гилы павших немецких и русских солдат. Ввиду ожидавшейся ночной операции я позволил своим солдатам сходить на реку искупаться.
Я нашел штаб 73-й пехотной дивизии во фруктовом саду. Я получил задание прорваться с плацдарма на юг, наступая на населенный пункт Новая Маячка, нацелившись на Копани, и занять на ночь круговую оборону. Полк полковника Хицфельда должен был быть нашим соседом слева.
Сразу после первых слов генерала я дал сигнал одному из своих посыльных мотоциклистов, чтобы тот передал в батальон команду быть готовыми к выступлению. Он помчался обратно в батальон, чтобы там начали готовиться к маршу. В ходе получения приказа я передал через еще одного посыльного приказ батальону начать движение. Он погнал свой мотоцикл и передал этот приказ. Спустя несколько минут я увидел, что меня уже ждут мои командиры рот. Они болтали с майором Штиффатером. После подробного инструктажа генерал Билер предложил мне чашку кофе и спросил: «Когда вы сможете двинуться в путь?» Он с изумлением проследил за моим взглядом, а я показал на ожидавших командиров рот, приближавшееся пыльное облако и ответил: «Господин генерал, батальон уже в пути». Никогда не забуду его ошарашенного вида.
Провалившаяся, разбитая и пыльная дорога замедляла темп нашего движения. Вскоре мы оставили позади последние передовые посты 73-й пехотной дивизии и двигались в темноте. Бремер был впереди. Медленно и осторожно двигаясь вперед, мы катились в ночь, глухо урча двигателями. Нас окутала кромешная тьма. В 21.00, в четырех километрах к северу от Новой Маячки, мы вошли в боеконтакт с противником, русское боевое охранение мы застали врасплох и захватили без боя. Советские солдаты производили впечатление совершенно изможденных людей и с готовностью предоставили нам нужную информацию. Согласно их показаниям, Новая Маячка удерживалась значительными силами. После восьми дней отдыха я чувствовал некоторую неуверенность в себе. Я не имел четкого представления о противнике. Мы оказались в ситуации, в которой чувствовали себя чужими, и по этой причине продвигались вперед неуверенно. Я ждал наступления нового дня. Яркий утренний свет даст нам необходимую безопасность. Плотное оборонное построение «дикобраз» составляло нашу «крепость». Я сидел в автомобиле радиосвязи и разговаривал с пленным командиром Красной армии о том, какого рода действия могут предпринять его вышестоящие начальники. Перекоп и Татарский ров (древний ров, пересекающий весь Перекопский перешеек, глубиной до 15 метров. – Ред.) все вновь и вновь проскальзывали в разговоре. Пленный был убежден, что Татарский ров был подготовлен к обороне.
Ночь была тихой, не прогремело ни выстрела. Это спокойствие было призрачным. Пара выстрелов обнаружила бы, где противник. А пока мы чувствовали себя так, будто полностью окружены советскими войсками. Роса опустилась на сухую поверхность листьев, когда первые слабые лучи солнца возвестили о наступлении нового дня. Я был напряжен и нервозен, когда старался сквозь едва забрезживший рассвет рассмотреть Новую Маячку. Очертания городка медленно проступали из окружавшей его мглы. Мотоциклисты сели на свои мотоциклы и ожидали приказа на атаку. В 4.00 наступил конец миру и покою. Полк Хицфельда атаковал Новую Маячку с севера. Шум битвы наполнил воздух и как рукой снял усталость. Пехотинцы 73-й пехотной дивизии двигались вперед при еще слабом утреннем свете. Все сметающие на своем пути снаряды русской артиллерии не могли остановить людей, которые неотступно пробивались к городу. В исчезающих утренних сумерках мы смогли рассмотреть фортификационную систему противника. Она была хорошо приспособлена к местности западнее города и сооружена на славу, как всегда это бывает у русских. Они были мастерами в строительстве полевых оборонительных позиций.
Атакующая 73-я пехотная дивизия занимала все новые участки местности, и наступило время атаковать саму систему укреплений. Наш батальон приготовился к атаке за широкой живой изгородью лесополосы. Советские войска пока не замечали нас, и их артиллерия прилагала все усилия к тому, чтобы подавить атаку 73-й пехотной дивизии. Нам же нужно было преодолеть два километра, чтобы добраться до позиций противника, а на местности не было никаких укрытий. Нигде не было видно никакого лесистого участка, кроме нашей лесополосы. Перед нами лежала степь Северной Таврии – гладкая, как доска, с твердой, в трещинах, почвой и с кое-где произраставшей степной травой.
Я вместе с командиром 1-й роты 1-го разведбатальона СС наблюдал за движением на оборонительных позициях русских и понял, что стремительной атакой моего батальона противник будет полностью разбит. Более того, наша атака будет также способствовать наступлению дивизии. Я размышлял, какое атакующее подразделение покроет пространство ничейной земли без потерь с максимально возможной скоростью.
Степные пространства наводили меня на мысль о стремительных атаках кавалерии прошедших времен. Сам дьявол, наверное, нашептывал мне в этот момент: «А что, если стремительная атака моих мотоциклистов приведет к успеху?» Я не осмеливался озвучить свои мысли; я все еще считал такую атаку безумием. И все же, пока здравый смысл и интуиция сражались между собой за окончательное решение, мысленно я уже видел своих мотоциклистов, несущихся как черти на ревущих БМВ через степь и вклинивающихся в позиции противника.
