– Почему вы так настаиваете, полковник?
Полковник Трастамара устало потер виски.
– У нас свои источники в среде пиратов. Вероятно, они пытаются сбить нас с толку.
Нин Ашари внимательно – очень внимательно – глядел на полковника.
– Дайте-ка еще раз ваши отчеты, – сказал он, – я хочу поглядеть, нет ли в них неточностей.
Полковник молча протянул ему чипы. Глаза миллиардера были теплы, как вакуум. Пальцы, не глядя, летали по документам.
– Пожалуй, неточность есть. За голову ван Эрлика полагается триста миллионов. А не двести.
Трастамара встал, и гостеприимный хозяин тоже встал, отвешивая ему низкий поклон.
– Мне было очень приятно, – сказал Нин Ашари, – увидеть праправнука великого Ли Трастамары. Я всегда восхищался им.
Они уже прошли через водопад, когда полковник внезапно обернулся и сказал:
– Как ваши колени?
Глаза миллиардера выражали искреннее недоумение. Воздух вокруг них, казалось, похолодел.
– Ваши колени, – повторил полковник, – я слыхал, у вас были проблемы.
– Никаких проблем, – сказал владелец «Объединенных верфей».
Когда глава Оперативного Штаба ушел, хозяин «Объединенных верфей», миллиардер и пэр империи Нин Ашари вернулся на террасу и долго сидел над миром неподвижно, прислушиваясь к шуму воды и скрипу мельничного колеса.
Потом он нажал кнопку вызова, вмонтированную в ободок силового стола, и на столе перед ним появилось лицо светлейшего Ассена Ширта, главы Службы Опеки.
– Привет, Ассен, – сказал Нин, – ты будешь сегодня вечером у Райза? Да, кстати, у меня был твой зам. Этот… Трастамара. Странный тип. Вымогал у меня сто миллионов, чтобы занять твое место.
Светлейший Ассен Ширт, глава Службы Опеки, и президент компании «Объединенные космические верфи» Нин Ашари встретились через пять часов на вечеринке у министра финансов. Они потолковали минуты три, и Нин Ашари вручил светлейшему вненомерную кредитку на сто миллионов эргталеров, в знак уважения к Службе Опеки и как свидетельство того, что руководство компании никоим образом не причастно к скандальному угону корабля. Спустя пятнадцать минут Нин Ашари покинул веселую вечеринку, а светлейший Ассен Ширт остался и допился до поросячьего визга, так что утром ему меняли всю кровь.
Глава четвертаяЯРМАРКА, ГУСЕНИЦА И ПОЛИЦИЯ
Нелюди недостойны человеколюбия.
Впрочем, его недостойны и люди.
Тони Аркадиса судили трижды: за ограбление, вымогательство и за злостное хулиганство: пьяный Тони пытался пристрелить на глазах шокированных посетителей ресторана чужака-чуника.
Все три раза Тони был оправдан за недостатком доказательств и свидетелей, несмотря на то что сцену в ресторане наблюдало по крайней мере полсотни людей, не говоря уже о свойственных подобным местам видеошарах.
Закон запрещал людям с пестрой биографией находиться на правительственной службе, но Тони Аркадиса это не смущало.
И вот сейчас Тони стоял в белом форменном мундире за таможенной стойкой и оформлял документы троих прилетевших на Ярмарку.
Мужчина, тридцать пять лет, по имени Лоурелл Кент. Высокий рост, дорогой костюм, бронированные глаза и обаятельная улыбка бизнесмена, который может позволить себе собственную яхту. Сын, Чеслав Кент, шестнадцати лет. Худощавый сероглазый подросток, с прямой осанкой, хрупкими запястьями и неожиданно тяжелыми кулаками. Дети владельцев частных космических яхт обыкновенно вырастают спортивными и здоровыми. Судя по выправке, этот парень мало чем занимается, кроме космодайвинга и дискотек. Денес Кент, восемь лет, без документов – мальчику в таком возрасте они не полагаются.
Мальчик был одет в красные брючки и курточку из флексана. В руках у мальчика был кожаный поводок: с другого конца поводка на таможенника смотрел огромными бурыми глазами здоровущий пес.
– Э-э… это собака или чужак? – спросил Тони.
– Собака, – ответил человек, называвший себя Кентом, – древняя терранская порода. Ньюфаундленд.
– Я не уверен, что мы можем это пропустить, – сказал Тони, – надо будет отправить ее на экспертизу. Это займет неделю-другую.
Из бумажника Кента сами собой выползли несколько кредиток.
– Это поможет вашей уверенности? – спросил мужчина.
Тони улыбнулся и сразу сделался похожим на маленького варрана.
– О да, сэр. Как записать цель вашей поездки?
– Коммерция.
Тони быстро заполнил бланки.
– Счастливых покупок, – сказал он, – и вы знаете, если вам потребуется пронести на борт корабля что-нибудь такое, – ну, словом, не включенное в разрешенный перечень, можете обращаться ко мне. Всегда рад помочь таким щедрым людям.
Чеслав первым шагнул под открытое небо; где-то высоко шел дождь, разбиваясь о невидимые своды силового купола. Капли растекались по пустоте, сверкавшей всеми цветами радуги, но в воздухе было сыро и промозгло.
– Мы, кажется, неплохо сыграли роль обывателей, – прошептал он на ухо ван Эрлику.
– Возможно, даже слишком неплохо, – ответил Эйрик.
