– Вы абсолютно уверены в своей команде?
Удивленный Шписс подтвердил, что уверен. Михельсен приказал немедленно доложиться командующему флотом. Для начала адмирал повторил вопрос, заданный Михельсеном. Шписс уверил его, что полностью доверяет своим людям. Тогда была приоткрыта завеса тайны. «U-135» должна была сопровождать два портовых катера с вооруженными моряками в Шиллинг-Роудс, где стояли на якорях мятежные корабли. Если бунтовщики откажутся сдаться, подводной лодке предписывалось торпедировать один из кораблей. Шписс попросил адмирала фон Трота дать ему письменный приказ, но его просьба была оставлена без внимания. На пороге революции никто не хотел брать на себя ответственность. Слишком свежа была в памяти судьба адмиралов и офицеров царского русского флота. Высшие офицеры явно желали обезопасить собственные шкуры, спекулируя на патриотизме и лояльности Шписса.
Привыкший подчиняться приказам, Шписс не спорил. Он ввел «U-135» в промежуток между мятежными кораблями, готовый торпедировать один из них из носовых или кормовых торпедных труб. Силу применять не пришлось, угрозы оказалось достаточно. Мятежники на обоих кораблях сдались, бунт был подавлен.
Неудачное решение нового социал-демократического правительства раздуло пламя: военно-морское командование получило распоряжение выпустить бунтовщиков из заключения, а корабли вернуть на базы. Штаб ВМФ не выполнил первую часть приказа правительства, но на вторую пришлось согласиться, и небольшие эскадры отправились в родные порты.
Экипажи кораблей, прибывших в Киль, быстро попали под влияние революционных масс. 2 ноября был организован митинг, на котором прозвучали пламенные речи, требующие свержения монархии и освобождения мятежников с «Остфрисланда» и «Тюрингии». Затем прошел еще один митинг. К тому времени власти уже были серьезно обеспокоены надвигавшимся восстанием. Во время митинга прозвучал сигнал общего сбора, который моряки оставили без внимания, а когда для наведения порядка прибыли вооруженные патрули, их разоружили, причем во многих случаях солдаты, призванные усмирить мятеж, присоединились к его зачинщикам.
Ожидая нападения на флотскую тюрьму, где содержались матросы с мятежных кораблей, власти нуждались в преданных частях, на которые можно было положиться. И снова их выбор пал на подводников. Когда бунтовщики с красными флагами и лозунгами «Вся власть Советам!» подошли к тюрьме, дорогу им преградили матросы из немецкой подводной флотилии, державшие наперевес винтовки с примкнутыми штыками. Командовавший подводниками лейтенант приказал мятежникам остановиться. Они не обратили на это внимание. Он предложил им повернуть обратно. Но возбужденные матросы продолжали наступать.
Когда между революционерами и защитниками тюрьмы осталось 20 ярдов, над головами демонстрантов прозвучали предупредительные выстрелы. Толпа на какое-то время остановилась, но скоро движение возобновилось. Тогда матросы-подводники открыли огонь по наступающим мятежникам. Два предводителя были убиты на месте, еще сорок человек получили ранения. Началась паника, матросы стали разбегаться. Четыре тысячи человек были остановлены и обращены в бегство горсткой подводников.
Однако начавшийся процесс уже невозможно было остановить. Команды кораблей одна за другой переходили на сторону мятежников, вскоре на мачтах всех стоявших в гавани военных кораблей реял красный флаг. Это означало, что корабль подчиняется Матросскому комитету. Моряки начали организовывать вооруженные отряды, распространявшие революционные настроения по всей округе. Правительство издало указ, строго запрещающий местным властям открывать огонь по мятежникам, а появившееся в газетах красочное описание расстрела у флотской тюрьмы подлило масла в огонь и заставило пассивных наблюдателей на флоте присоединиться к революционно-настроенным массам. Начался настоящий революционный мятеж. 5 ноября моряки базировавшейся в Брюмсбуттеле эскадры встали под знамена бунтовщиков. Вскоре их ряды пополнили матросы из Вильгельмсхафена. Затем под контроль Матросского комитета перешли Гамбург и Бремен, а к 7 ноября – Ганновер, Брюнсвик и Колонь.
Коммодор Михельсен собрал подводные лодки и вывел их в море в поисках убежища от красной лихорадки. К этому времени все главные военно-морские базы оказались под контролем бунтовщиков. Даже Гелиголанд, Боркум и Зульт – острова, отрезанные от бурлящего потока революции, – перестали быть безопасными. Для выработки плана дальнейших действий командиры подводных лодок были собраны на военный совет на крейсере «Грауденц». Люди, которые в течение нескольких лет сеяли смерть и страх на семи морях, теперь искали друг у друга поддержку и утешение. Они решали, где можно найти безопасное убежище. Но в конце военного совета командирам пришлось посмотреть горькой правде в лицо. Им некуда было идти. Оставалось только вернуться в Германию и принять унижение сдачи матросским и солдатским комитетам, которые теперь контролировали все военно-морские базы.
