Генерал Першинг (крайний слева), командующий Американским экспедиционным корпусом в Европе, и союзники
Командование союзников тем временем готовило контрнаступление не менее мощное, нежели немецкое наступление весной. Причем удалось им это куда лучше, чем Людендорфу с его последним решающим ударом. Правда, для этого успеха имелись серьезные материальные предпосылки. Военно-техническое и экономическое превосходство Антанты над центральными державами к лету 1918 года достигло своего апогея. Последним сражением Первой мировой войны стало Стодневное наступление Антанты на Западном фронте, начавшееся 8 августа 1918 года. По своей военной сути Стодневное наступление было великолепно задуманным, стратегически точно просчитанным контрнаступлением. Оппонентом генерала Людендорфа в те решающие дни стал французский маршал Фош, которого 26 марта 1918 года назначили Верховным главнокомандующим союзных войск. Столкновение двух полководцев, французского и немецкого, на эпическом по масштабу поле битвы несло в себе вековой символизм немецко-французского противостояния. В этот раз победило французское оружие, хотя, конечно, не без помощи английского, американского, австралийского, канадского и бельгийского. Иными словами, в свою последнюю битву Германия пошла практически против всего Западного мира на тот момент времени.
Маршал Фош решил измотать немецкие войска в упорных оборонительных многомесячных боях, а затем нанести на слабых участках германской обороны массированные контрудары. Залогом успеха союзных войск являлась именно эта большая концентрация сил на узких участках фронта предстоящего контрнаступления. Большого численного превосходства у союзников над германскими войсками не имелось. Людей уже недоставало ни одной воюющей стороне. В Германии летом 1918 года провели тотальную мобилизацию, однако с трудом сумели призвать лишь 300 тысяч человек, чего не хватило перекрыть потери весеннего наступления даже с учетом вернувшихся в строй раненых. Положение Антанты было несколько лучше – на фронт продолжали прибывать американцы, и Лондон сумел перебросить часть сил с ближневосточного театра военных действий, – однако добиться серьезного численного перевеса союзникам все равно не удалось, людей у них для войны так же, как и в Германии, больше не осталось. Однако к лету 1918 года Антанта умудрилась добиться немыслимого военно-технического превосходства, которым и решил воспользоваться маршал Фош, чтобы закончить войну за 100 дней.
Маршал Фош, национальный герой Франции
Преимущество союзников в местах наступления было колоссальным, если речь идет об артиллерии, авиации и бронетехнике. Численное превосходство в артиллерии было трех-четырехкратным, но, главное, у союзников имелось практически неограниченное количество боеприпасов, в то время как немецкая артиллерия начала испытывать снарядный голод. Еще более весомым оказалось превосходство союзников в воздухе. На некоторых участках фронта у них было в пять раз больше самолетов, на других в десять раз больше. Но самым важным и совершенно сокрушительным оказалось англо-французское преобладание в танках. За годы Первой мировой войны Франция произвела около 4 тысяч танков, в основном легких Renault FT. Легкий Renault с экипажем, состоявшим всего из двух человек, был первым современным танком в истории, а потому крайне эффективным на поле боя. Англичане произвели около 3 тысяч танков, в основном тяжелых Mark IV и Mark V с экипажем 8 человек. Немцы лишь в самом конце войны сумели построить 20 нелепых танков A7V, которые были абсолютно бесполезными на поле боя из-за своей технической сырости. Стодневное наступление маршала Фоша летом 1918 года стало первым настоящим блицкригом в военной истории с массовым применением танков, которые на поле боя активно поддерживала авиация. Иными словами, это был первый в истории танковый прорыв. Парадоксальность европейской военной истории заключается в том, что новая наступательная танковая доктрина, разработанная и примененная англо-французским генералитетом еще летом 1918 года, стала известна миру исключительно как немецкая летом 1940-го, причем бои, что летом 1918 года, что летом 1940-го, происходили на севере Франции.
Стодневное наступление началось 8 августа 1918 года битвой при Амьене, небольшом городе на северо-западе Франции. Это был лишь один из участков Западного фронта, на котором силы союзников нанесли удар, но именно Амьенское сражение стало символом немецкого разгрома в 1918 году. Союзное командование бросило в бой на узком участке фронта более 500 танков при поддержке почти тысячи самолетов. Германским войскам, оборонявшимся в районе Амьенского выступа, было нечего противопоставить этой армаде. Здесь дислоцировалось 10 пехотных дивизий (против 32 дивизий Антанты). На немецких аэродромах стояло чуть больше сотни самолетов, большую часть которых сбили в первые же часы сражения. Здесь, в воздухе над Амьеном, погиб почти весь «Летающий цирк Рихтгофена» – гордость Германии, истребительный полк, которым командовал до своей гибели в апреле 1918 года легендарный немецкий воздушный ас Манфред фон Рихтгофен (Красный Барон). В полку были собраны лучшие летчики-истребители Второго рейха. Их без конца перебрасывали с одного участка фронта на другой, затыкая ими дыры в воздухе, которых к концу войны становилось все больше. Потому этот полк, постоянно гастролировавший по всему Западному фронту, и назвали «Летающим цирком». Многие из тех летчиков были сбиты во время Амьенской битвы. Страшно представить, какой бедой «циркачи» обернулись бы для Европы, доживи они до Второй мировой. Трое из немногих оставшихся тогда в живых асов «Летающего цирка» приняли в ней крайне активное участие, стоившее человечеству миллионов жизней. Это были: командир полка, на тот момент обер-лейтенант, а в будущем рейхсмаршал Герман Геринг, будущий фельдмаршал авиации Третьего рейха Вольфрам фон Рихтгофен (кузен Красного Барона) и генерал-полковник Эрнст Удет, впоследствии один из руководителей люфтваффе.
