Эйрик ван Эрлик молча сидел перед тарелкой; Чеслав Трастамара поглощал деликатесную перловку с той же невозмутимостью, с какой две недели назад кушал крийнский шнасс.
– А вы что скажете о корабле? – внезапно повернулся Севир к Трастамаре.
Молодой курсант Службы Опеки натянуто рассмеялся.
– Я – что? – пробормотал он. – Я как босс скажет.
Пухлые губы Севира сложились в человеческую – необыкновенно человеческую – улыбку. Эйрик никогда не видел, чтобы хариты улыбались. Он никогда не видел, чтобы они плакали, негодовали или убивали.
– Ну почему же, – мягко сказал принц, – нам важно не только мнение Эйрика. Я высоко ценю генерала Трастамару. И мне не безразлично, сумеет ли его сын понять нас.
Эйрик и Чеслав переглянулись. «Ну что же, – подумал Эйрик, – этого следовало ожидать. Им должен был сказать Дом Келен. Или Денес. А может быть, они знали с самого начала».
Начальник личной охраны принца внезапно потянулся и, отломив ножку хорошо зажаренной курицы, сжал ее в кулаке. Когда он разжал кулак, от ножки остались одни кости. Начальник личной охраны сжал кулак снова – на этот раз и костей не осталось. Начальник личной охраны подмигнул Чеславу и расхохотался.
– В чем разница между харитом и человеком? – внезапно спросил принц Севир.
– В биологии, – ответил Чеслав.
– А точнее?
– В способе познания мира, – ответил Чеслав, – мы познаем мир, используя инструменты, вы познаете мир, превращая в инструменты себя.
Принц Севир помолчал.
– Сколько будет дважды два? – спросил он.
– Четыре.
– А почему?
Чеслав нахмурился, не понимая вопроса.
– Почему дважды два четыре – а не три и не двадцать семь? – повторил принц Севир.
Чеслав думал несколько секунд, протянул руку и вынул из серебряной вазы с фруктами четыре спелые сливы.
– Раз, два, три, четыре, – сказал Чеслав. – Вот почему.
Принц Севир помолчал. Потом он разделил сливы на две равные кучки, выбрал две из них и с силой сжал в кулаке. На столе лежали теперь две целых сливы и третий раздавленный комок.
– Раз, два, три, стажер, – сказал принц Севир. – Если при сложении две вещи слиплись в одну, получается, что дважды два равно три?
– Это нечестно, – воскликнул Чеслав.
– Напротив. Вы правильно сказали – разница между нами в биологии. А это означает, что разница между нами также и в математике, потому что математика биологически обусловлена. Вы считаете вещи. То, что снаружи. Две вещи и еще две вещи – получаются четыре вещи. Мы считали свои клетки. Мы строили математику, которая описывала бы внутренние преобразования наших частей. Две клетки и еще две клетки – сколько это будет, если пара этих клеток объединится?
– Три, – механически сказал Чеслав. Подумал, нахмурился и сказал:
– Вы что, хотите сказать, что в вашей математике дважды два равно трем?
– Не всегда, – ответил принц Севир. – Вы понимаете, в чем дело, стажер. Сегодня, к примеру, понедельник. И когда вы объединяете две клетки с двумя клетками, у вас получаются три клетки. А завтра, во вторник, клетки вырастут и не будут объединяться при сложении. Они будут делиться. Две клетки плюс две клетки будет пять клеток Или двенадцать. Вы улавливаете мою мысль?
«Почему твой компьютер дает одинаковые ответы в разное время?» – вспомнил Чеслав вопрос воспитанного харитами мальчика.
– Или представьте, что у вас есть клетки с одним рядом свойств. Например, синие. И есть другие клетки – скажем, зеленые. Когда вы складываете синие, они объединяются, и две клетки плюс две клетки получается три клетки. А когда вы складываете зеленые, они делятся. И две клетки плюс две клетки получается пять клеток. Это все равно как если бы в человеческой арифметике результаты зависели от того, каким почерком написаны цифры.
Чеслав напряженно слушал.
Принц Севир провел над столом рукой, и тот превратился в стандартный голоэкран. Кончиком вилки принц быстро написал на столе две последовательности цифр. Первая последовательность выглядела очень просто: «010101010101010101». Вторая представляла из себя бессмысленный набор единиц и нулей: «000100011111110001».
– Какая из них упорядочена? – спросил принц Севир.
– Первая, – ответил Чеслав.
– Почему? Чеслав задумался.
– Потому что я могу очень коротко ее описать. Я могу описать ее как чередование единиц и нулей, а наиболее коротким описанием второй последовательности является сама вторая последовательность.
Принц Севир одним движением руки стер со стола цифры и написал две другие последовательности: «Абущщгйцомс фыжл» и «император Теофан».
– Какая из них упорядочена? – спросил Севир.
– Вторая.
– Почему?
– Потому что она имеет смысл.
– Почему же сложная последовательность «00100011111110001» не имеет для вас смысла и представляется неупорядоченной, а сложная последовательность «император Теофан» имеет смысл?
– Потому что там числа, а это – слова.
