х обязательств. Все те государственные облигации, которые руководство страны годами продавало населению, чтобы сначала финансировать войну, а затем устранять ее последствия, оказались никчемной бумагой. Вся денежная масса, которая печаталась годами, также превратилась в мусор. Всего за несколько месяцев Германия освободилась практически от всех долгов. Французское и британское правительства финансировали свою деятельность во время Великой войны, продавая облигации населению, а также привлекая крупные займы у США, кроме того, после окончания войны они ввели подоходный налог. У Германии таких финансовых возможностей не было. Одолжить деньги у США правительство по понятным причинам не могло. Ввести подоходный налог по завершении войны, когда страну сотрясали восстания и революции, также не имелось возможности. Наоборот, приходилось идти трудящимся на одну экономическую уступку за другой, что только увеличивало дефицит государственного бюджета. Один только переход на восьмичасовый рабочий день в первые дни Ноябрьской революции полностью и бесповоротно разбалансировал государственный бюджет. Единственное, что могли предпринять в таких условиях власти, это печатать деньги, что они и сделали. Печатный станок помог Германии пережить пять самых сложных первых лет после окончания Первой мировой войны, затем он все же сломался.
Французские солдаты в Эссене, на фоне памятника Круппу
Гиперинфляция стала той тряпкой, которой с немецкой финансовой доски стерли денежное безумие, написанное на ней за предыдущие годы. Теперь Германское государство могло начать финансовую жизнь с чистого листа, ограбив, правда, при этом свой народ. Естественно, всю вину возложили на чертовых французов и их проклятый Версальский договор. При этом за политическими кулисами Веймарское правительство провело сложные, но продуктивные переговоры с Парижем о дальнейшем сосуществовании на европейском континенте, что в действительности требовало очень тесного сотрудничества. Эти переговоры и заключенная по их итогам политическая сделка, подлинные детали которой никто не знает по сей день, проходили в течение 1923 года на фоне французской оккупации Рура, гиперинфляции в Германии и бесконечной жесткой риторики в отношении друг друга между Парижем и Берлином. Однако 1923 год стал переломным в истории Веймарской Германии. После него наступили «Золотые двадцатые» – самое, пожалуй, яркое и успешное время в истории страны. Культурное наследие этого, к сожалению, очень короткого периода во многом остается фундаментом современной немецкой культуры и предметом непроходящей грусти интеллектуалов Германии по тому, что они потеряли.
Такие вот ходили летом 1923 г. в Германии денежные массы
Каждая эпоха германской истории, какой бы короткой она ни была, имеет своего героя. Бисмарк, Вильгельм II, Гитлер. Был такой человек и у Веймарской эпохи, просто имя его затерялось среди таких злых гениев, как Бисмарк и Гитлер. Германия того времени у большинства ассоциируется исключительно с войной и военщиной. Короткий Веймарский период, когда у страны не было армии, знают мало, а потому имя Густава Штреземана, видного веймарского политического деятеля, известно главным образом в самой Германии и лишь немногим за ее пределами. Густав Штреземан придерживался консервативных, даже монархических взглядов, но он стал главным героем веймарской либеральной демократии, можно даже сказать, ее спасителем и, без сомнения, ведущим архитектором веймарского успеха, пришедшегося на вторую половину 20-х годов прошлого века. Постепенно его взгляды переместились ближе к центру, по мере того, как жизнь в Германии при республике стала налаживаться. Летом 1923 года, в самый сложный для страны момент, он занял пост канцлера и одновременно министра иностранных дел. Положение дел на тот момент было критическим, что вызывало серьезную озабоченность не только внутри государства, но и за рубежом. Развала страны или очередной социалистической революции, которая могла в этот раз закончиться победой коммунизма, мало кто хотел. В первую очередь тяжелой ситуацией внутри Германии было обеспокоено французское правительство, у которого самого к тому времени уже имелись немалые сложности с левыми силами. Всего через 13 лет, в 1936 году, к власти в Париже придет правительство Народного фронта – альянса социалистов и коммунистов.
Густав Штреземан стал тем представителем Германии, с которым смогли договориться французы. Вероятно, они бы нашли общий язык и с кем-то другим из числа немецких политиков, слишком уж большой была проблема, требовавшая срочного урегулирования, но таким человеком все же оказался Густав Штреземан, который следовал заданной линии на протяжении шести лет, вплоть до дня своей смерти. Все эти годы он занимал пост министра иностранных дел. За это время сменилось девять правительств, но Штреземан бессменно оставался министром иностранных дел. На нем были завязаны все государственные внешние договоренности, на которых покоилось финансово-экономическое и политическое благополучие страны. Эти договоренности, как будет сказано ниже, оказались крайне сложными и хрупкими, а потому с немецкой стороны требовался крайне гибкий и одаренный политик. Главным участником в разрешении немецкого кризиса стали Соединенные Штаты Америки. Вашингтон решил вмешаться в сложившуюся ситуацию, поскольку больше было просто некому. Ни у кого в мире на то время не имелось такого количества свободных финансовых средств, чтобы выкупить Германию из репарационного французского рабства. Америка предоставила Веймарской республике крупные займы, чтобы Берлин смог возобновить выплаты репараций, без чего Франция не ушла бы из Рурской области. Это была очень сложная и хрупкая финансово-политическая схема. Париж ведь также находился в сложной ситуации. Ему требовалось возвращать американские займы, сделанные во время Великой войны. По большому счету немецкие репарации, которые получала Франция, шли на выплату ее долгов Америке. Похожая, хотя и не столь драматическая ситуация сложилась и с британским финансовым оборотом. Таким образом, когда немцы перестали платить репарации французам и англичанам, пострадали в конечном счете американцы, которым не оставалось иного выхода, кроме как вмешаться в начавшийся европейский финансовый кавардак.
