Хижина выглядела... ну, выглядела она дерьмово, но была крепкой, в меру обставленной мебелью (внутри в том числе лежал и матрас, который Тоби сам притащил, едва не сорвав спину) и, самое важное, располагалась гораздо ближе к дому Тоби.
— Добро пожаловать в твой новый дом. Постарайся не носить сюда слишком много костей.
«Уважаемый(ая) господин(госпожа), благодарим Вас за предоставленные материалы. К несчастью, мы больше не рассматриваем запросы напрямую...»
— Я же не обманываю себя, да? Это ведь хорошая вещь? Я не говорю, что она гениальная, но она лучше, чем большинство стрипов. Думаю, кому-нибудь будет смешно их читать. Ты ведь не притворяешься? В смысле, я знаю, что ты не самый лучший ценитель панчлайнов, но тебе же нравятся сами изображения?
Симпатичные.
— Спасибо, но они не должны быть симпатичными. Они должны быть угарными. Я просто не хочу тратить на них столько времени, если людям они не нравятся.
Во сне Оуэн полосовал старика когтями, нарезая красные кривые узоры по всему телу. Кусочки плоти падали на землю, пока его внуки кричали. Затем Тоби оказался в первом ряду на похоронах, которые не посещал наяву.
— Кого же тут винить, когда дикий зверь вот так вот срывается с цепи? — спросила сидящая прямо позади него женщина. Она чуть ли не напевала.
— Как кого? Тоби Флорена, конечно! — ответил мужчина возле нее.
— Соглашусь. Он виноват так же, как если бы сам заколол того несчастного старика и ту несчастную девушку.
— Его необходимо сурово наказать, — произнес мужчина.
— Вы не понимаете... я не виноват, — возразил Тоби. — Мы друзья. Я ему не хозяин. Какие бы ужасы он ни творил, это не моя...
Тоби понял, что уже не спит, а сидит в своей спальне и говорит вслух. Лучше бы он просто просыпался с криком, как это делают нормальные люди — по крайней мере, в кино.
«Уважаемый Тоби,
Благодарим Вас за присланный на рассмотрение комикс “Расти и Пагг” и приносим свои извинения за то, что отвечаем отказом. Судя по этим образцам, Ваш талант художника очевиден. К сожалению, несмотря на то, что изображения нам очень понравились, у нас создалось впечатление, что юмор очень слабый и зачастую неоднозначный. Более того, ни Расти, ни Пагг не обладают яркой индивидуальностью, чтобы обеспечить стрипу успех.
Желаем Вам удачи в Ваших будущих начинаниях».
— Мой первый именной отказ! — закричал Тоби.
Два конверта с обратным адресом и маркой пришли в один день. Толстый и тонкий. Два последних. Было бы забавно, если бы он ждал все это время и получил два согласия в один день.
Тоби разорвал первый, толстый, конверт и вытащил сопроводительное письмо: «Благодарим Вас за присланные материалы. К сожалению...» Тут даже приветствия не было.
Хорошо. Оставался один.
Он открыл конверт, сделал глубокий вдох, затем подумал: а что, если принести письмо в хижину Оуэна и прочитать его вместе с ним? Если новость хорошая — а Тоби не мог думать иначе, — они разделят эту радость. Как круто было бы получить последний ответ, прийти в хижину — а в письме согласие. Он бы закричал так громко, что стены хижины разнесло бы на куски.
В тонком конверте умещалось только письмо. Они не вернули образцы.
Ему точно стоило пойти к Оуэну.
Да ну на хрен! Он не мог так долго ждать. Тоби вытянул письмо из конверта и развернул его.
«Уважаемый господин, спасибо за Ваше обращение. Но мы вынуждены с сожалением сообщить, что Ваш материал, хоть он и представляет интерес, не удовлетворяет нашим сегодняшним потребностям. Желаем Вам...»
Черт.
Тоби не собирался сдаваться, но его это сильно обескуражило. Он понимал, что большинство карикатуристов проходят через этот процесс несколько лет, прежде чем получат заветное «да», но он слишком поздно начал. Боже, ему почти сорок.
Он снова взглянул на письмо, словно ответ мог поменяться.
«...не удовлетворяет нашим сегодняшним потребностям. Желаем Вам успеха с “Мамочкой и шибздиками”, и, если Вы создадите иные проекты в будущем, обязательно присылайте их».
Они положили в конверт не то письмо.
Ни хрена себе!
Тоби поспешил на кухню и схватил телефон. Набрал номер с фирменного бланка и принялся грызть ногти — только что приобретенная привычка, — пока дожидался, когда администратор соединит его с секретарем, который мог бы ответить на его вопрос.
Ответил стажер секретаря и извиняющимся тоном объяснил, что секретарь рано ушла, а сам он не знает, как получить информацию по этому вопросу. Секретарь появится завтра... нет, подождите, послезавтра, и с радостью ответит на его вопрос.
Тоби отвел Оуэна на несколько миль в глубь леса, и его друг присоединился к самому громкому в жизни Тоби воплю разочарования.
После этого он почувствовал себя лучше.
