С немалым трудом Харри разместился на тесном пассажирском сиденье – поистине место смертника!
– Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, – заметил старший инспектор Том Волер.
Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по-прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по-настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам-симулянтам, к разным там иммигрантам – пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и «даго», а Волер, в свою очередь, величал Харри «спившимся рок-журналистом». Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг-партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу-каратисту из молодежной банды в районе Осло-С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом-то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.
Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен – единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, – был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.
– Поосторожней, Волер.
– Что-что?
Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.
– Сегодня скользко.
Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенс-парк, они помчались в сторону Суумс-гате.
– Куда мы? – спросил Харри.
– Сюда, – отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины.
Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.
– С возвращением в убойный отдел, – сказал Харри. – А что же, в Службе внутренней безопасности не прижился?
– Структурные изменения, – ответил Волер. – Кроме того, начальник уголовной полиции и Мёллер настояли на моем возвращении. В убойном я добивался неплохих результатов, если еще помнишь.
– Как я могу забыть?
– Ну не знаю, столько приходится слышать о долговременном эффекте обильных возлияний…
Если бы Харри не успел упереться рукой в приборную панель, резкое торможение швырнуло бы его лицом на ветровое стекло. Бардачок распахнулся, и что-то тяжелое упало на пол, предварительно стукнув Харри по колену.
– Какого черта, что это? – вскрикнул он.
– «Иерихон-941», израильский пистолет-пулемет, – как ни в чем не бывало пояснил Волер, выключая мотор. – Не заряжен. Пусть себе валяется. Мы приехали.
– Здесь? – удивленно спросил Харри, пригибаясь, чтобы получше рассмотреть желтый дворик, возле которого они остановились.
– А в чем дело? – поинтересовался Волер, успевший уже наполовину вылезти из машины.
Харри ощутил, что сердце его забилось сильнее и чаще. Пока он пытался отыскать дверную ручку, в голове пронесся вихрь мыслей, из которых задержалась лишь одна: все-таки надо было тогда взять трубку и перезвонить Ракели.
Туман вернулся. Он сочился внутрь с улицы, проникая из-за деревьев в щели окон, врываясь вслед за ними во входную дверь, распахнувшуюся сразу же после того, как Вебер что-то рявкнул в домофон. Туман преследовал их по пятам на лестнице, попадая сюда из замочных скважин соседских квартир. Он окутывал Харри как ватное одеяло, и когда они наконец вошли в квартиру, Харри стало казаться, что он идет будто в облаке. Все вокруг – люди, голоса, потрескивающие рации, синие вспышки блицев – было окружено каким-то фантастическим ореолом и не имело значения, поскольку на самом деле не было – просто не могло быть – реальностью. А когда они оказались перед кроватью покойной, лежащей с пистолетом в правой руке и дыркой в виске, он так и не смог поднять глаза на кровь на подушке или же встретиться с ее пустым обвиняющим взглядом. Вместо этого Харри разглядывал спинку кровати, лошадь с оторванной головой, изо всех сил надеясь, что туман вскоре рассеется и он наконец-то проснется.
Глава 10Не было печали
Вокруг него то возникали, то снова умолкали чьи-то голоса.
– Я старший инспектор Том Волер. Может кто-нибудь из присутствующих озвучить краткую версию случившегося?
– Мы прибыли три четверти часа назад. Здесь находился электрик, который ее и обнаружил.
– Когда он ее нашел?
– В пять. И сразу же позвонил в полицию. Его имя… сейчас посмотрим… Рене Йенсен. Тут у меня еще есть его личный номер и адрес.
– Превосходно. Позвоните и пробейте его по нашей базе.
– О’кей.
– Рене Йенсен?
– Да, это я.
– Подойдите-ка. Моя фамилия Волер. Скажите, как вы сюда попали?
– Я уже рассказывал тем, другим: с помощью запасного ключа. В четверг она приходила ко мне в мастерскую и дала его мне, потому что не могла быть дома, когда я приду.
– Ей что же, в это время на работу надо было?
– А я почем знаю? Хотя не думаю, чтобы она работала. Ну то есть так, как все. У нее там какая-то большая выставка была и все такое…
– А, значит, художница. Кто-нибудь здесь о ней слышал?
Дружное молчание.
– Что вы делали в спальне, Йенсен?
– Искал ванную.