Танки Renault на марше. Лето 1918 г.
Генерал Людендорф затем скажет, что 8 августа 1918 года стало «черным днем в истории германской армии». Столь мощное контрнаступление союзников оказалось для него полной неожиданностью. Он был уверен, что противник истощен не меньше, а скорее даже больше, нежели немецкие войска после более чем пятимесячных ожесточенных боев весенне-летней кампании 1918 года. Такое значительное превосходство, особенно в технике, показанное союзниками 8 августа на поле боя у Амьена, стало неопровержимым доказательством того, что войну на истощение Германия проиграла бесповоротно. Генерал Людендорф сам был крайне истощен… психологически. Его состояние, казалось, отражало состояние самой Германии. Он спал не больше 2–3 часов в сутки, у него развился синдром боевой психической травмы, затем произошел нервный срыв. Генерал орал на подчиненных, говорил на людях, что Гинденбург несет чушь, плакал в присутствии офицеров Генерального штаба. И этот человек в таком состоянии командовал немецкой армией в ее самый тяжелый час. Можно смело утверждать, что Великую войну Германия проиграла именно 8 августа 1918 года, когда генерал Людендорф разрыдался перед своими офицерами. Это он, генерал Людендорф, проиграл войну, а не «еврейские социал-демократы», как после окончания войны не уставали повторять немецкие монархисты, милитаристы и нацисты. Одиннадцатого августа Людендорф обратился к кайзеру с требованием прекратить войну. Все в мировой политике того времени было, однако, куда сложнее. Даже кристально четко понимая, что война проиграна, прекратить ее правящий германский аппарат оказался не в состоянии, поскольку был прогнившим до основания, как в человеческом, так и в политическом плане.
Рихтгофена звали Красным бароном, потому что он был бароном и красил свои самолеты в ярко-красный цвет
По состоянию на начало августа 1918 года Германией уже два года (с августа 1916-го) правила военная диктатура, номинальным руководителем которой являлся фельдмаршал Гинденбург, а реальным первым лицом – генерал Людендорф. Еще 2 августа 1918 года, судя по его утверждениям о том, что противник не способен предпринять на Западном фронте нечто серьезное ввиду его крайнего истощения, генерал Людендорф крепко держал германскую власть в своих руках. Все изменилось буквально за сутки, 8 августа, как было сказано выше. Военная диктатура в тот день не просто дала трещину, она лопнула. Понимая лучше кого-либо другого, насколько безнадежно положение Германии, Гинденбург и Людендорф были в первую очередь озабочены тем, чтобы снять с себя ответственность за надвигающееся поражение. Немецкая трагедия заключалась в том, что быстро переложить ответственность за страну было не на кого. Кайзер Вильгельм, правивший Германией перед началом войны совершенно абсолютистским способом, летом 1918 года представлял собой политический труп, который, однако, лежал на пути к мирным переговорам недвижимым бревном. Закулисные мирные переговоры различной степени важности между воюющими сторонами шли уже давно. Во всех них обязательно фигурировала личность кайзера, которую представители Антанты требовали от Германии в качестве жертвоприношения. Они собирались отдать кайзера своей пропаганде, чтобы она скормила его народам-победителям (особенно французскому). Кто-то ведь должен был ответить за войну, и кайзер Германии подходил на эту роль как нельзя лучше. Вся пропаганда Антанты годами с неистовым рвением работала над дьявольским образом Вильгельма II, а потому завершить войну без «справедливого» решения судьбы кайзера для Тройственного союза было невозможно. Граждане их бы не поняли. Требования к Германии касаемо кайзера разнились: от мягкого – чтобы он отрекся от престола, до жесткого – судить его как военного преступника. Естественно, при таких обстоятельствах переложить власть в Германии на плечи Вильгельма II, которого союзники хотели судить, а не вести с ним переговоры, было невозможно. Кроме того, подавляющее большинство немецкого народа к тому времени относилось к своему монарху не лучше, чем французы. Иными словами, кайзера ненавидели все, все хотели его крови, а он, обладая некими остатками власти в стране, использовал их исключительно для того, чтобы спасти свою шкуру, причем делал это за счет той самой Германии, которую так любил, во всяком случае о чем всегда пафосно заявлял.