Дракслер: «Думаю, что уже при счете 2:0 бразильцы опасались, как бы не случилось унижения. Они находились под колоссальным давлением и просто не могли ментально играть со спокойствием. А мы просто не останавливались».
Лёв: «Они просто не знали, что им делать. Они немного запаниковали и развалились».
«В прошлом радиорепортеры назвали бы эту дезориентированную Бразилию выводком безголовых цыплят, но это сравнение было бы несправедливым по отношению к цыплятам», – написали во Frankfurter Allgemeine.
Немцы иглой проткнули бразильский пузырь, который был лишь иллюзией силы, надутым оголтелым патриотизмом и чрезмерно приправленным всеобщими симпатиями по отношению к золотому мальчику, травмированному Неймару. Когда подопечные Сколари держали футболку Неймара во время эмоционального исполнения национального гимна перед матчем, можно было почувствовать холодок на коже, но Крооса, похоже, это не впечатлило. «На стадионе было очень громко, но я был очень спокоен», – объяснял он позднее. И это не было бахвальством с его стороны, лишь голая правда. «На его [Крооса] футболке нет потных пятен», – обратила внимание Neue Züricher Zeitung.
Кроос, игрок настолько спокойный, что по его поведению на поле никогда нельзя угадать счет в матче, – «из всей гаммы человеческих эмоций на его лице всегда отражается только одна», писала Süddeutsche, – никогда не позволяет эмоциям встать на пути короткого и аккуратного паса партнеру. Уроженец Грайфсвальда – что на балтийском побережье бывшей ГДР, в результате последующего за объединением Германии политического ребрендинга получившей статус «новых федеральных земель», – обзавелся репутацией всегда хладнокровного северянина. Однако не всем было по душе его невозмутимое мастерство комнатной температуры. Способность Крооса концентрироваться исключительно на игре временами мутировала в своего рода апатию, граничащую с футбольным аутизмом, считали критики; погруженный в себя, он выдавал однообразные матчи, в которых не мог дать ответа на значимые вопросы, стоявшие перед командой.
Вернер Керн, бывший директор молодежного департамента «Баварии», как-то раз назвал обладателя Золотого Мяча Чемпионата мира U17, прошедшего в 2007 году, «самым одаренным от природы игроком, которого я видел со времен Карл-Хайнца Румменигге», но также выражал сожаление по поводу того факта, что клуб отправил этого талантливого тинейджера развиваться в леверкузенский «Байер», сдав его в полуторагодичную аренду. Керн не стал вдаваться в детали, но общий смысл был в том, что Кроос мог стать даже еще более качественным игроком. Уж не заразился ли он вирусом летаргии и самоуспокоенности, который носят в «Леверкузене», в клубе, собравшем у себя мастеровитых игроков, которые ни разу за всю его историю не выигрывали никаких титулов? В «Баварии», кажется, думали именно так. Они отказались давать ему ту же зарплату, что платили Ламам и Швайнштайгерам; даже Гётце зарабатывал втрое больше. В спортивном плане не было никаких сомнений в том, что игрок заслуживает улучшенного контракта, но на Зэбенер-штрассе всегда хотят заполучить не только твои ноги, но и душу. Кроос, считали в клубе, был слишком отчужденным и эгоцентричным по натуре, чтобы поверить в идею о том, что «Бавария» есть одна большая семья. Он недостаточно тесно ассоциировал себя с клубом. И разве он не пропадал в некоторых больших матчах? Некоторые люди не забыли о том, что он отказался пробивать пенальти в финале Лиги чемпионов-2012 против «Челси», несмотря на то что был лучшим в команде по части техники исполнения ударов. (Он промахнулся в послематчевой серии в полуфинале с «Реалом», так он объяснял свой отказ.) Тем не менее тренер Пеп Гвардиола очень сильно хотел сохранить его в команде. Но игрок был намерен перейти в «Реал» сразу после турнира в Бразилии.
Некоторые люди не забыли о том, что он отказался пробивать пенальти в финале Лиги чемпионов-2012 против «Челси».
Проблемы Швайнштайгера и Хедиры со здоровьем сделали его незаменимым игроком для Лёва, но по-настоящему завоевать сердца своих недоброжелателей он не мог вплоть до того полуфинала. За несколько дней до матча кто-то опять вспомнил его удар с лета в полуфинале 2010-го против Испании. История уже старая, но она продолжала всплывать раз за разом, как история Крооса: эпизод, объяснявший, кем он на самом деле был. Выйдя на замену, 20-летний Кроос упустил единственный шанс, который манншафт создала в Дурбане, запустив мяч после слабого удара с лета «щёчкой» прямо в руки Икеру Касильясу. Он мог бы исполнить удар и лучше, но что по-настоящему задело людей, так это то, как он равнодушно пожал плечами после матча, говоря репортерам, что не было никакого другого способа пробить лучше, к сожалению, словно бы говорил о неудавшемся пасе на 73-й минуте победного для «Баварии» матча с каким-нибудь «Фрайбургом», завершившимся со счетом 3:0. Техника Крооса создавала такое впечатление, будто ему все равно, что происходит на поле, и именно такое впечатление было у многих после того, как Лёв совершил грубый просчет, отведя ему роль персонального опекуна Андреа Пирло в полуфинале Евро-2012, с которой он совершенно не справился.
