Отдав необходимые указания, Овсянников растянулся в кресле и с удовольствием вытянул вперед онемевшие ноги. Но отдохнуть ему не было суждено. Зашла Васильева и протянула лист бумаги.
— Вот, Вячеслав Иванович, прочтите, что говорит мой человек. По-моему, это тот маньяк и есть.
Оперативник недоуменно взял бумагу и стал читать:
Для служебного пользования.
Начальнику уголовного розыска г. Энска
Овсянникову В.И.
Рапорт
При встрече с ДЛ* (доверенное лицо, добровольный помощник милиции) «А», последняя сообщила следующее:
Где-то в начале июня гражданка Пришевич возвращалась через парк культуры и отдыха и столкнулась лицом к лицу с мужчиной, который демонстрировал ей свой детородный орган. Она вскрикнула от испуга и хотела убежать, но мужчина настиг ее и, угрожая ножом, попытался изнасиловать. В это время Пришевич стала умолять мужчину, чтобы он не убивал ее, а взамен она готова вступить с ним в половую связь, но только у нее дома. Мужчина согласился, и они пошли к ней домой, где вместе переспали, а утром он ушел.
Из-за ложного стыда Пришевич никуда не стала обращаться, а мужчина больше у нее не появлялся.
Инспектор ПДН
Старший лейтенант милиции Васильева П.С.
— Да что это такое! — удивленно воскликнул оперативник. — Информация все сыпется и сыпется, успевай только обрабатывать! По-моему, сегодня боги на нашей стороне! Бьюсь об заклад — это наш маньяк!
— И я так подумала, — вдохновленно кивнула Васильева. — Привезти ее?
— Конечно, Полина, привезти! Возьми машину и поднимай ее с постели.
Не прошло и получаса, перед Овсянниковым сидела моложавая женщина, которая зыркнула выразительными глазами и притупила взор перед тяжелым взглядом оперативника.
— Как вас зовут? — спросил ее сыщик.
— Пришевич Аделина Константиновна.
— Аделина Константиновна, нам стало известно, что в июне месяце вы подверглись нападению со стороны неизвестного вам мужчины. Расскажите подробности этого случая.
— Боже мой, откуда вы это узнали? — застонала женщина. — Я никому не говорила, не хотела огласки, ведь я же учительница, у меня ученики…
— Этот мужчина разыскивается нами за убийства, — резко бросил сыщик, перебив женщину на полуслове. — Вы учительница и должны понимать, что он убийца детей и представляет огромную опасность прежде всего для ваших учеников.
— Это он сегодня убил двух девочек? — осторожно осведомилась она.
— А откуда вам известно об убийстве двух девочек? — поинтересовалась Васильева.
— Да весь город об этом молвит, — проговорила женщина. — Хорошо, я все расскажу, как происходило. Это было в начале июня. Вечером я шла через парк домой и вдруг на тропинке дорогу мне перегородил какой-то тип со спущенными штанами. Я сначала ничего не поняла, а когда стала соображать, что предо мной эксгибиционист, было уже поздно — он подтянул штаны и двинулся в мою сторону с ножом в руках…
— Извините, что за слово эксгис…эксбис? — прервал повествование женщины сыщик.
— Правильно звучит так: эксгибиционизм. Это мы проходили во время переподготовки учителей в Москве, в разделе по безопасности учеников, ведь часто склонные к этому люди околачиваются возле школ, и детей как-то надо оберегать от них. У этих извращенцев сильная потребность демонстрировать свой половой орган перед окружающими, особенно перед детьми, девочками. Но нас во время учебы заверили, что эксгибиционисты не представляют прямой опасности для жизни и здоровья, а тут с ножом…
— Впервые слышу такое слово, — покачал головой сыщик. — Для нас они называются попроще, извините за выражение — п***р гнойный. Итак, продолжайте, мы слушаем.
— …я развернулась и попыталась убежать, но он быстро настиг меня, повалил на землю и, угрожая ножом, велел раздеться. Я поняла, что это последний день в моей жизни, приготовилась к смерти и вдруг внутри меня произошло нечто такое, что я спокойным голосом предложила:
— Давайте, совершим это в нормальных условиях. Приглашаю вас к себе домой, у меня никого нет, я живу одна.
Очевидно, мой умиротворяющий голос возымел действие, он сразу обмяк, встал на ноги и протянул руку и приказал:
— Идем!
— Абсолютно правильное решение, — кивнула Васильева. — Если бы вы стали взбрыкивать и сопротивляться, он, скорее всего, вас там и зарезал.
— Мне ничего не оставалось, как согласиться на его условия, — покраснела женщина и взмолилась: — Вы только никому не рассказывайте об этом, иначе мне придется покинуть школу.
— Аделина Константиновна, все будет между нами, — заверил ее сыщик и предложил: — Рассказывайте, мы вас слушаем.
— Пешком пришли ко мне домой, благо я живу недалеко от парка. Когда зашли в подъезд, меня охватил страх, я поняла, что в квартире он может меня убить, поэтому хотела вырваться, убежать от него, но, как назло, никого из соседей не было видно. Зайдя в квартиру, он положил свой нож на полку в прихожей, очевидно, намекнув мне, чтобы я не вздумала с ним играть в шутку. Далее было как в кошмарном сне, а ночью, почти под утро, он ушел, ничего мне не сказав.
— Извините, Аделина Константиновна, вы замужем? — поинтересовалась Васильева.
