ия вражеских моторизованных соединений. К декабрю 1941 года, ценой множества поражений, ценой огромных человеческих и материальных потерь, советское командование приобрело опыт, который можно назвать поистине бесценным. Теперь они знали все четыре немецкие танковые группы как свои пять пальцев вплоть до фамилии каждого командира дивизии. Они выучили все немецкие бронетанковые тактические приемы и выяснили все их слабые места. Оставалось только одно: дождаться нужного момента, когда гитлеровцы заиграются и ошибутся. К началу декабря 1941 года немецкие танковые группы под Москвой слишком сильно растянулись, особенно в районе Клина, где они тщетно пытались прорвать советскую оборону. Немецкие танкисты и раньше часто растягивались. Самое такое, поистине фантастическое, растяжение устроил генерал Гудериан во Франции, когда он ушел в прорыв без поддержки пехоты почти на 200 километров. До декабря 1941 года столь рискованные глубокие продвижения с незащищенными флангами сходили дерзким немецким танкистам с рук, что породило у них некое чувство безнаказанности. Под Москвой их первый раз за такую наглость наказали. Красная Армия рубанула зарвавшиеся немецкие бронетанковые клешни по их голым флангам.
Особенно далеко зашли 3-я и 4-я немецкие танковые группы, наступавшие к северу от Москвы. Они были настолько уверены в своих возможностях и так сильно рвались вперед, что оставили свои фланги практически полностью обнаженными, бросив все наличные силы в наступление. Вот в эти голые фланги и ударили свежие советские дивизии, прибывшие из внутренних районов СССР. Командование Красной Армии, имея на руках прогноз погоды, вероятно, специально запланировало контрнаступление под Москвой именно на 5 декабря 1941 года, поскольку в этот день начались те знаменитые тридцатиградусные морозы, о которых так часто с грустью пишут немецкие историки. Воевать при такой температуре воздуха, да еще и с обильными снегопадами – сугробы были высотой больше метра – не пыталась еще ни одна армия в мире. Если шла война, то противоборствующие армии того времени просто зимовали на позициях, подобно медведям в берлоге, ожидая весны, когда можно будет продолжить убивать друг друга на поле брани. Хотя столь тяжелые погодные условия под Москвой были равными для обеих сторон, вермахт, без всякого сомнения, к таким боевым действиям был подготовлен куда хуже Красной Армии. Его система снабжения рухнула в одночасье. Если части Красной Армии снабжались из Москвы, расположенной в 50 километрах от линии фронта, то немецкие получали обеспечение из Германии за 2 тысячи километров. Когда резко ударили такие сильные морозы, немецкой армии внезапно потребовалось столько всего крайне необходимого – в первую очередь теплое зимнее обмундирование. Эта история о немецком зимнем обмундировании обросла легендами. Суть ее проста. В плане «Барбаросса» было записано, что после разгрома СССР на советской территории должно было остаться только 40 немецких дивизий из тех 180 с лишним, которым предстояло вторгнуться в страну. То есть зимовать в России планировали только 40 дивизий, для них и было предусмотрено зимнее обмундирование. Вероятно, только в середине ноября немецкое командование осознало тот факт, что переждать зиму в Москве, в городском тепле, у вермахта не выйдет. Зимовать придется под Москвой в открытом поле. Одеть и обуть соответствующим образом полтора миллиона человек, за 2 тысячи километров от немецкого дома, и сделать это за две недели было невозможно. О том, что зима будет такой холодной, немецкое командование, скорее всего, узнало вообще в последний момент, в первых числах декабря, когда получило метеосводку о надвигающемся циклоне.
Когда советские войска ударили на обнаженных флангах чрезмерно растянувшихся немецких танковых групп, пытаясь отрезать их от основных сил, среди немецкого танкового командования возникла паника. Все эти люди – танковые генералы Гудериан, Рейнгардт, Гёпнер – были одними из самых опытных военачальников того времени. Они немедленно осознали нависшую над ними угрозу оказаться в окружении. Сами большие мастера делать котлы, они теперь с ужасом смотрели на то, как устроить им самим котел пыталось советское командование. Для крупного бронетанкового соединения оказаться в окружении было особенно опасно. Танковой группе для ведения активных боевых действий было необходимо значительное и бесперебойное снабжение, в первую очередь топливом. Если пехотное подразделение, бросив тяжелое вооружение, еще могло пробиться через тонкое кольцо осады, то бронетанковая часть главным образом представляла собой именно то самое тяжелое вооружение, которое требовалось оставить, чтобы вырваться. Единственным выходом из сложившегося положения было немедленное отступление, решиться на которое в тот момент психологически мог далеко не каждый немецкий военачальник.