Секретарь извинилась — она действительно положила в конверт Тоби неправильное письмо, а его ушло создателю «Мамочки и шибздиков».
В письме Тоби тоже был отказ, но без предложения присылать свои будущие проекты.
«Тоби и Оуэна», угарный стрип про двух пришельцев, застрявших на Земле, постигла та же участь.
— Ты ведь в меня веришь?
Да.
Когда Тоби открыл ящик, внутри оказался конверт с обратным адресом и маркой.
И чек.
Небольшой журнал «Блендер» приобрел один его стрип за пять баксов.
Он едва не танцевал по пути к пристанищу Оуэна.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1985 год, 40 лет
Женщина в зеленом, назвавшаяся Сарой Хабли, говорила, уставившись на линолеум и беспокойно ерзая на стуле.
— Прошло уже четыре года, а я ни с того ни с сего плачу в самое неподходящее время. Мне кажется, я уже должна была справиться с этим. Не с тем, что я скучаю по нему, а с тем, что я вот так его оплакиваю. Наверное, я могла бы с этим смириться, но иногда могу вспомнить его только таким, каким он был в самом конце, а не как раньше. Я могу смотреть на наши свадебные фотографии и все равно вспоминать только последние несколько месяцев.
Теперь она не плакала, хоть и мяла в руках бумажный платок.
— Том мог шутить на эту тему. «У меня рак желудка? Блин, наверное, не стоило есть столько раков». Если бы он знал, что я все еще плачу и думаю об этом, он бы расстроился. Наверное, это все, что я должна была сказать. Я рада, что я здесь.
Люди, сидящие в круге, сочувствующе закивали. Ведущий собрания, мужчина средних лет, посмотрел на Тоби и доброжелательно улыбнулся.
— Ваша очередь.
— Нет, я, пожалуй, воздержусь.
— Ну хотя бы представьтесь.
— Тоби.
— И сколько времени вы были женаты, Тоби?
— Я не был. Я... я ошибся комнатой. Я пришел на собрание художников.
— Оно в триста первом.
— Ага, думаю, на моем флаере неправильный номер. Я просто решил, что было бы, ну знаете, жестоко выйти, когда люди рассказывают истории про рак. Извините. Пожалуйста, пропустите меня.
Ведущий странно на него посмотрел.
— Хм, вы не обязаны оставаться.
— Да всё в порядке.
Единственное, что могло заставить его чувствовать еще большую неловкость, — это необходимость встать и смущенно прокрасться к двери перед всеми этими людьми. На самом деле он понял, что попал в неверную комнату, еще до того, как группа начала общение, но, замерев, следил за Сарой, которая, казалось, молча пыталась убедить себя не бросаться к выходу.
Когда его вызвали, Тоби на мгновение подумал сочинить историю о том, как его жена умерла от рака, просто чтобы не сознаваться, что он ошибся комнатой. Но если бы он раскрылся, они бы подумали, что он какой-нибудь шизик, который получает извращенное удовольствие, посещая собрания людей, чьи супруги скончались от рака, и притворяясь, что он один из них.
Ведущий милосердно перешел к другому человеку. Тоби просидел остаток собрания, стараясь не вертеться и ни на кого не пялиться.
Он подумал, что, возможно, влюбился в нее.
С ней Тоби, естественно, этой информацией не делился. Подойти и сказать: «Думаю, я в тебя влюбился» — было самым верным способом уничтожить возможный роман. Даже сама мысль об этом казалась ему отвратительной.
И все же никто и никогда не очаровывал его вот так. Происходило ли это из-за ее грусти? Тоби так не думал. Он мог войти в любой бар и увидеть множество грустных женщин.
Тоби сидел остаток собрания, стараясь с вниманием слушать других участников.
Истории были еще более удручающими, чем он ожидал, учитывая тему обсуждения, и не один раз ему приходилось вытирать неловкую слезу.
— Хорошо, увидимся на следующей неделе, — сказал ведущий. — Всем спасибо, что пришли.
Все встали. Тоби должен был подойти и заговорить с ней. Он был просто обязан. Без сомнения, это было из разряда «Сделай, или будешь жалеть об этом всю жизнь». Когда она повесила на плечо сумочку, он подошел к ней через всю комнату и слабо улыбнулся.
— Привет, — произнес он.
Сара настороженно на него взглянула.
— Привет.
— Я просто хотел сказать, что мне жаль. Ну, по поводу вашего мужа.
— О, спасибо. Я вам признательна.
— Я не пытаюсь приударить за вами, — пояснил он. — Это было бы самое неподходящее место для подобного.
— За это я вам тоже признательна. — Она улыбнулась, совсем чуть-чуть. — Хотя похороны были бы еще менее удачным местом.
— Да уж.
Скажи что-нибудь получше, чем «Да уж», идиот! Будь остроумным!
Очаровательным! Умным!
Тоби больше ничего не добавил.
— Так вы художник?
— Ага. Извините, что оказался таким болваном и сорвал ваше собрание. Я большущий болван, но обычно не до такой степени.
Хватит говорить о том, что ты болван!
— Всё в порядке.
— Ну хорошо.
— Мне нужно идти. Успехов вам в творчестве.