лю, получив страшный удар по затылку.
Очнулся я, конечно, в плохом настроении. А с чего ему быть хорошим? Я лежал в каком-то коридорчике, вроде тех, что проделали гоблины, но там были земляные стены и полы, а здесь был камень, холодный и сырой камень. Довольно светло, впрочем, светится мох кое-где на стенах Почему так получается, что каждый раз, пытаясь вырваться на свободу, я попадаю в еще более нелепое положение? Что лучше: быть подопытным кроликом маркиза Конкруда, заключенным Ярославской контрразведки, игрушкой «псов» из роты охраны спецбатальона или рабом странных и смешных подземных существ-кротов, про которых известно только то, что их называют «кобольдами»? Больше о них мне ничего неизвестно, даже самоназвания.
Виталя, рассуждая о свободе в моем последнем сне с его участием, выражался, надо признать, довольно деликатно… Тут не «дудки», под которые я якобы пляшу, тут кружок «ложечников». И ложки скоро будут использованы по своему прямому назначению… То-то сейчас бы позлорадствовал… Дышать в противогазе было неприятно. Не привык просто, да и в воде снаряга побывала… Хотел уже снять маску, но раздумал. Хоботок? Есть! Длинные уши? Есть! Большие круглые глаза? Опять есть! Да я ж вылитый кобольд, высокий только, да и одежда… странная и хвоста нет. Плевать на одежду, эту карту стоит разыграть! И руки у меня свободны, и нож за голенищем! А охраны не видать! Да что ж такое? У Конкруда, правда, я почти в таком же положении был, и к чему это меня привело? Осмотреться не мешает, чтобы не свалять дурака.
На стенах были какие-то грубые рисунки, и я заставил себя к ним присмотреться. Птичка? Нет, дракон! Точно, дракон, вот и крылья не как у птиц, перьев нет, и четыре лапы. Наскальные рисунки, блин. Ножом сделаны? Скорее, когтем. Нигде, правда, на рисунках нет такого, что «кроты» дракона чем-то протыкают, убивают, или там поедают его. Вот группа «кротов» перед каким-то глазом. Кобольды здесь смирненькие, даже какие-то благоговейные, словно молятся перед этим оком. Глаз, правда, довольно странный: обычно глаз рисуют вытянутым в длину, а не в высоту. Остальное — все как обычно, радужка, зрачка, правда, нет… Зато реснички есть, лучиками, но почему-то все вниз направлены. И кобольды их наклеивают… Что за бред! Может, не зрачок? Портал? И тут меня осенило… Яйцо! Это яйцо, вид изнутри! Конечно! Они ж, как дети, рисуют самое главное! А фигурки точно благоговеют! И что-то наклеивают на яйцо! Как что-то? Они же золотом яйцо обкладывают! То есть они дракончикам помогают вылупливаться? А почему тогда меня по затылку шарахнули? Я же лучший друг драконов, одному даже имя дал!
Срочно, срочно пересмотреть ситуацию под этим углом. Нож не сняли? В сапоге нож! Руки связаны? Ничего подобного! По карманам даже если шарились, там взять нечего, противогаз на морде лица оставили… Спокойно, это теперь мое лицо. И сам я Посланник Драконов! Прислан проинспектировать НЗЗ. Неприкосновенный золотой запас! Нет! я сам Дракон, только маленький, как тот воробей, что не воробей, а Орел, только «болел долго»! Приду и дам кобольдам Конституцию!.. Покритичнее надо к себе, покритичнее!
И если уж все пересматривать, то лежу я не в «коридорчике», который может закончиться стенкою, а в картинной галерее. Нет, у кобольдов не может быть картинных галерей, значит это просто зал. Зал для всех торжественных церемоний, равно как и столовая, равно и…
Нож… Нож Колдуна. Деревянная рукоятка, короткое и широкое лезвие. Самоделка кондовая… Я повертел его между пальцами, переменил хват с прямого на обратный, потом снова спрятал в сапог. Сталь дрянная, но разве это важно? Надо работать тем, что есть. Кухарь так кухарь, штык-нож, так штык-нож… Мои собственные ножи в ручках Наташи остались. Жалко мне их? Так, чуть-чуть… Не критично. Не очень дорогие были, правда, у одного насечка серебряная, хорошо в нечисть воткнуть. Ага, с разбегу… Сколько у меня ножей в руках переломалось — ни в сказке сказать ни пером описать. Чаще всего отламывались кончики, потому что нож надо еще и метать. Метать здесь, кстати, некуда. В кротов метать пока погодим…
А не прогуляться ли по подземным переходам? Заодно определимся со статусом. Если я «Старший брат» кобольдов, то мне везде дорога, а если нет, то остановят…
Первый же поворот вынес меня в узенький и темный подземный ход. Прохожу, если боком и пригнувшись. Так и поплелся, и шел довольно долго, пока не увидел впереди лучик света. Добраться до бойницы оказалось не очень сложно, но я постоянно бился головой о потолок, шипел, ругался и начинал двигаться в «полуприсяде». Вот и окошко. Прекрасный вид на водопад… Отсюда, значит, меня засекли, но кто это сделал и в какое время? Одно дело, если видели, как я лечу «на драконе», другое — если углядели только после захода солнца при ловле рыбы. А что-то мне говорит, что к солнечному свету кобольды относятся с неприязнью. Ночные они или, на крайняк, сумеречные охотники. Обследовали они границы этого ущелья или нет? Если обследовали, то знают, что я просто с неба свалился. Как бы это представить в нужном свете? И выяснить надо, кто меня по затылку огрел? Пущай его Дракон сожрет! В крайнем случае, пусть он утром с перерезанной глоткой проснется, чтобы не ставить под сомнение мой полубожественный авторитет!
