Можно так сказать — Анастасия придумывает паровоз, а я потом под ее паровозы конструирую рельсы. Она не отталкивается никогда от сегодняшних возможностей, а создает неотвратимость роста и перемен.
Вы уже поняли. Лолита не гирька, она — якорь. Это важная позиция — просто делать все, что придумано, и заземлить воображение первых в компании лиц. Без якоря никуда.
Но тут становится интересен вот какой вопрос: а как Лолита, крепко стоящая на ногах, умеющая работать, не лишенная саркастического взгляда на жизнь (именно такое чувство юмора в компании ценится), как она, со всем своим приземлением, смотрит на мировую экспансию «АндерСона»?
Лолита считает, что шансы есть, и они есть именно у маленьких, «придомовых» «АндерСонов». Это мнение показалось нам важным и интересным.
— До бесконечности расширяться невозможно, — говорит Лолита, — но я считаю, что даже в Москве есть еще очень большой задел. Потому что мы открываем «место в районе, у дома», и это правда необходимая людям вещь, когда ты имеешь возможность без машины, пешком дойти до такого маленького красивого места, где будет комфортно и тебе, и подруге, и бабушке, и папе, и ребенку. Поэтому мы нацелены на открытие таких местечковых «АндерСонов», маленьких.
Они приносят прибыль, они легче управляемы, они более рентабельны, чем большие. Невозможно развиваться без больших флагманских кафе, потому что нужно иметь крупные яркие площадки, на которых можно развивать новые идеи. Но в большой ресторан или в большое кафе ты не будешь ходить каждый день, а мы нацелены на то, чтобы в «АндерСон» человек ходил каждый день — утром за кофе, вечером за плюшкой ребенку, в обед покормить его супом, в выходные прийти всей семьей. Мы не за высокий чек, а за частоту посещения.
Что ж, таких кафе «под домом», где бы помнили, сколько ты кладешь себе ложек сахара в кофе, в Москве действительно мало. С этой точки зрения у «АндерСона», очевидно, есть пространство развития, в которое начинаешь верить. В конце концов, бывают глобальные компании, а бывают транслокальные. Первые несут миру собственный идеал и похожи на колонизаторов. Вторые исследуют людей там, куда приходят, помогают им обрести идеал собственный и похожи на странствующих Паганелей. Запомним эту мысль.
Человек из Кемерова
В тот день семь лет назад Анастасии Татуловой предстояло весь день проводить собеседования с соискателями на должность менеджера по анимации. Менеджера по персоналу в «АндерСоне» не было, и Катя Волкова, помощник Анастасии, пригласила двадцать человек, и все они пришли. Отступать было некуда, необходимость в собственной службе аниматоров назрела давно. В «АндерСоне» тогда было всего четыре кафе, уже работал «Детский клуб» на улице Островитянова, где проходили праздники, но ивент-компания, с которой сотрудничал «АндерСон», оставляла желать лучшего.
— Двадцать собеседований — это десять часов непрерывных разговоров, — вспоминает Анастасия. — Я прямо ждала возможности скорее позвонить своей помощнице и высказать все, что я о ней думаю. Ну просто ад. Приходили люди, и каждый рассказывал мне про клоунов. На втором десятке я уже была заранее согласна на любого, кто предложит мне что угодно, хоть танец черепах, но только не произнесет слово «клоун».
Марина Михалева была девятнадцатой. Все то время, пока Анастасия мечтала позвонить помощнице и надеялась услышать историю про черепах, девушка сидела под окнами офиса и ждала своей очереди. Она приехала к назначенному времени, но ей каждый час перезванивали и откладывали интервью. У нее не было денег. Уехать, чтобы потом вернуться еще раз, Марине было просто не на что. Поэтому она шесть часов просидела во дворе. А когда дождалась своей очереди, предложила праздник «Королевство бантиков». Ничего особенного, просто конкурс на то, кто их больше завяжет. И еще программу «Бой подушками». Про клоунов не говорила.
Сейчас Анастасия вспоминает об этой первой их встрече так: «Марина была единственной, у кого мозги были по-другому как-то устроены. И я ее взяла».
Так в «АндерСоне» появился руководитель творческого направления.
Марина Михалева — очень спокойная, красивая девушка с зелеными прядями в темных волосах. Пожалуй, они ей идут. Это взрослые зеленые пряди, ничего подросткового. Они неожиданные, но правильного оттенка. Неспонтанные, выверенные.
Но когда эта книга увидит свет, скорее всего, никаких прядей уже не будет.
— У меня постоянно эксперименты с головой происходят, раз в квартал я меняю прическу, — говорит Марина. — То волосы длинные, то асимметричные, то темные, то светлые. Один человек по этому поводу как-то мне сказал: «Либо у тебя случаются какие-то перемены в жизни и волосы как бы служат подтверждением этих изменений, либо наоборот — ты хочешь что-то поменять, но не можешь и отыгрываешься на прическе». Возможно, я и правда жду каких-то перемен. Но все дело в том, что перемен бессмысленно ждать, их нужно делать. Это то, чему я за семь лет научилась в «АндерСоне». Любое действие, пусть даже корявое и неумелое, важнее мыслей, пусть даже красивых и умных. Неважно, какого ты статуса, сколько тебе денег заплатили, где о тебе написали. Главное — действовать. И тогда в какой-то момент обязательно начнет получаться.
Но на вопрос, были ли в ее жизни перемены, которых она страстно желала, Марина лишь пожимает плечами. Каких-то судьбоносных и поворотных моментов в своей судьбе не припомнит:
— Либо просто не заметила, либо не придавала таким событиям особого значения. Говорят, переезд в Москву каким-то волшебным образом делит жизнь на до и после, но я, вообще-то, не особо стремилась переезжать, мне и в Кемерове нравилось. Все в моей жизни происходило как-то само собой, естественно, без надрывов.
«Без надрывов» — это, конечно, не то же самое, что «без напрягов». Когда Марина училась на пятом курсе Кемеровского университета культуры, у нее, помимо учебы, было сразу три работы. В развлекательном центре Fun City она была организатором детских праздников. В студенческом клубе Медицинской академии работала режиссером. А ночью, в караоке, была администратором. Владелицей караоке была энергичная женщина с идеями. Она занималась серьезным вокалом и хотела сделать свое заведение творческим, альтернативным — «караоке с интеллигентным лицом». И вроде бы даже получалось. Посетители пели на английском, заказывали современные композиции, аудитория была продвинутая, но каждую ночь все-таки наступал момент истины, когда все наносное слетало. Наступал этот злополучный момент почему-то ровно в четыре утра. И вплоть до шести женщины любого возраста и происхождения пели «Угонщицу» и «Рюмку водки на столе», а мужчины — «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра». И так раз за разом, каждый божий день.
В Москву она собралась за десять дней, а когда приехала, четыре месяца работала, не получая зарплаты.
Сдается мне, что вот этот эффект «предрассветного часа» в кемеровском караоке и подготовил Марину к тому, что ожидало ее в «АндерСоне». Есть ожидания, а есть реальность как обстоятельство непреодолимой силы. И эту реальность нужно принимать такой, какая она есть. Но не для того, чтобы в ней раствориться, а для того, чтобы в ней действовать. Потому что «любое действие, пусть даже корявое и неумелое, важнее мыслей, пусть даже красивых и умных». Марина считает, что этому она научилась в «АндерСоне», но на самом деле в значительной степени именно «АндерСон» научился этому у нее.
В компании у нее есть должность, а есть роль, и второе больше первого. Ее считают человеком супернужным, но не только из-за того, как она справляется со своими основными обязанностями. Марина — муза равновесия. Все, что она держит, она держит ровно. В спорных ситуациях, когда люди разделяются на группировки и обсуждение заходит в тупик, ее слово бывает последним и решающим. Потому что Марина всегда судит с позиции беспощадного и безупречного здравого смысла. Она не склонна к излишней рефлексии, она стопроцентно прагматична, для нее, прямо по Марксу, практика — критерий истины. Ее суждение получается максимально взвешенным.
А если саму Михалеву спросишь, какая роль у нее в команде, она отвечает: «Не знаю. Нормальная роль. Нельзя без меня здесь никак». То есть на самом деле прекрасно знает. Подумала. Взвесила.
Марина стояла у истоков и проходила весь путь андерСоновского детского опыта. Во многом именно она сформулировала важный для компании свод умений и правил, как нужно взаимодействовать с «главным гостем» — с ребенком, которого привели в кафе родители и который в следующий раз сам приведет в кафе родителей.
То было время, когда в соцсетях как раз формировалась атмосфера новой искренности, и то одна, то другая модная блогерша вдруг пускалась в отчаянный каминг-аут: почему мы должны в обязательном порядке любить чужих детей? Родители плохо их воспитывают. Дети кричат и бегают. Мы не обязаны умиляться младенческой живости и распущенности, если эта живость мешает нам есть или спать. Ресторан и самолет были главными сценами, на которых разворачивались драматические встречи дамы и чужого ребенка, и рассказы о детских бесчинствах между рядами кресел или столиками разрывали Сеть.
— Когда открывались наши первые кафе, или даже раньше, когда все придумывалось, — говорит Михалева, — у нас у всех была установка, о которой часто говорила Анастасия. В «АндерСоне» дети, которые бегают вокруг столов, никого раздражать не будут. Мы делаем специальное место — именно для того, чтобы они там бегали.
Должно было пройти время, чтобы мы поняли: дети все же могут раздражать. Даже если у тебя есть свои. Даже если ты работаешь на детей. И нам нужно было придумать собственные установки и законы, чтобы не чувствовать из-за этого свою вину.
Например, что делать с ребенком, который укусил аниматора, если родители не видят в происходящем проблемы?