Палец оператора ушел в клавиатуру с глухим стуком. Картинка исчезла. Через мгновение потух и сам экран.
Внизу, в машинном зале, безголовый боевик пошатнулся и рухнул на купол полутонной кучей металлолома.
Госпожа Илена закончила разговор с полковником Росой, царственно улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Комм запищал через полторы минуты после начала тревоги, и это было первое известие, которое госпожа Илена получила о происходящем.
«Барры. Он сказал – «барры». Это значило, что обоим баррам – Белоснежному_как_его_там и Радости_тьмы – не удалось проникнуть в личные покои. Силовой кокон схлопнулся, а они остались снаружи.
Это значило, что ван Эрлик остался один. В огромной вилле с пятью подземными этажами и дюжиной охранников.
Один человек и два барра имели шансы победить при таком раскладе. Человек без барров их не имел. Правда, при ван Эрлике было еще одно существо, способности которого были необыкновенны, но, увы, значительно преувеличены. Госпожа Илена совершенно точно знала, что хариты не умеют убивать.
Господь спаси человечество, если барры научатся драться, не видя противника; и если хариты научатся убивать.
Госпожа Илена подумала, какова вероятность того, что ван Эрлика захватят живым, и нашла ее очень низкой. Это радовало. Конечно, платить за горшки, разбитые сегодня, придется все равно, но если ван Эрлик останется жив, платить придется гораздо больше.
Госпожа Илена вообще не решилась бы на сегодняшнюю операцию, если бы не знала, что губернатор Шан Шаннери возьмет отступное за все, что угодно, – даже за неудавшееся убийство его самого.
В этом и было основное отличие губернатора Шаннери от госпожи Илены в частности и чиновника от бандита вообще. И губернатор, и госпожа Илена могли выставить на продажу все; они могли торговать должностями и жизнями, союзниками и близкими, лейстомериями и «пылью радости». Но была одна трансакция, в которую госпожа Илена никогда не вступала. Враг госпожи Илены никогда не мог купить у нее свою жизнь – и на этом покоились ее власть и ее превосходство над губернатором Шаном Шаннери.
Жаль. Ван Эрлик был хороший мальчик.
И он так трогательно пытался сохранить лицо и не дать понять, что у него нет «Эдема».
Госпожа Илена нажала на клавишу, и перед ней нарисовалось озабоченное лицо главы планетарной Службы Новостей.
– В резиденции губернатора что-то происходит, Марек, – сказала она, – неплохо бы послать туда корреспондента.
– А… э… все лучшие заняты… Террай-три монтирует сюжет о заседании Совета, а Балдуин-восемнадцать осматривает место завтрашнего праздника в честь Дня Зачатия Императора… Вот только Лестер-семьдесят пятый – но губернатор уволил его час назад…
– Пошлите Лестера, – велела госпожа Илена.
Флайер Службы Новостей приземлился у подножья горы, на площадке, где все посетители бросали машины или флайеры и откуда особи без пропуска могли попасть наверх только на транспорте Службы Охраны.
Дорога наверх была перекрыта, за цепью охраны бестолково ворочался вздутый пузырь танка, и полуденное солнце над рыжей горой, покрытой серыми пятнами ттаккской флоры, било как огонь из сопел ракеты. Из-за солнца ничего нельзя было разглядеть.
Командир цепи первым делом подбежал к Лестеру и приказал отдать комм, но комм Лестера был врезан прямо в панцирь, и командир цепи пнул Лестера в бок, очень чувствительно, так, что под панцирем треснули хрящики:
– Катись отсюда, краборак!
Потом посмотрел на видеошар, оправил форму и сказал:
– Все под контролем, – сказал командир, – мы изолировали террористов на плато и готовимся покончить с ними точечным ударом.
Повернулся и побежал прочь:
– Тысяча ттакк! Где эта гребаная связь?! Мне кто-нибудь объяснит, этих петухов там два или две тысячи?
– Камера! – заорал оператор. – Прямое включение!
Лестер-семьдесят пятый был крийном. Почему-то при императоре Теофане стало так принято: брать корреспондентами крийнов. Это было довольно странно, потому что большая часть подданных империи презирала крийнов за глупость и доверчивость, а меньшая часть ненавидела их за доносительство.
И тем не менее уже пять лет назад доля крийнов в Службе Новостей составляла двадцать процентов, а теперь она выросла до семидесяти восьми.
Лестер-семьдесят пятый был образцовым крийном. Он считал, что в жизни ему очень повезло, потому что из двадцатитысячного помета девятнадцать тысяч девятьсот восемьдесят три его братика были проданы как рабочие, собирать микросхемы, подметать тротуары или обрезать кусты, а из оставшихся семнадцати шестнадцать работали медтехами и инженерами, и только он один был лицом творческой профессии.