Легкое цоканье когтей по камням показало мне, что мое отсутствие не осталось незамеченным. Я повернулся к своему преследователю, сожалея лишь о том, что в маске противогаза невозможно корчить рожи. Люблю я это дело! Впрочем, безучастная ко всему, застывшая, неживая физиономия даже предпочтительнее. Говорят, Константин Сергеевич Станиславский, тот самый, который кричал «не верю!» связывал своим актерам руки, чтобы они выражали чувства и эмоции исключительно лицевыми мышцами и глазами. У меня обратный вариант. А как выразить телом спокойствие и уверенность, если приходится скрючиваться в три погибели? Маленький кобольд держал в руке гнилушку, испускающую слабый свет, и я не без оснований предположил, что он прислан «переговорщиком». Заодно я проконтролировал, чтобы никто не приблизился ко мне сзади. Неохота во второй раз по затылку получить.
Кобольд замахал лапками, и я направился за ним в обратный путь, следя за высотой потолка. В «зале», насколько я понял по издалека слышному чириканью, свисту и хрипению, собрались кобольды. Величественной деревянной походкой я вошел в «зал» и наткнулся на хитрющий, все понимающий взгляд … маленьких глазок гнома, занимающего своей тушкой почти все пространство этой пещерки. Очень у этого гнома личность знакомая — совсем недавно мне его представляли как Лимлина… Бубнового Валета? Валета точно, а какого? Их четыре штуки ведь! Козырного? Вальтового козыря, точно!
— Ну что, эльф, попался? — говорил его взгляд. Кобольд-старикан, с бородой, похожей на медную проволоку, просвистел нечто вопросительное, на что гном достал из кармана небольшую губную гармошку и приложил ее к губам.
— Не козыряй, Лимлин! — посоветовал я гному негромко, — придержи карту!
От удивления гном резко выдохнул, и губная гармоника выдала вялое и недоуменное чириканье вместо злорадного и обличающего. Вот как языком-то можно овладеть, оказывается! И не нужно отговорок про разницу в строении артикулирующих органах! Конечно, с помощью «машинного перевода», то есть губной гармоники, чтобы не сказать свирели, можно модулировать ограниченное количество фраз, но гному с кобольдами «за жизнь» говорить нет резона. А для торговой операции довольно и двух десятков словосочетаний. Общение здесь, как я посмотрю, давно налажено: Лимлин как-то ведь успел выучить язык кобольдов!
— Откуда меня знаешь? — ошарашенный гном смотрел с подозрением, рожа его наливалась красным, весь он набычился, даже кулаки сжал, — что называется, гном выражает недоверие!
— От верблюда! Глоин Глаз, двоюродный твой, познакомил. В Сеславине!
На широкой роже гнома выражение недоверия и угрюмости постепенно сменилось задумчивостью. Глаза его перестали яростно сверкать, борода больше не топорщилась, нос он, надо отдать ему должное, утирать стал не рукавом, а клетчатым платком, размером со скатерть. Прикрываясь этой занавеской, он вперил в меня пронзительный взгляд и спросил шепотом, отдающимся по всей пещере:
— Ну и что ты здесь делаешь, Петя? Противогаз, ладно, не снимай пока…
— Как что? Карты шпилю! — злобно ответил я, прекрасно понимая, что Лимлин начинает разыгрывать свою партию, где мне опять предназначена роль разменной фигуры.
— Карты для Генерального Штаба? — хохотнул гном и выдал на своей гармонике несколько тактов, прозвучавших отрывисто и зло. Кобольд зачирикал вновь, удивленно и недоверчиво, но Лимлин снова воспользовался своим «переговорческим» аппаратом и хозяев пещеры как ветром сдуло. Только старейшина попытался сохранить остатки собственного достоинства и удалился куда как неторопливо. А скорее всего, у него физические кондиции не позволяли убраться побыстрее. Очень странно, какую роль играют гномы в жизни кобольдов?
— Пойдем, Петя, на воздух, мне здесь стоять тесно! — неудовольствие Лимлина было понятно; странно было, как он вообще сюда умудрился залезть. По тому ходу, по которому шел я, гном бы точно не протиснулся.
Все оказалось проще: Лимлин попросил меня отступить к стенке, а затем с кряхтение и сопением поднял и отодвинул в сторону огромную каменную плиту, которую я считал полом. Оказалось — люк. В потолке открылся люк… и дальше по тексту. Вниз вела довольно крутая широкая лестница, состоящая из великого множества таких невысоких ступеней, что проще было бы считать ее мелкой теркой для гигантских овощей и преодолевать, не держась за стенки, как это делали мы, а просто на пятой точке. А на какой-нибудь доске скорость была бы вообще нереальной. Задницу, конечно, отбили бы, ее тоже жалко, но голову и сломанные ноги — гораздо больше… Гном, как я сообразил, держался на ногах из фанаберии — не хотел себя «перед эльфом» ронять, а я тупо последовал его примеру, посчитав, что подгорному жителю как специалисту виднее. Спускались мы долго, и, в общем, спустились благополучно, хоть и рисковали, а затем чинно вышли в другое уже ущелье, тоже с маленьким ручейком, не претендующим на звание водопада, расположенного где-то ниже и левее, чем «кастрюлька».