Овсянников. — Жена за него горой, и на работе к нему нет претензий.
— Кстати, как идет разработка по нему? — поинтересовался старший.
— Ни шатко ни валко, — вздохнул сыщик. — Проверили всю его подноготную, но ничего интересного не добыли. После нового года заканчивается срок ведения дела, я не буду его продлевать, а прекращу в связи с отказом фигуранта от преступных замыслов. Я уже физически не могу за ним наблюдать месяцами, других дел полно. Но, Василич, я про Барагозова никогда не забываю и буду примерять его ко всем аналогичным преступлениям сексуальной направленности, которые будут совершаться в нашем городе.
— Давай, прекращай, — согласился Смирный. — Вплотную займись другими делами, которых накопилось у тебя достаточно, скоро за них будут уже спрашивать, а к Барагозову мы всегда сможем вернуться, если это будет необходимо.
Наступило очередное тревожное лето девяносто третьего года. Про маньяка не было слышно ничего, и Овсянников, недоуменно пожимая плечами, обратился к Смирному:
— Василич, пропал! Неужели залетный маньяк? Совершил убийство и уехал, а сейчас где-то здравствует, наслаждается жизнью, а, может быть, продолжает совершать свои черные дела уже в другом регионе?
— Вряд ли, — засомневался Смирный. — Обычно маньяки, как волки, имеют свою территорию для охоты и редко нарушают ее границы. Нет, он затаился и ждет удобного случая. Нам никак нельзя расслабляться и уповать на то, что он уехал. Он здесь, рядом с нами, возможно, мы его знаем в лицо. Перетряси всю свою агентуру, он, может быть, среди наших добровольных помощников, потому-то и избегает проверки.
— Вообще-то, ты прав, Николай, — утвердительно кивнул Овсянников. — Сам чувствую, что он где-то рядом и знает наши ходы наперед. Расслабляться не станем, а будем его вычислять, пока он снова не похитил и не убил детей или женщин. А если он из числа нашей агентуры, лично сам застрелю его — рука не дрогнет.
— Стрелять не надо, — нахмурился Смирный. — Хочешь из-за какой-то мрази сесть в тюрьму? Нет, его надо судить и закрасить лоб зеленкой* (высшая мера наказания, расстрел), чтобы неповадно было другим, кто вздумает последовать по его пути.
Этот год, как и предыдущий, оказался неурожайным на грибы и ягоды, люди оставались в городе, но милиционеры продолжали патрулировать улицы, устраивать посты наблюдений, проверять неблагонадежных граждан. Преступник словно провалился сквозь землю, не было даже намека на то, что он может находиться в городе.
Незаметно пролетел и девяносто третий, наступил девяносто четвертый год.
Ранней весной, в середине марта возле городского парка было совершено нападение на женщину. Она возвращалась с работы, преступник настиг ее сзади, попав ножом вскользь в лопатку, повалил на снег и попытался изнасиловать, но осуществить задуманное помешали прохожие. Они же доставили женщину в больницу, где ей врачи сделали перевязку и отпустили домой, только после этого позвонили в милицию. Звонок застал Овсянникова за допросом мужчины, в пьяном угаре зарубившего своего собутыльника топором и закопавшего труп недалеко от дома. Бросив все, сыщик помчался к месту жительства потерпевшей.
Молодая женщина испуганно глянула на оперативника и осторожно осведомилась:
— Вы из милиции?
Сыщик протянул ей служебное удостоверение:
— Начальник уголовного розыска майор милиции Овсянников. Я хотел уточнить обстоятельства нападения на вас.
— Ой, я не хотела никуда заявлять, — засмущалась женщина. — Стыдно же, сейчас все узнают, на работе будут шушукаться. Откуда вы узнали про нападение?
— Позвонили врачи, они обязаны уведомлять милицию о таких случаях. Вы же ранены?
— Да пустяки, царапина. Вот только пальто жалко, муж осенью подарил.
— Жизни не жалко, а одежду жалеете? — улыбнулся сыщик женщине. — Покажите мне ваше драгоценное пальто.
