Каждая группа армий – «Север», «Центр» и «Юг» – наступала подобно огромному крабу, нанося удары на флангах парой гигантских бронетанковых клешней. Две эти «клешни» должны были прорвать тонкую линию приграничной обороны, затем стремительно уйти далеко вперед и замкнуть окружение глубоко в тылу советских войск. Наступавшая за танками пехота укрепляла кольцо осады, чтобы из котла никто уже не вырвался. Во время Польской кампании 1939 года польские войска пытались выйти из немецкого окружения. В ходе Западной кампании 1940 года французские, британские и бельгийские войска не предпринимали таких попыток. Англичане героически эвакуировались, французы и бельгийцы сразу сдались. Противодействовать такой тактике гитлеровцев можно было только с помощью крупных механизированных соединений, не уступающих по размеру немецким. Ни у французской, ни у польской армии таких соединений в 1939 и 1940 годах не имелось, но у Красной Армии в 1941 году они были, причем по количеству и качеству танков значительно превосходящие противника. Несмотря на это, в приграничных сражениях летом 1941 года советские войска понесли значительное поражение, однако при этом Германия не смогла выйти победителем. Можно даже с уверенностью сказать, что летом 1941 года Третий рейх войну проиграл, поскольку у него имелся всего один шанс на благополучный исход – разгромить СССР за 4–6 недель, как было записано в плане «Барбаросса» и как ему это удавалось в каждой предыдущей сухопутной кампании.
Как вермахт смог нанести столь тяжелый урон Красной Армии летом 1941 года? Масштаб советского поражения действительно выглядел апокалиптическим, особенно когда его описанием в средствах массовой информации занимались специалисты германского министерства просвещения доктора Геббельса. К концу 1941 года в плен попало 3 миллиона советских солдат и офицеров. Это была колоссальная, хотя и не совсем реальная цифра. Немцы брали в плен всех на своем пути: железнодорожников, ведь советские железнодорожники носили форму и считались военнообязанными, коммунистов, комсомольцев, сотрудников райсполкомов, мобилизованных, призванных, но еще даже не получивших обмундирование, огромное количество военных строителей, оказавшихся во фронтовой полосе в первый день войны. В Германии кинотеатры с утра до вечера показывали военную кинохронику из СССР, на которой шагали, казалось, бесконечные колонны пленных красноармейцев, а в полях стояли сотни сгоревших советских танков. Да, 3 миллиона советских граждан было взято в плен. Да, тысячи сгоревших советских танков и тысячи брошенных орудий тоже были. Такие факты имели место, но это только часть военной реальности лета 1941 года. Полная картина происходившего куда масштабнее и сложнее.
Большинство советских военнопленных в 1941 г. погибло, их просто не кормили
Немецкие военные успехи летом 1941 года стали возможны в первую очередь благодаря эффекту внезапности, ради которого нацистское руководство предпринимало беспрецедентные дезинформационные меры, речь о которых шла выше. Однако не менее важным фактором является и военное мастерство вермахта, сравниться с которым на тот момент действительно не мог никто. Превосходство немецких вооруженных сил над Красной Армией, равно как и над армиями Великобритании, Франции и США, являлось неоспоримым, и с этим всем приходилось считаться. Превзойти сухопутные силы вермахта в умении воевать ко второй половине войны смогли только советские вооруженные силы. Армии союзников так и не сумели этого сделать и побеждали вермахт исключительно посредством колоссального количественного перевеса во всех видах вооружения и снабжения. Летом 1941 года полное превосходство вермахта как на тактическом уровне – непосредственно на поле боя, – так и на стратегическом – в генштабе, – стало одной из главных причин поражения Красной Армии.
По состоянию на 22 июня 1941 года советские вооруженные силы насчитывали 5,2 миллиона человек. В европейской части страны дислоцировалось около 3,5 миллиона солдат и офицеров, однако они располагались тремя стратегическими эшелонами. Один эшелон находился в непосредственной близости от границы, второй – на расстоянии 100–300 километров от нее, а третий – в глубине европейской части СССР, на расстоянии 500–1000 километров. Большое количество войск было сосредоточено в Московском и Ленинградском военных округах. Замысел немецкого Генерального штаба был простым: разбить Красную Армию по частям – один эшелон за другим. Чтобы добиться такого результата, требовалось в первые же часы войны полностью нарушить управление войсками и, главное, уничтожить советскую авиацию на аэродромах. Потеряв управление войсками, оставшись слепым без авиационной разведки, советский Генеральный штаб не сумел оперативно слить три эшелона в один, чтобы организовать крепкую оборону. Если добавить к этому бронетанковые клещи вермахта, ранним утром 22 июня прорвавшие тонкую оборону на границе, громившие советские тылы и сеявшие панику, то можно себе представить тот хаос, который начался в рядах Красной Армии. В плане «Барбаросса» все было просчитано. На тех участках, где немецкие войска совершали танковый прорыв, превосходство вермахта было десятикратным и более. Советская пехотная дивизия в приграничной полосе обороняла участок протяженностью в среднем 30 километров. Немецкая танковая дивизия при поддержке авиации и артиллерии наносила удар на участке шириной в 3–4 километра, который обороняли от силы 2–3 пехотных батальона. Утром 22 июня у тех советских мальчишек, которые оказались в окопах на границе, не было никаких шансов остановить идущую на них танковую армаду.