Первым таким смелым генералом оказался командующий 2-й танковой группы Гудериан, наступавший на Москву с южного направления. Правда, положение вверенных ему войск оказалось самым тяжелым. Немецкие танковые группы, представлявшие собой на протяжении всей кампании 1941 года авангард вермахта на Восточном фронте, неожиданно начали стремительно отступать… В действительности это было не отступление, а настоящее паническое бегство. Танкисты Гудериана, весной 1940 года одним ударом поставившие на колени Западную Европу, бежали под Москвой в ужасе, что не успеют выскользнуть из русского котла. Они бросали танки, машины, артиллерию – все, что не могло больше двигаться, потому как не осталось топлива. Снабжение топливом крупного механизированного соединения – крайне сложный процесс. Когда ударили сильные морозы, потребление горючего сильно возросло. Чтобы утром отправиться в бой на танке, прогревать его мотор нужно было с ночи. В начале декабря войска Гудериана вели бои низкой интенсивности, практически перейдя на зимнее военное расписание, и даже тогда уже имелись серьезные перебои с топливом. Однако когда всей танковой группе пришлось резко, за один день, развернуться и начать отступление, отражая при этом атаки противника, то есть когда неожиданно поехала вся имеющаяся техника, то, естественно, топлива для нее не хватило. Каждый день отступления ситуация только усугублялась, потому как тыловые службы бежали первыми и уже ни о каком снабжении боевых частей топливом и боеприпасами не думали. Немецкое танковое тактическое мастерство – лучшее в мире – было непревзойденным в прорывах и наступлениях, но как правильно отступать, немецкие танкисты понятия не имели, особенно в таких ужасных для техники условиях, какие сложились зимой 1941 года под Москвой. Генерал Гудериан, чьим именем пугали британских и французских офицеров, бежал из-под Москвы подобно Наполеону в 1812 году, бросив большую часть танков, тех самых, чьи гусеницы он вымыл в Ла-Манше весной 1940 года.
Паническое бегство танкистов в начале декабря 1941 года стало причиной развала всего немецкого фронта под Москвой. Лишь малочисленность советских войск и опытность немецких спасли вермахт от полного разгрома на центральном участке советско-германского фронта зимой 1941 года. Через два дня после начала наступления Красной Армии под Москвой, 7 декабря 1941 года, на другом конце света, на Гавайских островах, Япония вероломно напала на базу Тихоокеанского флота США. В тот же день Соединенные Штаты Америки объявили Японии войну. Через четыре дня после этого, 11 декабря 1941 года, войну США объявила Германия. Война стала принимать совершенно иные масштабы, молниеносного ее завершения в Берлине уже больше никто не ожидал, а ведь еще месяцем ранее руководство страны было убеждено в своей полной победе. В конце декабря 1941 года нацисты, как рядовые члены партии, так и ее элита, еще верили в собственные силы. Никому из них тогда и в голову не могло прийти, до чего их идеология доведет Германию, от которой через четыре года останутся дымящиеся руины.
Глава 18Тотальная война. 1941–1943 гг
Восемнадцатого февраля 1943 года в Берлинском дворце спорта выступал министр просвещения Германии Йозеф Геббельс. Это выступление стало самым знаменитым в недолгой жизни Третьего рейха и было таким же диким по своей сути, как и он сам. Для Йозефа Геббельса спектакль о Тотальной войне – так называлась его речь – стал звездным часом на фашистской политической сцене. Это было грандиозное шоу. Во дворце спорта собрали 15 тысяч самых отпетых нацистов со всей страны. Им предстояло сыграть в геббельсовской постановке крайне важную роль – в нужный момент они должны были в едином порыве вскакивать с мест выбрасывать руку в нацистском приветствии и орать «хайль Гитлер» с таким выражением лица и блеском в глазах, чтобы ни у кого из врагов Рейха не осталось сомнений в том, что теперь их точно ждет Тотальная война. Кинооператоры снимали все происходящее на пленку, звукооператоры вели прямую трансляцию по радио. Это была самая большая кинорадиопостановка Третьего рейха, соперничавшая с партийными съездами в Нюрнберге и Олимпийскими играми в Берлине. Энергетика геббельсовского спектакля во дворце спорта была фантастической. В конце он истерически заорал: «Вы хотите Тотальной войны?» И совершенно обезумевшая, специально отобранная нацистская аудитория, доведенная до состояния транса, в ответ заорала такое «да», что оно немедленно вошло в историю. Черный немецкий политический юмор того времени гласил: «Англичане, вы нас не бомбите. Летите дальше, бомбите тех, кто орал Геббельсу “да”». Министр просвещения после этого выступления похудел на 3 килограмма, и это при том, что хромой арийский карлик весил всего 50 килограммов. Такое вот он пережил напряжение, задвинув всего одну речь. После спектакля Геббельс удовлетворенно заявил, что еще никогда в жизни не встречал столь отлично отобранных зрителей, хотя ему довелось видеть больше нацистских аудиторий, чем кому-либо в Германии. Речь о Тотальной войне транслировалась по радио. Ее слушала, без преувеличения, вся Германия, миллионы людей. О чем говорил министр просвещения и почему он обратился к нации именно 18 февраля 1943 года, через три с половиной года после начала Второй мировой войны?