Густав Штреземан (в центре) веселится с журналистами. 1923 г.
В историю эта сложная договоренность вошла как «план Дауэса», по имени чиновника, представлявшего интересы США. Согласно этому плану Вашингтон предоставлял Берлину финансовый заем, Франция выводила свои войска из Рура, Германия начинала платить репарации. Одновременно с этим немецкое правительство, очистив свой баланс от всяческих финансовых обязательств с помощью гиперинфляции, проводило денежную реформу, вводя в оборот новую «рейхсмарку», которая была обеспечена золотом и обменивалась как в добрые довоенные времена по курсу 4,2 рейхсмарки за один американский доллар. В 1924 году Рурская область возвращается в Германию, ее промышленность вновь начинает поставлять все необходимое, гиперинфляция заканчивается, в страну поступает твердая американская заимствованная валюта, необходимая для выплат репараций. В Германии наступают «Золотые двадцатые». Следующим успехом Густава Штреземана стало выведение Германии из международной изоляции и заключение Локарнских договоров в 1925 году. Локарнские договоры, названные так по имени швейцарского города, в котором проходили переговоры, представляли собой набор соглашений между Германией и ее соседями касаемо границ, возникших после окончания Первой мировой войны. Это было невероятно эфемерное, но крайне на тот момент важное для Берлина дипломатическое достижение, по результатам которого Германию приняли в Лигу Наций.
Монета в 2 рейхспфеннига, 1924 г. Это были уже деньги
Основным результатом переговоров в Локарно стало франко-германское территориальное урегулирование. Дело касалось векового спора об Эльзасе и Лотарингии – главного камня преткновения в Европе. Смешанное франко-немецкое население этих двух крупных и важных областей, расположенных между Германией и Францией, не раз становилось причиной войны между двумя крупнейшими государствами Европы. В Локарно Берлин впервые на международном уровне признал, что Эльзас и Лотарингия принадлежат Франции. Это была поистине эпохальная уступка, за которую Парижу пришлось расплатиться Польшей – своим главным союзником в Восточной Европе. По результатам Локарнских договоренностей западные границы Германии были узаконены, а вот судьба на востоке страны осталась нерешенной, что было для Берлина крайне важно и выгодно. Когда речь идет о восточных границах Веймарской республики, затрагивается самый больной на то время для Германии вопрос – Польский. Потерянные после окончания Первой мировой войны 13 % немецкой территории отошли в основном Франции на западе и Польше на востоке. Если с отныне французскими территориями немецким правящим кругам было все ясно, – вернуть их не представлялось возможным, – то за земли, которые достались Польше, Германия намеревалась побороться.
Речь в первую очередь шла о Силезии, крайне важном промышленном регионе. Часть проживавшего здесь населения по национальности относилась к немцам, часть – к полякам, часть – к полуполякам-полунемцам. Только появившаяся на карте Европы Польша была в политэкономическом плане государством слабым, а потому могла стать легкой добычей такого сильного и оскорбленного соседа, как Германия. Речь о сложных польско-немецких отношениях в период между двумя мировыми войнами пойдет ниже, а здесь отметим малоизвестную, но важную дипломатическую деталь – осенью 1925 года Франция фактически сдала Польшу ради достижения собственных национальных интересов. В 1925 году Германия еще не окрепла, а потому заставить ее подписать договор о границах не только на западе, но и на востоке было несложно. Однако для Франции и Британии было, вероятно, важнее выстроить в Европе новую геополитическую конструкцию, которая бы состояла из крупных государств, подобных им и Германии. Польше в ней не было места. Лучшей иллюстрацией того, каким англо-французские правящие круги в 20-х годах прошлого века видели будущее европейское устройство, могут послужить слова, сказанные известным британским политиком Уинстоном Черчиллем в 1919 году: «Закончилась война гигантов, началась война пигмеев». Он имел в виду многочисленные военные конфликты, вспыхнувшие после окончания Великой войны в Восточной Европе между новосозданными государствами, которые были не в состоянии мирно поделить развалившуюся Австро-Венгрию. Польша, из числа «пигмеев» Черчилля, была самой большой и воинственной. С 1918 по 1921 год она провела семь войн с соседями, прежде чем успокоиться в новых границах. Если война с литовцами, чехословаками, украинцами и даже Советской Россией была для поляков неопасной и победоносной, то военное противостояние с Германией в Силезии оказалось куда более сложным. Серьезная немецкая угроза нависла над Польшей с самого начала 20-х годов и медленно тлела впл