– Потом, – сказал ван Эрлик, – состыкуемся, разберемся. Ничего страшного.
«Ничего», похоже, тянуло на тысячу бэр.
В конце концов ван Эрлик все-таки снял броню, переоделся, вколол себе целую кучу разной дряни в дополнение к той, которой его уже пичкала броня, и снова повалился в пилотское кресло.
Спутник с гиперотсеком уже вплыл в экран, и колонки цифр в тактическом кубе пульсировали, обсчитывая лучшие параметры поддета.
Ван Эрлик прикрыл глаза, и пальцы его скользили по сенсорной панели со скоростью когтей барра. Телеметрический датчик, показывавший состояние пилота, то и дело недовольно попискивал, но даже за гранью боли ван Эрлик вел корабль так, словно составлял с ним одно целое. Чеслав знал, что никогда не достигнет подобного мастерства.
– Десять тысяч километров. Одиннадцать минут до стыковки, – сказал ван Эрлик.
Денес сидел в соседнем с ним кресле. Он больше не за-бавничал и не играл, а молча, как нахохлившаяся синичка, смотрел на черный квадрат космоса. Пилотское кресло за Денесом было словно облеплено пористой пеной, то темно-серой, то темно-зеленой, и эта пена удобно вздувалась, облегая голову и плечи мальчика.
Стажер Чеслав внезапно вспомнил губернатора, рухнувшего на пол, как перерубленная лучом ветка. Если харит заставил человека потерять сознание, значит, ему так же просто его убить.
Семь Светил, помоги нам, если хариты научатся убивать.
– Двадцать тысяч километров, – сказал ван Эрлик.
Чеслав осторожно, стараясь не касаться темно-зеленой пены, положил руку на голову мальчика.
– Ты в порядке, Денес? – спросил стажер.
Угольно-черные глаза ребенка глядели куда-то вдаль. Зеленая пена ползла по его исцарапанным рукам, и там, где она проползала, царапины пропадали и превращались в гладкую детскую кожу.
– Я в порядке, – сказал Денес. – Я понял.
– Что?
– Помнишь, мы говорили, что люди несовершенны и что император, который ими правит, несовершенен тоже?
– Император совершенен, – автоматически возразил Чеслав, – он непогрешим как император, хотя и может быть грешным как человек.
По черной вселенной бежали золотые искорки цифр.
– Я понял, – сказал Денес, – если люди несовершенны, значит, править ими должен не человек.
– Девять тысяч километров, – сказал ван Эрлик.
На стыковочном табло вспыхнули координационные знаки. Гиперотсек ожил и потянулся через космос к своей половинке.
– Восемь.
– Эйрик! – Чеслав заверещал так, словно он был не стажером Службы Опеки, прошедшим чистилище, ад и три похода на выживание, а институткой, увидевшей таракана.
В тактическом кубе вспыхнул зеленый треугольник. Он сверкнул невероятно близко, в восьми тысячах километрах от них и вплотную – к отсеку, и капитан зеленого треугольника явно поджидал именно их, – с заглушённым полем, с ускорителем, запущенным на минимальной мощности и внезапно ожившим, когда сближающиеся цели обменялись стыковочными кодами.
Гиперотсек даже не взорвался: гравитационный столб ускорителя разрезал его пополам, как струна режет сыр. Стыковочный экран умер, и в ту же секунду Чеслав выкрикнул:
– Это курьер империи! Класс «Орион», код сорок два тридцать пять, господи, это «Альтайя»! Это корабль Службы Опеки!
Комм-экран засветился. На мостике «Альтайи» стоял высокий тридцатилетний человек с холодным лошадиным лицом и слоновой костью погон на ослепительно белой форме.
– Эйрик ван Эрлик, – приказал человек, – я глава Оперативного Штаба Службы Опеки Эвелен Дор. Именем императора Теофана, убейте энергию и сдайтесь.
– Это чей приказ? – спросил ван Эрлик.
– Это приказ главы Службы Опеки генерала Трастамары, – ответил полковник Дор.
– Вы с ума сошли, – вскричал Чеслав.
– Код подтверждения – один ноль три ноль, – сообщил полковник.
Чеслав стал бледней, чем скорлупа яйца барра.
– Эйрик, я прошу тебя сдаться, – тихо, но твердо сказал подросток.
Эйрик чуть повернул голову, и Чеслав содрогнулся. Загар стал вишнево-черным, и руки ван Эрлика выше запястий, там, где они во время боя должны были быть укрыты рубашкой, были такие же загорелые. «Ему нужен врач, – подумал Чеслав. – Какой к черту врач! Ему нужен медотсек, и искусственная система жизнеобеспечения, и кровезаменители с антирадиационной компонентой, и регенерация костного мозга, и…»
– В чем дело? – спросил Эйрик. – В чем дело, Че?
– Я требую, чтобы ты сдался этому кораблю, – сжав зубы, сказал Чеслав.
Одним плавным движением он выхватил из кобуры веерник.
– Ты что, будешь в меня стрелять? – усмехнулся ван Эрлик Белые зубы ослепительно сверкнули на черном лице. В следующую секунду Чеслав выстрелил, вдребезги разнося панель управления. Тактический куб мигнул и зажегся снова. Сила тяжести исчезла и вместе с ней – легкая, почти не воспринимаемая человеком вибрация, сопровождающая работу гравикомпенсаторов.