– Это не очень удачный ответ с точки зрения логики, Чеслав, потому что любой компьютер сведет вам слова к числам, но это очень удачный ответ с точки зрения биологии. Он, собственно, и иллюстрирует то, что я хочу сказать. Основой вашей математики является ваша биология. Биологически мозг человека устроен так, что чередование нулей и единиц представляется ему упорядоченным паттерном. А последовательность «00100011111110001» представляется ему неупорядоченной. Когда же речь пойдет о словах, все наоборот. Вы воспринимаете слово как целое, и, даже если написать слово «император» с ошибкой или пропустить букву, вы все равно поймете его значение. Представьте себе расу, которая воспринимает числа так же, как вы – слова, – и вы перестанете удивляться, что в математике этой расы дважды два будет иногда равно трем, а иногда – пяти, и при этом каждый харит будет инстинктивно, биологически знать, когда дважды два равно трем, а когда – пяти, и не сможет это объяснить человеку.
Принц Севир снова улыбнулся и добавил:
– Это, стажер, ответ на вопрос, который вы хотите задать. Когда харит поймет, почему дважды два всегда равняется четырем, он станет думать, как человек. Когда человек поймет, когда дважды два равняется трем, он станет думать, как харит. Кстати, в этом смысле господин Ашари помог нам необыкновенно. Он разработал прекрасный математический аппарат, связанный с понятием плавающих числовых точек.
Очень хороший аппарат для взаимного преобразования наших математик и наших биологии.
– И для чего вам нужен этот аппарат, – спросил Эйрик ван Эрлик, – кроме как для создания флота, способного победить тех, кто вас уничтожил?
– Мы не создаем новый флот, – ответил принц Севир, – мы создаем новую цивилизацию.
– Когда-то, – сказал Нин Ашари, – человечество было разделено на расы. Были люди с черной кожей, с кожей белой и кожей оранжевой. Это было потому, что люди жили на разных континентах. Но потом эти различия исчезли. Сейчас во Вселенной живет много рас, и различия между ними тоже должны исчезнуть. Точно так же исчезнут различия между машиной и живым организмом. Ты чувствовал это, когда управлял кораблем. Мы не строим корабли. Мы строим будущее.
Эйрик помолчал. Его смуглое лицо, с выпавшими бровями и голой макушкой, не выражало ничего. Загоревшие руки торчали, как грабли, из чуть мешковатого комбинезона.
– А что будет с харитами?
– Хариты – это не раса. Это путь, – ответил принц Севир.
– А что будет с нами? С людьми?
– Человечество – это другой путь. Все пути ведут к богу, – ответил принц Севир.
– Это все пустые слова, – сказал Эйрик, – все, что я вижу, – это то, что в вашем будущем нет места человечеству. Вы отомстите ему – за поражение.
– Мы спасем его от самого себя. История человечества показывает, что правители-люди, вне зависимости от того, как они назывались – царями, диктаторами или президентами, – не способны были править человечеством сколько-нибудь удовлетворительно.
Руки ван Эрлика внезапно оледенели. Чеслав застыл, словно получил приличный заряд станнера.
– Значит, это правда, – усмехнулся Эйрик, – вы контролировали нас пятнадцать лет назад.
– Поправка. Мы не оказывали никакого влияния на людей. Единственным фактором влияния было само наше присутствие.
– Я вам не верю, – сказал ван Эрлик, – параноик Севир был прав.
Ван Эрлик резко встал, отталкивая от себя тарелку. Чеслав поднялся за ним.
– Знаешь, в чем мое преимущество, Нин? – спросил он. – В том, что я изгой. И если я плюну ему в лицо, – и Эйрик показал на принца Севира, – то меня просто убьют. А тебя – тебя выпотрошат, как освежеванного зайца, и в твою шкуру влезет чужой.
Принц Севир дотронулся до рукава, и в дверях появились два затянутых в бронеткань охранника.
– Наши гости устали, – сказал принц, – проводите их.
Когда лепестки дверей сошлись за сопровождающими, Нин Ашари повернул голову к Севиру и тихо спросил:
– Он что, не знает?
– Нет.
Ашари помолчал.
Из команды фрегата только пятеро остались в живых. Они получили не меньше двух тысяч бэр, но один из участников проекта, по имени Первез, – молодой черноволосый парень с блестящими глазами и длинными руками, искусными, как манипуляторы крийна, – заверил Эйрика, что его люди выживут. Насчет черного барра он был не так уверен. Он никогда не работал с баррами.
Первез был из тех двоих, что ели за обедом.
Напоследок он заставил ван Эрлика самого лечь на койку и одобрительно покачал головой, глядя на графики.
Когда Эйрик ушел, в медотсек зашел принц Севир и долго изучал данные, но Эйрик уже этого не видел.
Эйрик ван Эрлик вернулся в отведенные ему апартаменты и вышел на террасу, отороченную теплым бескрайним морем.
Выложенные ракушками ступени спускались прямо в бирюзовые волны. Последний раз Эйрик плавал в море пятнадцать лет назад, и это море было очень похоже на то.
Вокруг не было ни души. Метрах в двух над Эйриком парил черный видеошарик, как будто почетный гость мог куда-то деться с планеты.