Важной главой советской трагедии летом 1941 года стал разгром танковых войск Красной Армии. По замыслу советского Генерального штаба, они выступали тем инструментом, которым собирались встретить германский блицкриг. Многие удивляются, как у немцев получилось трижды провести скоротечную войну, при этом каждый раз успешно. Французы видели германский блицкриг в Польше, но заявили, что сравнивать польскую армию с французской глупо, а потому во Франции у немцев такое не пройдет. Советское командование наблюдало за событиями и в Польше, и во Франции, а потому решило найти контрмеры. Такими вот контрмерами стало формирование механизированных корпусов, которые должны были встретить прорвавшиеся немецкие бронетанковые клещи, куда бы те ни двинулись. В них, в этих механизированных корпусах, и заключалась проблема. Формировать их стали во второй половине 1940 года, в большой спешке, после того, как увидели, что случилось во Франции. Времени для создания столь сложных воинских соединений оказалось недостаточно. А главное, никакого боевого опыта их применения у Красной Армии не имелось, и потому было совершено много грубейших ошибок, которыми в очередной раз воспользовалась немецкая армия. Любое воинское соединение – это сложная организация, чем больше соединение, тем она сложнее. Механизированный корпус в 1941 году представлял собой вершину организационной сложности в Красной Армии. У немцев действия танковых войск (дивизий, корпусов, танковых групп) были отлажены как часы, испробованы в нескольких кампаниях; равных этим войскам в бою не существовало нигде в мире. Это было идеальное соотношение количества танков, мотопехоты и артиллерии при идеальном решении всех логистических задач. Черчилль не зря говорил французскому премьер-министру Рейно утром 15 мая 1940 года, чтобы тот не волновался: немецкие танки далеко не уедут, у них скоро закончится горючее. Чтобы снабжать танковую дивизию топливом, за ней должен был ехать целый поезд – специальные грузовики-заправщики, которые могли бы заправлять сразу несколько танков за очень короткое время. В советских механизированных корпусах топливо возили главным образом в бочках, а танки заправляли ведрами.
Главной проблемой советских мехкорпусов стала их полная функциональная несостоятельность, которая и привела к поражению. В них было слишком много танков, но очень мало мотопехоты и артиллерии. Большинство советских танков летом 1941 года было уничтожено не немецкими танками, а немецкой артиллерией. У вермахта на Восточном фронте в начале войны имелось около 15 тысяч 37-миллиметровых противотанковых пушек. Крошечное орудие, немецкие солдаты прозвали его «хлопушкой», с легкостью пробивало тонкую противопульную броню советских танков Т-26, БТ-5 и БТ-7, составлявших основную массу танкового парка Красной Армии. Когда советское командование бросило в контратаку мехкорпуса, представлявшие собой большую массу легких танков, без поддержки пехоты и артиллерии, то немцы просто перестреляли их из «хлопушек». Для борьбы с советскими средними танками Т-34 и тяжелыми танками КВ, появление которых на поле боя стало для вермахта полной неожиданностью, немцы также приспособили артиллерию, причем сделали это очень оперативно. Против Т-34 и КВ вермахт применял куда более серьезное, нежели «хлопушка», противотанковое 50-миллиметровое орудие. Таких орудий у гитлеровцев имелось не слишком много, чуть больше тысячи, но и советских танков новых типов в первые дни войны у Красной Армии было мало. Однако главную угрозу советским средним и тяжелым танкам представляло знаменитое 88-миллиметровое немецкое зенитное орудие, прозванное «восемь-восемь». Это была лучшая пушка Второй мировой войны, страшное орудие, способное подбить тяжелый КВ даже с дальней дистанции. Немцы научились использовать их против тяжелых танков во время Французской кампании 1940 года. У Красной Армии в первые дни войны также имелось большое количество 45-миллиметровых противотанковых орудий. Они были лучше аналогичных немецких «хлопушек», но в июне 1941 года у них катастрофически не хватало бронебойных снарядов, чтобы вести борьбу с немецкими танками.
Разговоры о 20 тысячах советских танков, разгромленных в начале войны 4 тысячами немецких танков, являются пропагандой тех, кто, очевидно, до сих пор жалеет о поражении Великой Германии во Второй мировой войне. На ходу у Красной Армии 22 июня 1941 года было 18,5 тысячи машин. В бой против нацистов вступило 11 тысяч машин, из них Т-34 и КВ совокупно – чуть больше 1,5 тысячи