Однако третий полуфинал Кроос сделал своим бенефисом. По итогам голосования он стал лучшим игроком матча и получил похвалу за свою зрелую игру и обостряющие передачи. «Это был, наверное, один из хороших моих матчей», – сказал он привычно скромно. В бесчисленном количестве статей, опубликованных в немецкой прессе, журналисты пытались изобразить Крооса преобразившимся героем, игроком, очнувшимся от долгого сна и взявшим судьбу своей страны в свои руки. Но этот нарратив звучал неубедительно. Кроос ни на йоту не изменился в Бразилии, лишь еще больше стал самим собой, игроком, находящимся в безмятежной гармонии с собственной игрой, твердо убежденным в своем мастерстве и расслабленным в плане своей уверенности в своей способности дать команде то, что нужно. Его невозмутимое обращение с мячом больше не делало его похожим на впавшего в летаргию человека, но придало ему ауру постигшего дзен мастера. Германия знала, что в его ногах мяч будет в безопасности.
Решение выставить роли «десятки» его, а не более воздушного и легкого Озила помогло Лёву добиться того, что прежде никогда не было в приоритете для национальной сборной Германии: доминирования в полузащите как самоцели. На Лёва в огромной степени повлияли приемы из тактических арсеналов Луи ван Гаала и Гвардиолы, работавших с «Баварией»; тот, кто контролирует мяч и большую часть свободного пространства, контролирует игру, в этом он был убежден. Поскольку климатические условия в Бразилии сделали отход от футбола высокого прессинга и владения мячом крайне желательным, Кроос внезапно стал главным бенефициаром и движущей силой позади немецкой команды, превратившейся в сборную полузащитников, чьи умения толково сыграть в центре позволяли Германии по щелчку пальцев переключаться между обороной и атакой. У Бразилии на контрасте не было ничего как раз там, где было важно что-то иметь. Их капитуляция вышла куда более чудовищной, чем футбольная катастрофа и национальная трагедия «Maracanazo», поражения 1:2 от Уругвая в решающем матче Чемпионата мира-1950 на родной земле. Этот полуфинал же войдет в историю как «Mineiraço», катастрофа на «Минейрао». O Globo на следующий день вышла с заголовком «Mineiratzen», обыграв название стадиона и немецкое слово. Пугающе уместное слово, описывающее кошмарную ночь.
В перерыве раздевалку сборной Германии захлестнули совершенно несвойственные ей сантименты. Неверие в происходящее соседствовало с искренней жалостью по отношению к соперникам («Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что предпочел бы победить 2:0, потому что бразильцы оказались такими радушными хозяевами, люди там любят футбол, живут им», – сказал многие месяцы спустя Швайнштайгер.) и тем, что немцы называют «Fremdschämen», когда кто-то другой поставил тебя в крайне неловкое положение. «Мы пообещали себе, что будем продолжать играть очень серьезно и что ни при каких обстоятельствах не будем пытаться разозлить их или попытаться унизить [финтами и трюками]», – сказал Хёведес. Место, в котором немцы оказались, было таким неожиданным, что команда решила держаться за тот единственный вызов, который еще был актуален и не успел растаять – как и бразильское сопротивление, – свыкнуться с происходящим. Они твердо вознамерились не пропустить. «Мы не позволим им даже 5:1», – поклялся Хёведес. Небольшое, но надоедливое чувство страха, должно быть, тоже сыграло свою роль. Как только ты своими глазами увидел, как происходит невозможное, ты не можешь перестать беспокоиться о том, что это может повториться вновь, уже против тебя самого. Таким образом, мысль о том, что бразильский гол в этом полуфинале будет начисто лишен какого-либо смысла, оставалась непонятой до самого конца, когда гол непрестижа в исполнении Оскара не сделал счет чуть менее унизительным и не расстроил (ненадолго) игроков сборной Германии.
До этого гола вышедший на замену Андре Шюррле, заменивший Клозе после часа игры, добавил еще два гола в матче, на 69-й и 79-й минутах, причем второй получился великолепным: мяч после удара с полулета ударился о перекладину, прежде чем залететь в сетку. Публика на стадионе к тому времени уже перешла на сторону немцев. Им аплодировали, а бразильцам свистели. «Мы заметили это», – сказал Лам в неуверенности, не понимая, как на это нужно реагировать. У Бирхоффа была мысль сделать гостевой комплект формы сборной в цветах самого популярного клуба Бразилии, «Фламенго», специально для турнира – имитация, лесть, и все такое – но кто мог подумать, что такая волшебная трансформация случится на самом деле? «Немцы показали нам, как нужно играть в футбол», – сказал бывший игрок сборной Жуниньо. «Они заставили нас играть в своем невероятном ритме, – стонал Сколари. – Сегодня немцы играли, как бразильцы».
Но это было слишком; неправильно как-то даже. «Никто не возмутился бы, если бы национальная сборная прикончила итальянцев семью голами или австрийцев, не говоря уж о голландцах, – писал журналист