Тони из-за конторки смотрел на счастливое семейство, удаляющееся в радужную пелену дождя. Гм. «Коммерция». Торговец средней руки с детьми и собакой, в меру богатый и в меру трусливый.
Он прилетел на собственной яхте, но его никто не встречал – стало быть, знакомых у него на Ярмарке нет, а деньги есть. Приятная комбинация.
Стоило бы знать, где он остановился.
Тони поднял голову от конторки и встретился глазами с невысоким носильщиком, дежурившим у выхода на посадочную площадку. Носильщик встрепенулся и помчался к счастливому семейству – перенимать чемоданы.
И тогда произошло нечто странное. Ньюфаундленд обернулся и уставился на Тони. У него были большие влажные глаза и немигающий взгляд, который, казалось, просвечивал человека насквозь. Это не был взгляд животного. Это был взгляд разумного существа. Куда более разумного, чем человек. Потом ньюфаундленд встряхнулся, гавкнул и засеменил к выходу. Наваждение рассеялось. Это была просто большая – очень большая собака, и у владельцев этой собаки были толстые кошельки.
Ван Эрлик взял в космопорту наземный автомобиль, и так как он посадил Денеса на переднее сиденье, Чеславу пришлось сесть рядом с «собакой».
Чеслав Трастамара отвернулся от спутника и прилип к поляризованному стеклу.
Посмотреть было на что.
Они мчались по наземному шоссе, и вдоль шоссе шла гигантская эстакада, высота которой колебалась от нескольких десятков до нескольких сотен метров. Налетающий циклон бился о стальную гусеницу, словно о горную гряду, рассыпался дождем на конструкциях, сек мелким градом по крыше машины.
Строительные работы, несмотря на дождь, шли вовсю. Десятки тысяч крийнов, людей и локров облепили опоры гигантского акведука и вырастающие через каждый километр причальные башенки. На стальном ложе лежали телескопически вдвинутые друг в друга сегменты, связанные сложной системой наноупругих сенсоров, небо переливалось малиновым и синим, – полярные сияния в атмосфере Ярмарки, исчерченной караванами садящихся кораблей, были обычным делом.
Чтобы заселить людьми один из центральных миров Врага, император Валентин даровал Ттакке-3 полный налоговый иммунитет, и за шестьдесят лет Ярмарка стала одной из самых индустриальных планет империи.
Тридцать лет назад, испытывая нужду в деньгах, император Теофан обложил Ярмарку сорокапроцентным налогом на прибыль. Половина двора предрекала императору увеличение доходов бюджета на три на десять в одиннадцатой эргталеров в стандартный год, другая половина – быстрый закат Ярмарки. Ошиблись и те и другие – количество налогов, поступающих в императорскую казну, увеличилось, но половина дельцов Ярмарки разорилась. Остальная половина вместо налогов стала платить отступное Семьям.
Двух непонятливых губернаторов убили. Ярмарка продолжала процветать, только под властью бандитов, а не предпринимателей. Новый губернатор, купивший себе эту должность три года назад, даже и не думал собирать налоги.
Вместо этого он стал бороться за экологическую чистоту планеты и, когда полярные сияния встали уже над экватором, выбил из казны указ о сооружении на Ярмарке Трансорбитального Кольца.
Транскольцо, или, как его уже прозвали на планете, Гусеница, представляло собой огромную трубу, опоясывающую Ярмарку по экватору. В герметичных каналах, бегущих по оси трубы, в вакууме на магнитной подвеске висели две бесконечные ленты. В верхнюю ленту наводился ток, она начинала вращаться вокруг экватора и по достижении первой космической скорости становилась невесомой. В этот момент в гибком развижном корпусе Гусеницы размещали груз и пассажиров. Магнитное поле ускоряло ленту дальше, и Транскольцо плавно всплывало над планетой.
После выхода на орбиту верхняя лента начинала тормозиться, а двигатели ее – вырабатывать ток, раскручивавший во втором направлении нижнюю ленту и сохранявший неизменной кинетическую энергию вращавшейся вокруг планеты Гусеницы. Корпус Гусеницы также начинал движение, окружная его скорость достигала первой космической, радиальная падала до нуля. В таком виде Гусеница и пристыковывалась к углепластиковому Кольцу, вращавшемуся вокруг Ярмарки на расстоянии в 540 км.
Основу Кольца составляли орбитальные бризантные облака, некогда распыленные боевыми кораблями ттакк, чтобы помешать бомбардировке планеты.
По расчетам, Транскольцо было способно за два часа поднять на орбиту двести миллионов тонн груза, без малейшего ущерба для экологии. Это составляло две трети ежедневного товарооборота Ярмарки. Ни на одном другом мире подобное сооружение не окупилось бы. Даже центральный мир империи, Митра, производил указов и постановлений куда больше, чем товаров, и спокойно мог обходиться орбитальными лифтами, грузоподъемность которых не превышала трех с половиной миллионов тонн в день.
Через шестьдесят километров они ушли в тоннель и вынырнули на другой стороне Гусеницы. Здесь дождя не было. Раскаленный воздух повис над Южным полушарием оранжевым маревом, и когда машина вылетала из темных небоскребов на провешенные между антигравитаторами мосты, Чеслав видел перед собой вперемешку гигантские здания, источенные сотами дорог, и приземистые заводы. Трубы, извергавшие клубы дыма, были похожи на дула бластеров, нацеленные на солнце.