Другой голос:
– Ванная вот здесь, за той дверью.
– О’кей. Когда вы вошли в квартиру, Йенсен, вы не заметили ничего подозрительного?
– Подозрительного? Э-э… как это?
– Ну, дверь, к примеру, была заперта? Может, окна открыты? Какие-нибудь специфические запахи или звуки? Хоть что-то?
– Дверь была заперта. Никаких там открытых окон, да я вообще-то особо и не осматривался. А пахло, так это… вроде бы растворителем…
– Уайт-спирит?
Другой голос:
– В одной из комнат мы обнаружили разные принадлежности, которыми пользуются художники.
– Благодарю. Еще на что-нибудь обратили внимание, Йенсен?
– А что вы там еще говорили?
– Звуки.
– А да, звуки! Нет, звуков, пожалуй, не было. Наоборот, тихо, как в могиле. Ну то есть… кхе, кхе… я же тогда не знал, что…
– Ладно, Йенсен, все в порядке. А раньше вы покойную встречали?
– Никогда, до того самого дня, как она появилась у меня в мастерской. Такая веселая, энергичная дамочка.
– И что ей надо было?
– Починить термостат нагревателя в ванной.
– Будьте добры, гляньте, он и вправду не работает? Если там вообще есть нагреватель, конечно.
– То есть как это? А-а, понимаю, она специально все подстроила, чтобы ее так нашли, да?
– Что-то в этом роде.
– Да, но термостат-то действительно был того…
– Того?
– Сломан.
– Откуда вы знаете.
Пауза.
– Вам ведь сказано было, Йенсен, ничего здесь не трогать.
– Ну да, но пока вы приехали, прошло столько времени, а я так нервничал, что мне нужно было как-то отвлечься.
– Стало быть, теперь термостат у покойной в полном порядке?
– Ну да, типа того… кхе, кхе…
Харри хотелось отойти от кровати, но ноги отказывались повиноваться. Врач прикрыл глаза Анны, и теперь казалось, что она просто спит. Том Волер отпустил электрика, напоследок взяв с него обещание быть в ближайшие дни в пределах досягаемости. Отпустил он и дежурную бригаду из Управления, прибывшую сюда по сигналу о происшествии. Прежде Харри ни за что не поверил бы, что такое возможно, однако сейчас он даже радовался присутствию Тома Волера. Что ни говори, а опыт у Волера был. Харри чувствовал, что сам, без него, не сумел бы сейчас задать ни одного внятного вопроса и уж подавно не в состоянии был предпринять что-то разумное.
Волер попросил врача сделать предварительные выводы.
– Пуля, по-видимому, прошла насквозь через всю черепную коробку, повредив мозг и нарушив тем самым все жизненно важные функции. Если предположить, что температура в комнате не менялась, то, судя по температуре тела, она мертва уже минимум шестнадцать часов. На теле отсутствуют какие-либо иные следы насилия. Нет никаких отметин от инъекций либо иных признаков медикаментозного вмешательства. Однако… – Тут врач сделал театральную паузу: – Состояние вен на запястьях указывает на то, что это не первая ее попытка суицида. Чисто из области предположений, но навскидку я бы квалифицировал ее состояние как маниакальную депрессию или депрессию с суицидальным синдромом. Готов поспорить, мы сможем найти ее медицинскую карту у какого-нибудь психиатра.
Харри попытался что-то сказать, но и язык, подобно ногам, не желал его слушаться.
– Точнее смогу сказать, когда взгляну на нее поближе.
– Спасибо, доктор. А ты что поведаешь, Вебер?
– Оружие самое обычное – «беретта-M92F». Отпечатки на рукояти принадлежат одному человеку – скорее всего, ей самой. Пуля, застрявшая в деревянной части кровати, подходит к данному типу оружия, так что баллистическая экспертиза наверняка подтвердит, что она выпущена именно из этого пистолета. Полный отчет будет готов завтра.
– Отлично, Вебер. Да, еще кое-что. Когда электрик пришел, дверь была заперта. Я обратил внимание, что там ригельный замок, а не защелка. Следовательно, исключено, что кто-то посторонний побывал здесь и вышел, закрыв дверь. Разумеется, если он не прихватил с собой ключи покойной. Иными словами, если найдем ее ключи, то внесем ясность в этот вопрос.