Я так увлеклась идеей, что погрузилась в опыты и изыскания с головой. Ступки, сита разной частоты, бутылочки с маслами и миски с не единожды топлёными жирами, воск, комья разноцветной глины, туески с сушёными ягодами громоздились на столе в моей комнате. Измельчала, просеивала, смешивала, пробовала на тыльной стороне руки, не удовлетворялась результатом и начинала всё сначала. Залипла так, что чуть было не забросила мастерскую. Но однажды увидев заплаканную мордашку Дуняши, прибежавшую жаловаться на вздорную новую клиентку, сняла рабочий фартук, тщательно вымыла руки и пошла восстанавливать порядок.
Работе время – потехе час, говорит народная мудрость. Вот и я расставила приоритеты. Косметика – это хочу, а мастерская – надо. Но даже час-полтора в день, потраченные на мои исследования, результат дали.
«Пробу снимала» Мирослава. Примчалась узнать, нет ли у меня чего нового и стала первой моделью. Светлые брови молодой женщины, подкрашенные смесью воска с коричневой глиной, измельчённой в пудру, и капелькой репейного масла сделали глаза выразительнее, а лицо более благородным и утончённым.
– Знаешь, а мне нравится! – внимательно рассматривая себя в зеркале, одобрила приятельница.
Зеркало размером в четыре ладони Мирослава подарила мне после свадьбы. Я отнекивалась от дорогого презента, на что та отмахнулась:
– Нанесли, словно других подарков нет. Пять штук! Мне их теперь солить, что ли? Ещё и своих два было. Бери, пусть будет. Не таскать же за собой постоянно, коли посмотреться захочу.
Эх, если бы мне пять штук подарили, я бы знала, как ими распорядиться. В одно бы большое собрала, чтобы клиентки могли себя с головы до ног видеть. Ну и пусть не цельное, зато большое, – думала я, слушая капризное возмущение и припудривая пуховкой из меха белого кролика раскрасневшуюся от эмоций мордашку молодки, которая не нуждалась в румянах.
– Ой, какая прелесть! Продай мне такую штучку! – тут же забыла о зеркалах Мирослава. – Свекровь от зависти умрёт, когда увидит.
Вспоминая, как расширила ассортимент товаров и услуг модного ателье, я тщательно укрывала платье боярыни плотной накидкой, дабы случайно не испачкать его косметикой. После этого аккуратно откинула спинку кресла в более удобное положение и положила на лицо клиентки теплое влажное полотенце.
Кресло было сделано по принципу шезлонга. Сколько же мне крови мастер выпил, пока взялся делать его!
– Барышня, так никто не делает! – топал он ногами и стучал по верстаку молотком, злясь на дуру-девку и её капризные выверты.
– Вам жалко, что ли? Или не умеете? – спокойно «переводила» Дуняша мои вопросы. – Если не можете, то мы к другому мастеру пойдём. Более опытному.
После этих слов столяр «сломался». А когда я ему показала эскиз, то и вовсе в раздумья погрузился, вцепившись в лохматую бороду обеими руками. Бурчал что-то, сам в рисунке чиркал и пометки делал.
– Зайдите через декаду, – отмахнулся он, вдруг осознав, что мы ещё не ушли и ждём ответа.
Зато теперь у меня есть этот необыкновенный предмет мебели. Кресло-трансформер, которое лёгким движением руки из строгого трона превращается в удобную кушетку.
Глава 4
– Ты здесь ночевать собралась чё ли, матушка? – строго спросил от входной двери неслышно вошедший мужчина, заставив нас вздрогнуть от неожиданности.
Думаю, не хотел он нас напугать. Просто мы с боярыней увлеклись её преображением и не услышали шагов на крыльце.
Вошедший слегка пригнул голову, чтобы пройти в низкий дверной проём, и показалось, что он склонился, приветствуя нас. А когда выпрямился, то я поняла, что ошиблась – этот кланяться не приучен. Напротив, я присела в глубоком реверансе, едва сдержав себя, чтобы в пояс не поклониться.
Кажется, раньше я это называла харизмой. Такой мощью веяло от мужчины! Стать, взгляд, голос – всё говорило, что наделён он властью огромной. Это видно было даже несмотря на то, что сейчас гость выглядит немного ошарашенным.
Первые секунды смотрел боярин на женщину не узнавая – так изменили её макияж, причёска и платье. А когда понял, кто перед ним стоит, слегка голову в почтении склонив, то не смог сдержать восхищения.
– Анна, как же ты хороша! – обошёл по кругу, рассматривая и дивясь изменениям неожиданным, а потом припечатал: – Чтобы той гадости белой никогда больше на лице твоём не видел! Поняла?!
– Да, государь, – кротко, аки голубица, молвила с легким поклоном моя гостья. Ресницы, слегка подкрашенные – я только густоту и длину подчеркнула – опустила, скрывая радость от произведённого эффекта. – Позволишь ли, супруг мой, в таком виде на приёме завтрашнем в посольстве присутствовать?
– Дозволяю! – согласился мужчина, чем несказанно восхитил меня. Разрешить жене выйти в люди с непокрытой головой – это поступок. Не сильна я в парикмахерском искусстве, поэтому не стала ничего менять в причёске клиентки. Достаточно было снять с головы шаль и волосяник богато расшитый, чтобы увидеть, как к лицу ей коса, короной уложенная.