Мои солдаты молча смотрели на меня, а я снова и снова взглядом окидывал степь, прикидывая расстояние. Я опустил бинокль и испытующе посмотрел в глаза Бремера. Как он отреагирует, оценив ситуацию, если я прикажу его мотоциклистам атаковать? Ожидает ли он, что что-то необычное ожидается уже в скором времени? Его взгляд был открытым, а лицо не выразило никакого удивления, когда я изложил свое намерение атаковать противника на мотоциклах и бронемашинах. Мои «борзые» получили приказ с ледяным спокойствием и как само собой разумеющееся.
Артиллерия и другое тяжелое оружие заняли намеченные позиции. Мотоциклисты развернулись по широкому фронту, пока под защитой лесополосы. Бронемашины двинулись вперед в заранее определенные промежутки, так чтобы быть в состоянии беспрепятственно открыть заградительный огонь. Охваченный лихорадочным возбуждением, я залез в свой броневик и вскинул руку вертикально вверх. Пути назад не было! Жребий был брошен, неопределенность испарилась. Наш бронеавтомобиль медленно выкатился из-за укрытия. Мы были в поле зрения русских.
Первые снаряды противника вот-вот должны были обрушиться на нас. Я подтянулся, выглянул из бронемашины и посмотрел вперед. Мы двигались между двумя мотоциклетными ротами. Мотоциклисты с ловкостью обезьян вскочили в свои машины. Проехав 100 метров, я уже не мог ничего разобрать. Перед нами носились и падали тени. Атака превратилась в гонки. Будут ли это гонки со смертью?
Снаряды русских с воем пролетали над нами и взрывались там, где мы были всего несколько секунд назад. Огонь артиллерии подгонял нас даже еще больше, скорость возросла. Мы должны были перехитрить систему управления огнем русских и ворваться на позиции советских войск как сущие дьяволы.
Охваченные азартом скорости и опьяненные ревом двигателей, пронизывавшим нас до мозга костей, мы высматривали противника, прищурив глаза. Наша цель была там, где наша артиллерия выполняла свою смертоносную задачу, где кровь русских солдат уже окропляла землю. Картина разрушения подстегивала нас. Мы спешили к смерти как одержимые.
Вдруг появились первые русские. На нас смотрели лица, искаженные ужасом. Они побросали свое оружие и побежали на запад. Мы наступали через систему обороны, мимо окопов, мимо смятых тел мертвых и смертельно раненных солдат. Множество советских солдат в беспорядке бежали в западном направлении, где были окружены.
Однако русская артиллерия все еще оставалась где-то на огневой позиции. Мы никак не могли прервать свою бешеную погоню! Грузовики противника пытались скрыться, но были подожжены огнем 20-мм автоматических пушек наших бронемашин. Мы проезжали мимо брошенных орудий и устремлялись дальше, минуя Новую Маячку и следуя в направлении Старой Маячки. Напряжение постепенно спало. Вокруг нас уже больше не было видно никаких признаков жизни. Степь лежала перед нами как вымершая. С другой стороны, местность за нами напоминала муравейник. И свои и чужие наравне оказывали помощь раненым.
Обмен рукопожатиями с полковником Хицфельдом, короткая ориентировка по ситуации у командования 73-й пехотной дивизии и наступление на юг продолжилось. Пятьсот тридцать четыре, в основном раненых, советских солдата было взято в плен в ходе атаки. Что касается наших потерь личного состава, то двое солдат были убиты в бою, сержант и еще двое рядовых умерли от ран. Атака увенчалась полным успехом, но тем не менее никогда больше я не отдавал приказ на подобную «мотоциклетную» атаку.
С наступлением темноты мы вышли под Каланчак, используя фактор внезапности, атаковали город и взяли его. Объятая пламенем, взорвалась вражеская бронемашина, 221 русский солдат пополнил ряды военнопленных. Разведывательные группы доложили, что район на 10 километров к востоку от Каланчака свободен от противника.
В полночь я получил приказ из пехотной дивизии внезапным ударом прорываться через Перекопский перешеек и ожидать дальнейших распоряжений на подходе к Ишуню. В ходе различных кампаний я часто получал приказы и задания, которые ничего не имели общего с азами классического военного руководства, но этот приказ превзошел их все. Неужели мои ответственные начальники действительно считали, что внезапный удар по Перекопскому перешейку сможет открыть ворота в Крым? Мои ротные командиры смотрели на меня в некотором изумлении, когда я передал им этот приказ и кратко проинструктировал о ситуации.
Крым отделен от материка заливом Сиваш или, как его еще называют, «Гнилым морем». Это так называемое «море» представляет собой систему мелких заливов с сильно минерализованной водой и почти непроходимо (в ночь на 8 ноября 1920 года вброд по грудь в ледяной воде Сиваш пересекла ударная группа Красной армии, пройдя так 7 километров. – Ред.). Из-за мелководья оно было непреодолимым препятствием даже для штурмовых катеров. Три основных пути вели в Крым: Перекопский перешеек на западе, железнодорожный переезд через Чонгарский полуостров в центре и узкий пролив у Геническа, ведущий на Арабатскую стрелку, на востоке. Перекопский перешеек 8 километров шириной в самом узком месте перекопан древним Татарским рвом до15 метров глубиной. Местность здесь плоская как блин и пересечена несколькими балками – сухими или с временным водотоком долинами. Они служили батальону единственным укрытием. Прямо у северной стороны Татарского рва располагался старинный укрепленный городок Перекоп. Железная дорога шла через Перекопский перешеек в Крым. Ввиду таких благоприятных для обороны возможностей и того факта, что за последние несколько дней мы взяли пленных из трех разных дивизий противника, никто не верил, что перешеек будет несложной преградой.