Было единогласно решено, что это решение не касается «U-135», поскольку существовало опасение, что Шписса и его экипаж растерзают революционно-настроенные массы за участие в подавлении мятежа в Шиллинг-Роудс. Михельсен предложил «U-135» идти на восток в Балтийское море и попытаться добраться до Мемеля. Но Шписсу не довелось сделать это. По радио было получено сообщение о прорыве в Хелиогланд-Байт британских эсминцев. Оно заставило Шписса изменить курс, но сигнал оказался ложным. Понимая, что от судьбы уйти невозможно, Шписс решил разделить судьбу своей страны. Презрев соображения о собственной безопасности, Шписс вернулся в Вильгельмсхафен и сдал «U-135» мятежникам.
Прошедшие через страшные штормы Северной Атлантики, испытавшие на себе все виды противолодочных заграждений, изобретенные королевским ВМФ, преданные соотечественниками с надводных кораблей, подводники пришли к завершению своей карьеры. Они сражались до последнего; их миновала революционная лихорадка, охватившая остальные вооруженные силы, но они были вынуждены сдаться. В сложившихся обстоятельствах сопротивление было бесполезным.
В соответствии с условиями перемирия, подписанного 11 ноября 1918 года, немецкий надводный флот должен был быть передан союзникам для интернирования после подписания мирного договора. Но немецкие субмарины, ненавидимые всем миром подводные убийцы, подлежали позорной сдаче. Это был тяжелый удар для людей, всю войну прослуживших на подводном флоте. Как заметил капитан «U-152» Франц, «…субмарины в этой войне взяли на себя всю работу. Линкоры и крейсеры не делали почти ничего». Тут Франц попал в точку. Команды военных кораблей, зараженные мятежными настроениями, не представляли серьезной угрозы королевскому ВМФ. А немецкие подводные лодки, на которых служили отважные и преданные своему делу люди, привели в 1917 году Британию на грань поражения. Именно они оставались реальной угрозой, и Британия не желала рисковать.
Параграф 22 условий перемирия определял конец немецкого подводного флота: «Германия обязана сдать в портах, указанных союзниками и Соединенными Штатами, все существующие субмарины, включая подводные крейсеры и минные заградители с оборудованием и вооружением. С тех подводных лодок, которые не могут выйти в море, должно быть снято оборудование и вооружение; в таком виде они должны оставаться под контролем союзников и Соединенных Штатов. Субмарины, имеющие возможность выйти в море, должны находиться в полной готовности к переходу в порт сдачи, куда они обязаны отправиться немедленно после получения соответствующего приказа по радио. Остальные обязаны последовать за ними при первой возможности. Настоящие условия должны быть выполнены в течение четырнадцати дней после подписания перемирия».
Скорбная процессия побежденных подводных лодок началась 20 ноября. В этот день двадцать субмарин прибыли в Харвик, причем над флагом императорской Германии на мачтах гордо развевался флаг ВМФ Британии, символизируя победу союзников. Разумеется, офицеры-подводники не могли не думать о затоплении своих кораблей. Лучше такой выход, чем своими руками отдать их врагу. Но это понимали и англичане, уведомившие побежденную сторону, что, если такие случаи будут иметь место, тогда союзники оккупируют крепость Гелиголанд.
Коммодор Стивен Кинг-Холл в своей автобиографии большое внимание уделил человеческому аспекту сдачи немецких субмарин союзникам. Он был одним из британских офицеров, принимавших подводные лодки. В своей книге он упоминает капитан-лейтенанта Эльрихера, который привел «U-98». После выполнения обычной бумажной работы Кинг-Холл поинтересовался, является ли цейссовский бинокль, висевший на шее у немца, его личной собственностью. Немец признал, что не владеет этой вещью, и отдал бинокль. «Потом он нерешительно протянул мне руку. Нам было приказано не общаться с немецкими капитанами, но я, ни минуты не колеблясь, пожал ему руку. Он выглядел таким понурым, таким несчастным… Он смахнул рукой набежавшую слезу, пробормотал „спасибо“ и сошел на берег».
Разные командиры вели себя по-разному. Фон Шредер, командир «U-53», которую сделал известной Ганс Роуз, решил действовать по собственной инициативе и отвел лодку в Швецию для интернирования. Франц, командир «U-152», решил поступить демократично и предоставил право решать команде. Провели голосование. Десять голосов было за переход в Швецию, а 70 – за возвращение в Киль и сдачу. Решение было принято и исполнено: 24 ноября «U-152» присоединилась к остальным субмаринам в Харвике, причем ее последний переход был выполнен под командованием юного младшего лейтенанта, избранного экипажем на роль капитана.
Другие, как, например, неукротимый Отто Херсинг, приняли меры для спасения своей чести. «U-21» получила приказ сдаться, но на лодке обнаружилась течь, и она затонула, находясь на буксире у британского корабля. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему течь возникла так вовремя. «UB-89», «UC-40», «UC-71», «UC-91», «UC-16» и «U-97» по разным причинам затонули во время перехода в Англию. Очевидно, Херсинг был не одинок в своем стремлении сражаться до конца.