А ещё меня накрыло понимание, что боярин едва сдерживается, чтобы не выкинуть нечто неподобающее от счастливого осознания – этакая краса ему принадлежит. Например, заорать от восторга или схватить жену в охапку и закружить радостно, или впиться жадным поцелуем в уста сахарные. Даже жаром обдало от эмоций чужих. И не только мужских.
Боярыня Анна под горячим взглядом мужа раскраснелась, грудь в целомудренном вырезе платья вздымалась от взволнованного дыхания, пальчики трепетно теребили платочек кружевной. Вот прям не дама замужняя, а дева невинная на смотринах.
Захотелось мне выскользнуть из комнаты и гостей наедине оставить, да самой эмоции успокоить, но, двинувшись к выходу, привлекла к себе внимание боярина.
– Твоих рук дело? – спросил. Киваю, что ж очевидное отрицать. Боярин же из-за пояса достал кошель и на стол бросил. – За работу твою, мастерица!
Звякнуло достойно. Только золотые монетки такой звук издают. Числом не менее пяти. Ещё раз приседаю в низком реверансе. На сей раз с благодарностью. А выпрямившись, показала на ещё одно платье.
– Не понимаю, – хмурится мужчина. – Скажи нормально!
– Дарья немая, государь, – объясняет ситуацию мужу боярыня, а потом ко мне обращается. – Это платье тоже могу забрать? – усердно киваю. – А то? – тонкий пальчик тычет в дальний угол, где приткнулся третий манекен.
Нет, качаю головой, а потом жестикулирую, объясняя причину. Ладонью вдоль лица провожу, морщусь и отмахиваюсь.
– Не к лицу будет? – переспрашивает мужчина, разгадав ребус моей пантомимы. Киваю усердно и улыбаюсь его догадливости. Но следующая фраза обращена уже не ко мне: – Забавная какая, – говорит он Анне и берет её за руку. – Домой пора, матушка. Загостилась ты здесь. Грег уже тревожиться начал и гридня за мной послал, боясь ослушаться твоего приказа не беспокоить. Не бывало такого.
– Прости окаянную, государь мой. И впрямь времени счет потеряла. Хорошо здесь, спокойно. Суеты нет, Дарья молчит, но работу свою споро делает. Не прогневайся, но теперь я сюда часто наезжать стану.
– Да во благо, ладушка. Если тебе в радость, то чего ж мне противиться? Но предупреждай допрежь.
Боярыня голову склонила, выказывая покорность мужу, и пошла уже было за ним к выходу, но обернулась:
– Прощай, мастерица. Это всё, – она махнула в сторону одежды, в которой приехала, и на платье новое взглянула, – челядь заберёт.
Очередной реверанс на прощанье. А потом выдох: «Нифига себе! А что это было?». И ещё один вопрос в голове крутился с первой минуты, как боярина увидела: где я могла его видеть? Лицо, манера говорить и двигаться были очень знакомы. Но в то же время я понимала, что он совершенно чужой дядька. Словно память затуманило.
От размышлений отвлек цокот каблуков подбитых, и в дом вновь вошёл воин, боярыню охранявший.
– Царица приказала поутру забрать всё, что следует. Я повозку с рассветом пришлю. Готово будет?
Киваю растерянно, а сама едва челюсть от падения удерживаю. Кто царица? Боярыня вот эта, что платья у меня купила? А муж её, значит, царь? Граждане, да это же полный «Пииииииииииииииии!»
Я сидела, тупо уставившись в одну точку, дивясь собственной глупости. Все очевидно было, а я не признала. Профиль царя нашего Василия многократно на монетах видела. И царицу Анной зовут. Всё очевидно, но я не поняла.
Развязала кошель, желая ещё раз посмотреть на чеканный профиль самодержца, и на стол высыпалось семь золотых монет. Щедро!
Чтобы завтра не метаться кошкой угорелой, аккуратно расправила и сложила наряды царские, завязала в узел. Платье на манекене пока оставила, только накрыла чехлом, чтобы завтра не залапали руками грязными ткань нежную. А ещё достала с полки комплект спальный нестерпимо алого цвета, упаковала в мешочек шёлковый, обвязала лентами атласными. Пусть царская чета порадуется подарку.
– Что так поздно, Даша? – встретил меня вопросом дед. – Говорят, выезд царский у мастерской твоей стоял. Правда ли?
Новости с телеграфной быстротой по городу распространяются. Так оно и понятно: событий значительных мало, а тут целый царский выезд, да на нашей улице. Явление невероятное!
Покивала с улыбкой, подтверждая известие. И только было собралась переобуться, как со стороны кухни вошёл с самоваром в руках Ерофей.
– Здравствуй, невестушка! – легко поклонился мне жених. – А нас на праздники распустили. Гуляют студиозусы.
Глядя во все глаза на парня, с трудом удерживала отвисающую челюсть. Второй раз за вечер такое потрясение – это как-то слишком. Вспомнила я, где царя видела. По нашему дому уже который год шастала слегка уменьшенная и сильно помолодевшая копия Василия IV из рода Витославича. И опять всё на поверхности – и схожесть, и то, что парень Васильевич, и моя невнимательность.
С отчаянием посмотрела на чародея, пусть скажет, что у меня глюки на нервной почве. Но Осей и не думал успокаивать, напротив, подтвердил мою догадку, прошептав на ухо: