ни взять – ледяные узоры, покрывшие распахнутый в ваккум люк.
– Что это? – спросил Чеслав.
– Жизнь, – ответил ван Эрлик. – Кремнийорганика. Жизнь, которая была здесь до ттакк и до нас. Она никогда не смогла развиться, потому что пришли более разумные расы. Но иногда я думаю, что если мы не справимся с тем, для чего мы созданы – у этих парней будет шанс.
Чеслав зачарованно протянул руку и коснулся кристалла. Тот был неожиданно прочным и теплым, теплей окружающей среды.
– Как ты умудряешься дружить с этими… людоедами? – спросил вдруг Чеслав. – Ты… ты обращаешься с ними как с людьми.
– Не надо обращаться с баррами как с людьми, – ответил ван Эрлик. – Это оскорбительно для барра. Тебе бы понравилось, если бы крийн обращался с тобой как с другим крийном?
Послышался легкий шорох. Чеслав обернулся и увидел, как в пещеру протискивается черный барр. Вслед за ним вошла большая собака, и с нее немедленно спрыгнул Денес.
– Эйрик, Эйрик, – закричал он, – а барры взяли меня с собой! Они еще лучше, чем Дом Келен! Ой, а что это? Это снег?
Эйрик засмеялся и обнял подскочившего к нему мальчика. Чеслав пошел в глубь пещеры.
Из большого зала был проход в другой зал, а потом еще в один. Серебристая изморозь становилась все гуще. Она уже поскрипывала под ногами, но, когда Чеслав встал на колени, он с облегчением обнаружил, что не раздавил ни снежинки. Он попытался оторвать хоть одну и не смог – они обладали необычайной прочностью, а микроскопический корешок уходил далеко в глубь скал.
Чеслав сначала пользовался плазменным шаром, таким же, как у Эйрика, а потом его выключил. Кремнийорганика была такой теплой, что он мог ориентироваться по инфракрасному излучению.
Он шел, тщательно запоминая все повороты и развилки, мысленно составляя в уме трехмерную карту пещеры, словно заполняя квадраты тактического куба. Минут через сорок он повернул назад.
Чтобы дойти до выхода, ему понадобилось ровно столько же времени: Чеслав Трастамара всегда занимал первые места на соревнованиях по военному ориентированию. «Меня натренировали лучше, чем крысу», – подумал про себя Чеслав.
Внезапно он подумал об истории про десантника с точки зрения барра. С точки зрения молодого сильного самца, у которого неуязвимое чудовище в полутонной броне спалило и дом, и посевы, и жену, и так как убить это чудовище не было никакой возможности, то самец за самцом подставлял ему свое тело, чтобы чудовище израсходовало боезапас, а потом, когда десятки погибли, двое птиц схватили стальной каркас и вознесли над скалами…
Чеслав помотал головой. Его не учили думать с точки зрения барра. Его учили защищать империю людей.
Ничего хорошего не будет с людьми, если те, кто должен их защищать, будут думать как барр.
Сплошные поля кристаллов понемногу превратились в ручейки, а потом рассыпались на крошечные пятнышки. Выход из пещеры уже белел перед Чеславом. Солнце закатывалось за горы, ущелье пролегало точно с востока на запад, и последние белые лучи били прямой наводкой вдоль рыжих стен.
Прямо за выходом, в двух метрах под Чеславом, стояли двое: пират и преступник Эйрик ван Эрлик, в оранжевом летном комбинезоне, и черная огромная собака, лениво растянувшаяся на освещенной солнцем земле.
– Все-таки это жестоко, – сказал Дом Келен, – шестнадцать – это не возраст. Для нас, да и для вас.
– Он вряд ли дорог отцу, – отозвался ван Эрлик, – Трастамары плодовиты, как крийны. Думаю, что у полковника Трастамары таких Чеславов штук двадцать. Чеслав-1, Чеслав-2, Чеслав-3 и так далее – все мужского пола и с погонами. Бедный мальчик.
Чеслав Ли Анастас Трастамара, потомственный генерал и отличник Высшей Школы Опеки, сел на корточки прямо на холодный рыжий камень Ттакки-3 и долго глядел перед собой. Глаза его без всякого выражения смотрели во тьму пещеры. Пальцы гладили скалу. Когда Чеслав встал, он заметил, что все-таки сорвал с рыжего камня крошечный корешок с расцветшим на нем кристалликом и серая снежинка застряла под ногтем и пропорола кожу.
Полковник Трастамара прибыл на службу в восемь утра.
Во флайере он просмотрел репортаж с базы над Баррой. В репортаже говорилось, что два месяца назад император Теофан принял историческое решение демонтировать базу и что на этом решении и основываются вздорные слухи о ее уничтожении.
– Эти слухи распространяют враги империи. Те, кому не хочется, чтобы люди и барры мирно жили вместе, – сказал командующий базой, стоя в безупречно белом адмиральском мундире на фоне парящих за кристаллопластом боевых модулей.
Новое здание Службы было выстроено на месте огромного стадиона, на котором курсант Трастамара с восьми лет играл в мяч. Тогда стадион был усыпан необычайно легким белым песком, которого никто нигде не видел на Митре. О песке этом курсанты шептались, что это не песок вовсе, а кости Врага. Якобы в Войну на этом месте был расположен концлагерь; туда бросили несколько тысяч сдавшихся ттакк, и, когда ттакки сильно ослабли от голода, император Чеслав пустил в лагерь детей. Некоторым детям было по семь-восемь лет, но все равно они были выше ттакк. «Я хочу, чтобы эти дети выросли, зная, что ттакку легко убить», – сказал император Чеслав.