Маневровые двигатели вырубились. Челнок потерял ускорение. Теперь он летел по прямой – точно к «Альтайе».
– Извини, – сказал Чеслав, – так ты не сможешь ничего выкинуть.
В следующую секунду лицо Эвелена Дора исказилось и комм погас.
– У твоего начальства неприятности, – сказал ван Эрлик.
Зеленый треугольник в тактическом кубе распался на несколько точек. Противоэлектронные системы челнока тщетно пытались определить, кто из них является ложной целью, а кто – настоящей. Те же проблемы испытывал искусственный интеллект приближавшихся к «Альтайе» боеголовок.
– Эйрик, их сотни! – вскрикнул Денес.
– Это ложные цели, – отозвался ван Эрлик, – их пятнадцать или двадцать.
Два облака зеленых точек разделяли семь секунд и восемьсот тысяч километров.
Курьер был так близко, что Чеслав видел его в обычном диапазоне: крошечное стальное веретено, насаженное на светящуюся иглу гравитационной оси, быстрый корабль, вооруженный двумя лазерами, способными почти мгновенно поразить цель на расстоянии до ста тысяч километров, ракетными установками, позволяющими дать залп двумя ракетами класса «Тайфун» со сдвоенной термоядерной боеголовкой и системой радиоэлектронной борьбы, которая не обманула бы даже ребенка.
Ничто по сравнению с мчавшейся через космос лавиной. Курьер был все равно что мертв.
Стальная игла развернулась и пошла перпендикулярно по отношению к плоскости эклиптики. «Зачем?» – удивился Чеслав и вдруг понял ответ: командир уводил обреченный корабль от беззащитного катера. Семь тысяч километров – это слишком близкое расстояние, чтобы безнаказанно наблюдать термоядерную дуэль. В таком партере немудрено и поджариться.
Комм-экран вспыхнул опять.
– Их двое, – лаконично сказал Эвелен Дор, – потеряйся.
Семь секунд истекли, и два облака точек слились в одно.
Лицо Эвелина Дора погасло. Обзорный экран залила ослепительная вспышка.
Чеслав хорошо знал полковника Дора. Он читал в Высшей Школе курс по тактике выживания и брал курсантов с собой на двухсоткилометровые марш-броски. Он часто смеялся, много пил пива, и однажды он пришел на занятия веселым и пьяным после того, как в семье родился седьмой ребенок.
Пространство вокруг Ярмарки кишело кодами кораблей. Большая часть их брызнула прочь, не зная, что присходит, но не желая вмешиваться в чьи-то разборки с применением термоядерных боеголовок и вообще находиться в районе действий крупных боевых кораблей с линейными гравикол-лайдерами. Маломощная тактическая система яхты класса «люкс» не могла показать Чеславу то, что видел военный курьер.
Транспондерных кодов вокруг было, как крийнов в яслях. Чеслав глядел в месиво позывных; он даже не понимал, кто выпустил ракеты. Чеслава Трастамару не готовили в капитаны военного корабля; а когда курсанты Службы Опеки проходили стажировку на флоте, капитан обыкновенно превращал тактические учения в фарс и никогда не наказывал своих подчиненных, если те устроят опекуну «темную».
– Объект в точке три-семнадцать-двадцать, – негромко приказал компьютеру ван Эрлик, – объект сорок два-восемнадцать-пятьдесят три.
Два треугольника у самых границ тактического куба вспыхнули, один желтым, другой синим; остальные корабли погасли, и Чеслав понял, почему он не заметил нападавшего.
Оба корабля находились в семи световых минутах. С такого расстояния тактическая система не могла опознать ни тип, ни вооружение. Она могла полагаться только на транспондерный код.
Курс желтого треугольника пролегал в плоскости эклиптики. Он шел прямо к месту недавнего боя, и, судя по курсу, ракеты выпустил именно этот корабль. Если ракет было пятнадцать, это скорее всего был фрегат класса «Альтаир» или «Зеравшан». Если ракет было больше, это мог быть только эсминец. Синий треугольник падал откуда-то сверху, наперерез, и курс его изгибался параболой четвертого порядка, пересекаясь с курсом желтого треугольника в двух миллионах километрах от беззащитного челнока.
– Синий – это эсминец класса «Катана», который мы видели над Харитом, – спокойно сказал ван Эрлик. – По крайней мере, он по-прежнему передает транспондерный код суакского сухогруза. Никогда еще не видал сухогрузов, которые летят с ускорением в 6400 g наперехват военному кораблю, который только что вышиб из вакуума корабль Службы Опеки.
– А желтый, – спросил Денес, – кто это?
На мостике повисло молчание. Желтый треугольник находился от синего в четырнадцати миллионах километров.
– Губернатор Ярмарки был очень зол, – вдруг подал голос Денес, – он сказал, что, если мы не будем с ним дружить, он поймает Эйрика и продаст его тому, кто больше даст. Может быть, это губернатор Лены? Он ведь поклялся отыскать нас.
Желтая линия начала изгибаться навстречу синей. Если желтый треугольник был и вправду губернатор Лены, то он слишком самоуверен. «Альтаир» это или «Зеравшан» – в любом случае его ускорение находилось в параметрах, характерных для фрегата. Длина его гравитационного столба вряд ли превышала триста километров. «Катана» разнесет такой корабль на молекулы.
– Идиот, – громко сказал Чеслав, – он должен понимать по ускорению, что противник втрое больше его.