Лестер-семьдесят пятый знал, что если он будет хорошо работать и делать все так, как нужно императору людей, то император людей лично выберет его для будущей жизни и кокон Лестера отправится на Крийну. Это было известно всем: если терпеливо трудиться, повиноваться властям и зарабатывать в поте клешней свою похлебку, то пятнадцать лет этой постылой серой участи промелькнут, как сон, и ты возродишься радужным и счастливым существом в блаженном раю Крийна и будешь жить две тысячи счастливых лет.
Крийны никогда не потребляли наркотиков, не напивались, не встревали в пьяные драки и тем более не занимались сексом. Если у крийна выдавалась свободная минута, он включал в бараке «шарик» и смотрел прекрасные фильмы о блаженном рае, в котором жили те, кому посчастливилось пройти Возрождение.
У Лестера-семьдесят пятого была своя собственная теория, которая гласила, что Возрождение пройдет тот, кто занимается в этой жизни художественной работой и лучше всех знаком с миром людей. Вообще-то у каждого крийна была такая теория. Инженеры считали, что Возрождение лучше всех пройдет тот, кто уже в этой жизни разбирается в технике, а рабы полагали, что чем ниже ты в этой жизни – тем выше в следующей.
Три года назад один из братьев Лестера-семьдесят пятого хотел заманить его в секту. Эта секта была связана с группой инженеров, работавших на строительстве Гусеницы. Секта утверждала, что для тех, кто оказался вне Крийны, Другой Жизни не будет. Что все фильмы о Возрождении – это такой же монтаж, как те новости, которые делает Лестер-семьдесят пятый. Еще секта утверждала, что для того, чтобы Возродиться, не обязательно попадать на Крийну и что инженеры могут с помощью человеческих технологий воспроизвести температуру, атмосферу и давление, необходимые для Возрождения, – точно так же, как люди умеют выращивать свои личинки в маточном инкубаторе.
Лестер-тысяча двести пятьдесят третий увещевал Лестера-семьдесят пятого две недели, а через две недели кто-то донес, и секту накрыла Служба Опеки. Всех, разумеется, казнили. Лестер-семьдесят пятый был очень рад, что не вступил в секту.
Ведь у него была своя собственная теория о том, как заслужить Возрождение.
Но три часа назад губернатор Шан Шаннери уволил Лестера-семьдесят пятого, и это означало смерть. Никто никогда не пошлет на Крийну личинку, которая провалила работу.
Маленький крийн с панцирем, раскрашенным в красно-желтый цвет Службы Новостей, не был от рождения ни глупцом, ни негодяем, ни доносчиком. Он просто очень хотел жить, и всем было известно, что жизнь полагается в награду за абсолютную покорность.
Губернатор отнял у него жизнь, и в абсолютной покорности больше не было смысла.
– Я нахожусь на площадке перед оцеплением, – сказал Лестер-семьдесят пятый, – дорога к резиденции губернатора перекрыта, перестрелка звучит постоянно, только что несколько раз на горе стрелял танк. Количество нападающих неизвестно, но их может быть несколько тысяч. По крайней мере часть из них – барры. Военные не имеют связи между собой и, похоже, не понимают, что делать.
В десяти метрах от красно-желтого крийна стоял человек по имени Арман Лесь. Арману было шестьдесят лет, и сорок пять из них он работал садовником. Он украшал сады в кварталах барров и в кварталах людей – он выращивал ветви на стенах и цветы на коврах. Последние полгода Арман работал на губернатора, и это ему не нравилось, потому что, когда он пришел работать на госпожу Илену, госпожа Илена улыбнулась ему и дала ему денег со словами: «А это сверх», а когда его привели работать на губернатора, фирма послала его даром, потому что в фирму пришла Служба Опеки и потому что неделю назад губернатор обругал его за то, что в кабинете из стен росли лилии, и велел поставить панели с требеллией, а когда Арман поставил панели с требеллией, губернатор оборвал с панели цветы и ударил Армана по лицу со словами: «Урод! Бандит! Не умеешь работать!»
Сегодня утром Арман приехал, чтобы убрать панели с требеллией и поставить другие, с лоеллианским астениусом, но охрана не пустила его наверх, а потом наверху стали стрелять. Таких, как Арман, было человек сорок, и толпа все росла, потому что многие, заслышав о стрельбе на горе, решили посмотреть на все собственными глазами.
Арман стоял совсем близко от красно-желтого крийна, но он не видел его, потому что крийны невысоки. Арман смотрел на наручный комм, по которому передавали новости. У комма Армана собралось человек пять. Когда новости кончились, Арман удивился, потому что он был садовник, а не журналист, и, хотя он стоял у горы даже дольше маленького крийна, он никак не мог понять, что происходит.
Теперь крийн из Службы Новостей с необычайной ясностью сформулировал это для него. Злодеев много, губернатор в жопе, а охрана не знает, что происходит.
Арман Лесь, шестидесятилетний мирный садовник, всю жизнь не державший в руках ничего страшнее лазерных ножниц, вдруг обнаружил, что в глубине души он горячо желает успеха злодеям.
Ван Эрлик лежал ничком. Его подташнивало, и с ногой было явно неладно. Ван Эрлик видел, как упала безголовая туша, и понимал, что Дом Келен цел.