Однажды, когда Станису было девять, он спросил прапрадеда, правда ли, что этот белый песок – кости Врага. «А что ты хочешь сделать?» – спросил тот. «Мы выделим их ДНК, а потом посадим их в клетку», – ответил Станис.
Дед ничего не ответил, а через полгода на этом месте стали строить новый Центр. Эстакада у входа по-прежнему была засыпана белым песочком; над эстакадой, на высоте пятнадцати этажей парила неподвижная золотая маска: прижизненный еще слепок великого Ли.
Когда полковник Трастамара вошел в кабинет, светлейший Ассен Ширт был не один. Слева от него за круглым столом сидел первый министр Хабилунка. Случаи, когда Хабилунка приезжал в Службу, полковник Трастамара мог перечесть по пальцам, причем не снимая ботинок.
Трастамара застыл на пороге и отдал честь, и первый министр, небрежно качнув головой, продолжил листать его рапорт.
Сбоку от Трастамары раскрылась дверь комнаты отдыха, и в кабинет скользнул Тино Чебира. Он кивнул Станису и занял место справа от шефа.
Полковник Трастамара остался стоять, потому что его никто садиться не пригласил. Первый министр листал доклад Трастамары. Белые строки горели над черным столом. Тино Чебира, склонив голову по-птичьи, перебегал глазами со строк на Трастамару и обратно. Секунды текли, плоские буквы сменялись объемными картинками. Трастамаре было не очень удобно стоять. Ноги, поврежденные на Лене, были, как и вчера, охвачены экзоскелетами, и в том месте, где синтетическая нейроника соединялась с вегетативной нервной системой, чесалось, словно от кипятка. Первый министр освоил последнюю страницу, поднял голову и спросил:
– Э… э… а где же показания директора филиала? Аристарха Фора?
– Его невозможно было допросить, – сказал Трастамара, – он покончил с собой.
– Это бывает, – проговорил Тино Чебира. – У нашего Станиса люди часто совершают самоубийство, если не хотят показывать то, что вам надо.
– А_арст был не человек, а барр, – ответил Трастамара.
– Кстати, полковник, – спросил Ассен Ширт, – а почему вы так долго добирались до Митры? «Эдем» угнали пять дней назад.
Грязенепроницаемые серебристые погоны на черном кителе шефа Службы Опеки выгодно оттеняли его бледное лицо. Из-под безупречно отглаженных манжет на запястье рядом с коммом выглядывала красная точка от внутривенной капельницы. В широком, во всю стену окне виднелась золотая макушка великого Ли. С того места, где стоял Трастамара, было хорошо видно, что великий Ли плавал у шефа Службы Опеки в ногах.
– Я был на Лене, – коротко сказал Трастамара.
– Да, кстати, – прибавил Тино Чебира, – губернатор Лены подал на вас жалобу. Какой-то местный наркобарон, сидящий сейчас в тюрьме Лены, утверждает, что вы вымогали у него долю в бизнесе, а когда он отказался – вы взяли и устроили показательный налет.
– И не только губернатор Лены, – сказал Ассен Ширт, – ознакомьтесь.
Он протянул над столом планш-сканер, и, так как Станис Трастамара не двинулся с места, Тино Чебира взял планш, встал и передал его Трастамаре.
Показания содержали душераздирающее описание избиения и угроз, коим инженер подвергся после того, как не согласился указать угонщиком Эйрика ван Эрлика. Согласно показаниям, майор Родай Син лично сломала инженеру ключицу, а всего пытки претерпели не менее десяти сотрудников верфей.
Более всего Трастамару порадовало описание смерти Аристарха Фора, исполненное подлинной художественной экспрессии и высокого драматизма. По утверждению инженера, храбрый барр категорически отказался лжесвидетельствовать, и тогда глава Оперативного Штаба, прокричав «паршивый евнух», лично выстрелил барру в голову, «так что его мозги вылетели на меня». Трастамара выделил абзац красным и вернул планшетку Ассену Ширту.
– Советую переписать, – сказал Трастамара, – а то будет глупо. Бог с ним, что свидетель не знает физиологии барров. Так ведь получается, что этого не знаю я. Совершенно позорный для Службы момент, вы не находите: начальник Оперативного Штаба не знает, что вышибить барру мозги из головы никак нельзя, потому что они у него в позвоночнике.
Ассен Ширт вскочил, уже не владея собой. В глазах его бушевала плазма.
– Довольно, Станис! Вы… вы… потомок великого Ли! Вы опустились до того, что вместо расследований занимаетесь клеветой на товарищей! Вы задержались только потому, что всей мощности вашего оперативного корабля не хватило на подделку двухсот семидесяти часов цифровых записей! За истекший период Служба предотвратила двадцать восемь покушений на императора и сто сорок восемь терактов! А вы? Что сделали вы? Вот что! – и Ассен Ширт грозно потряс чипом с доносом губернатора Лены. – Вы вымогали деньги! Вы выбивали показания! Вы… вы…
– Вы уволены, полковник, – сказал первый министр Хабилунка, – и если вы подадите в отставку добровольно, мы не станем разбираться, вправду ли вы не могли два года поймать Эйрика ван Эрлика – или получили за это деньги.