Осмотрев одежду и удостоверившись, что на ней имеется небольшой надрез от ножа, сыщик заметил:
— Вы чудом избежали смерти. Как вы стояли в момент удара ножом?
— Как такового удара ножом я не почувствовала, — развела руками женщина. — Услышала, как кто-то бежит сзади и резко стала оборачиваться, в это время был тычок в спину. Узнала о том, что ударили ножом только тогда, когда люди подняли меня на ноги — ощутила липкость на спине, а потом кто-то подсказал, что на пальто дырка.
— Это и спасло вас, — осенило сыщика. — Вы резко обернулись, нож прошел вскользь по лопатке, легко ранив вас. А ведь маньяк целился в самое сердце…
— Ужас какой! — вздрогнула женщина. — На меня напал маньяк?!
— Да, без сомнения это маньяк, которого мы уже ищем. Вы запомнили его внешность?
— Откуда?! Было же темно.
— Рост, возраст, одежда?
— Ничего не заметила.
— Кстати, где ваш муж?
— Он в командировке, прилетает завтра… Ой, если он узнает, что на меня напал этот маньяк, он убьет его!
— Я бы сам с удовольствием поучаствовал в этом, — усмехнулся Овсянников. — Только вот где его найти?
— Ах да, его же сначала надо найти! — натянуто улыбнулась женщина. — Тогда что — будете проводить расследование?
— Да, возбудим уголовное дело и будем расследовать.
— А, может быть, не надо? Не хочу я огласки…
— От вас это уже не зависит. Уголовное дело будет возбуждено по факту. А вам следует помочь следствию, поскольку преступник до этого уже совершил несколько аналогичных преступлений, могут пострадать другие люди, в том числе и дети, если его вовремя не остановить.
— Это тот маньяк, который два года назад похитил и убил маленьких девочек?! — встревоженно осведомилась женщина.
— Возможно, что это так.
— Тогда я согласна, — обессиленно выдохнула она. — Дети не должны страдать.
— Кстати, как вас зовут? — поинтересовался у нее сыщик. — А то разговариваем достаточно долго, а имени вашей не знаю.
— Наталья Герасимовна Степаненко.
— А меня зовут Вячеслав Иванович. Наталья Герасимовна, вы сейчас можете со мной поехать?
— Ой, а куда?! — испуганно спросила женщина.
— Сначала съездим на место, где преступник совершил нападение, а потом отведу к следователю, он допросит вас, признает потерпевшей.
— А вы разве не следователь? — недоуменно поинтересовалась Степаненко.
— Я же представился — начальник уголовного розыска, а вас допросит следователь прокуратуры.
— А-аа, не разбираюсь я в ваших званиях и регалиях, — махнула женщина и направилась в комнату. — Сейчас переоденусь и поедем.
Осмотрев место происшествия и ничего не обнаружив, сыщик отвел Степаненко в прокуратуру, а сам зашел к Смирному.
— Василич, наш объявился! — с порога крикнул сыщик. — Ударил женщину ножом в спину, но промахнулся. Потерпевшую я отвел к следователю.
— Как раз по этому поводу жду тебя, — откликнулся тот. — Дежурный уже доложил, что ты выехал на место происшествия. Давай, доложи, как там?
— Один в один как нападения на Коптеву и Попову. Удар ножом между лопаток, попытка изнасилования.
— Неужели тот упырь до сих пор действует, прошло уже одиннадцать годков, — прищуриваясь, покачал головой Смирный и в очередной раз с сожалением воскликнул: — Эх, собаку бы сейчас пустить по следу! Уже давно подали заявку пока на две ищейки, область до сих пор молчит!
— Отсидел, вышел? — предположил сыщик.
— Не исключено. Слава, истребуй и проверь всех судимых, которые сели в то время, а освободились недавно. Подними дело Коптевой и повторно изучи лиц, которые прошли через нас, а это огромный массив, мы тогда проверили почти всю мужскую половину города.