— Да, он в длительной командировке в Шпицбергене. Хотел взять меня с собой, а я отказалась — как я брошу школу? Ой, какая стыдоба-то, если про это узнает муж!
— Не беспокойтесь, никто об этом не узнает, — повторил Овсянников и положил перед женщиной несколько фотографий. — Кого-либо узнаете?
Женщина сразу же ткнула пальцем на Барагозова:
— Это он!
11
Время было пять утра, Овсянников позвонил Смирному.
— Василич, за то время после моего последнего звонка мы столько многого узнали! Информация посыпалась, как из рога изобилия!
— Давай, выкладывай, очень интересно послушать! — оживился старший, очевидно, уже вставший с постели. — По-моему, мы сегодня поставим точку в пятнадцатилетнем кошмаре нашего городка.
Впечатленный рассказом друга, Смирный воскликнул:
— Тут никакого сомнения, что Барагозов является именно тем неуловимым маньяком, который так долго прятал концы в воду! Слава, поздравляю тебя с раскрытием самых опасных преступлений, когда-либо случившихся в наших краях! Дело остается за малым — поймать самого маньяка!
— Засады расставлены, с часу на час он должен попасться в наши сети, — доложил сыщик и заверил: — До утра поймаем, и он расскажет про все свои кровавые похождения. Расколется, никуда не денется!
— Давай, Слава, удачи! — напутствовал Смирный. — Я скоро прибуду.
Достав раскладушку, Овсянников лег и провалился в глубокий сон. На душе у него было спокойно, внутреннее напряжение отпустило, он уже был уверен, что убийца в скором времени будет задержан; сейчас его состояние можно было бы сравнить с состоянием рыбака, расставившего свои сети и дремлющего в ленивом ожидании улова под тенью деревьев.
Когда кто-то потормошил его за плечо, он резко открыл глаза и увидел перед собой Дмитриева. Тот шепнул с придыханием:
— Есть! Взяли его!
Резко присев на раскладушку, Овсянников спросил:
— Где взяли?
— Подъехал к гаражу, мы его и скрутили. При нем нашли мелкокалиберную винтовку.
— Винтовку?! Отлично, орудие преступления у нас в руках! Где он сам?
— Держим у себя в кабинете.
— Давай, заводи его сюда, будем колоть.
Вскоре Дмитриев завел Барагозова в кабинет и посадил на стул напротив Овсянникова. В это самое время в кабинет заглянул Смирный. Увидев его, сыщик радостно воскликнул:
— О, ты уже пришел?! Давай, Василич, проходи, будем разговаривать с гражданином Барагозовым.
— Так, так, вот он какой, наш маньяк, которого мы ищем без малого пятнадцать лет, — проговорил Смирный, рассматривая с ног до головы задержанного. — А ведь в свое время строил из себя порядочного главу семейства, любящего отца, заботливого мужа. Теперь капкан захлопнулся, тебя от смерти может спасти только чистосердечное признание и помощь следствию.
— О каком маньяке вы говорите? — «удивленно» спросил задержанный. — Этот тот, который убил детей? Я к этому не имею никакого отношения.
— Барагозов, ты, по-моему, еще не понял, в какую ситуацию вляпался, — еле сдерживая себя, чтобы не сотворить с задержанным нечто похуже, стал объяснять Овсянников. — Все козыри в наших руках, у нас достаточно доказательств, чтобы приставить тебя к стенке. А для начала объясни, где ты был вчера с утра?
— В деревне у родственников.
— Врешь, ты там не был! — не выдержав, взревел оперативник. — У тебя изъяли мелкашку* (мелкокалиберная винтовка), из этого ружья ты убил девочек! Еще вспомни, как ты в течение семи лет насиловал свою дочку! Гнида, ты отсюда уже живым не выйдешь, в твоем положении лучше во всем признаться и надеяться, чтобы тебя не шлепнули!
Побагровев от услышанного, у Барагозова забегали глаза, он, вытерев испарину со лба, спросил:
— Дочь у вас?
— А где же еще? — усмехнулся Смирный. — Ни сына, ни дочь ты больше не увидишь. И вообще, какой ты отец? Ты насильник и развратник в отношении них.
— Нет, я люблю их! — отчаянно воскликнул задержанный.
— Любишь, но совсем другой любовью, — поправил его Смирный. — У тебя к ним не отеческая любовь, а плотская, мерзкая, зверская. Ты превратил свою родную дочку в средство для удовлетворения своих низменных потребностей. Более того, ты стал убивать других детей, чтобы утолить свою гнусную сущность. Немногим более шести часов назад мой коллега мечтал пристрелить тебя как бешеную собаку, я его уговаривал не делать этого, а теперь эта мечта передалась и мне, и я еле сдерживаю себя, чтобы не выхватить из кобуры свой пистолет.
— Тогда лучше пристрелите меня прямо сейчас, — проговорил задержанный, низко опустив голову. — Все равно мне не жить.
— Обязательно пристрелим, — жестко бросил Овсянников. — Но сначала ты нам расскажешь все свои похождения за последние пятнадцать лет. Барагозов, заруби у себя на носу — ты уже попался и никогда уже не увидишь свободу, поэтому даже не пытайся юлить и изворачиваться, а спокойно рассказывай, что творил за эти годы. Еще раз предупреждаю: будущее твое — тюрьма и, возможно, стенка палача, поэтому смирись с этим и не мечтай каким-то образом избежать сурового наказания. Поверь мне, если чистосердечно признаешься в своих грехах, то тебе от этого станет гораздо легче.