ужинать.
Марина вдруг догадалась:
— Ты голоден?
Должно быть, Джакомо был очень голоден, потому что он просто ответил «да».
На другой стороне канала немного дальше светились огни ресторана.
Они перешли через мост, но Джакомо внезапно потянул ее дальше.
— Пойдем в какое-нибудь другое место. Здесь очень дорого.
Марина удивилась.
— Ты начал экономить мои деньги? Брось, поедим здесь. Закажешь то, чего тебе захочется.
Когда Джакомо выбрал в меню свиную отбивную и две порции мороженого, у Марины мурашки побежали по коже. Быстро расправившись с мясом, Джакомо пододвинул Марине вторую порцию трехцветного, подозрительного на вид мороженого. Марина не притронулась к нему.
— Кто-то из великих сказал, что в этом городе могут жить только рыбы, — вслух припомнила Марина.
— Монтескье, — подсказал Джакомо с полным ртом.
Глаза Марины округлились.
— Ты читал Монтескье?
— Конечно, я, между прочим, закончил школу с отличием.
— И чем ты собираешься заняться, когда накопишь достаточно денег?
— Поступлю в университет, на архитектурный.
— И станешь лучшим архитектором в Венеции?
Джакомо не отрывался от мороженого.
— Я ненавижу Венецию. Сырость, плесень, запах вечного разложения. В моем доме ни одного сухого угла. Я чувствую, как разрушаюсь вместе с городом. Гнию, будто похороненный заживо. Я хочу выбраться отсюда, уехать в Рим. У меня есть в Риме дальняя родственница по линии матери, престарелая владелица часовой мастерской. Она приглашала меня, но я не хочу сидеть у нее на шее.
— Странный ты парень, — произнесла Марина, вставая из-за стола. — Ты живешь с дядей?
— Нет, что ты, я снимаю дом, настоящий палаццо, дворец. Ему лет пятьсот.
Дворец, в который Джакомо привез Марину, был ужасен. Он состоял из нескольких этажей и кое-где почти разрушился. Марине захотелось осмотреть его весь, и она пустилась на экскурсию по развалинам.
Просторный погреб тянулся подо всем первым этажом и был загроможден пустыми рассохшимися бочками, в которых когда-то давным-давно хранили вино.
Воздух в доме был не многим свежее, чем в погребе. На весь дом была всего одна ванная, но водопровод не работал. Рядом с ванной на полу стояли ведра с холодной водой. Пыльные электрические лампочки источали слабый свет. Полки и подоконники украшали оплывшие свечи. Единственный туалет размещался почему-то на самом верху, в башне.
Больших залов и маленьких комнатушек было около двадцати, они тянулись длинной анфиладой по всему периметру дворца. Большинство были совсем запущенными и пыльными, свободными от мебели. Можно было только догадываться об их былом предназначении.
Наверняка этот так называемый дворец имел огромную историческую ценность, но жить человеку в нем было почти невозможно.
Джакомо зажег несколько свечей, и обстановка стала еще более нереальной.
— Тебе не бывает жутко одному в таком огромном доме? — спросила Марина.
— Ничего, я привык. В Венеции трудно найти что-нибудь получше.
Джакомо принялся расстегивать рубашку, и Марина еще раз обратила внимание, какая она нелепая. Он без умолку рассказывал Марине о женщинах, которые здесь бывали. Главным образом об американках. Замок приводил их в невероятное возбуждение. Они называли это «чувством истории».
Марина обнаружила, что замерзла. Ее платье было совсем легким. Ей нужен какой-нибудь предлог, чтобы уйти отсюда. Но она ничего подходящего не придумала, а просто перебила Джакомо:
— Я, пожалуй, пойду. Сколько я должна тебе?
Джакомо удивленно замер.
— Как пойдешь? Тебе не нравится со мной? Я умею много разных вещей.
— Мне нехорошо, холодно. Помоги мне спуститься по лестнице.
Марина порылась в сумочке и вытащила все наличные, которые там были.
— Возьми это.
Джакомо замотал головой.
— Нет, это нечестно. Я не заработал их.
Марина положила деньги на пыльную каминную полку, которая была влажной на ощупь.
— Возьми просто так, мы друзья.
— А может, все-таки останешься? У меня есть немного героина.
— Тем более нет, — сказала Марина по-русски.
— Что-что? — не понял Джакомо.
Но Марина не ответила. Ее мучили жалость и злость одновременно.
До гостиницы Марина добралась далеко за полночь, из тревожных и холодных сумерек нырнув в ярко освещенный холл. Внутри было так же шумно, как и вчера. «Золотые перья» веселились напропалую.
Компания, вывалившаяся из лифта, попыталась увлечь Марину в сторону бара, но она, улыбнувшись устало, высвободилась и надавила на кнопку третьего этажа, где был ее номер. Ее немного отсыревшая, пахнущая розовыми лепестками постель.
На широком каменном подоконнике в дальнем конце коридора под тусклой лампочкой сидел одинокий человек в черной кожаной куртке, слишком теплой для средиземноморского летнего вечера.
Марина мельком взглянула на него, открывая дверь. Он не пел и не веселился. В его позе или в костюме было что-то смутно знакомое, но Марина чувствовала себя такой разбитой и переполненной впечатлениями, что не могла сосредоточиться. К тому же человек был слишком далеко от нее.
Увидев Марину, он резко встал и скрылся в проеме двери, ведущей на пожарную лестницу.
Марина зажгла свет, заперлась и тут же погасила его. Луна светила прямо в ее раскрытое окно.
Она уснула быстро и видела во сне живого Гошу. Будто они с Гошей купили ящик кроваво-красных яблок и молча ели их, сидя в грязном подъезде на ступеньках. А с подоконника за ними наблюдал человек в черной кожаной куртке. Это был тот самой человек, который угощал Марину пивом на бульваре, водил в канадский ресторан и рассказывал о своих родителях. Александр.
Марина проснулась с чувством, что выяснила для себя что-то очень важное. Но сон быстро ускользнул от нее, затаился в глубинах памяти.
Марина позавтракала вместе со всеми и тут же утомилась от болтовни множества праздных людей. Ехать со всеми на экскурсию ей расхотелось.
В холле Марина встретила Шурика, которого тянула за руку рыжеволосая ирландка. Шурик, в свою очередь, схватил за руку Марину.
— Ты обязательно должна поехать с нами.
— Куда? — Марина вовсе не была уверена, что должна куда-то ехать.
— К одной потрясающей старухе. — Шурик был очень возбужден и не отпускал Марину. Ирландка выжидательно вежливо улыбалась.
Марина не имела ничего против того, чтобы прогуляться по Венеции. Но прогуляться скорее в одиночестве, чем в обществе суетливого Шурика.
— Что за старуха?
— Она работала горничной у Бенито Муссолини. Я хочу что-нибудь написать о ней.
— Ты решил стать серьезным писателем? — подняла брови Марина.
— А что, нельзя? — насупился Шурик, но ненадолго.
Это Бриджит ее раскопала.
Бриджит сделала книксен. Марина представилась, и они пожали друг другу руки. Бриджит не говорила по-итальянски, а Марина — по-английски. Но это не помешало им почувствовать взаимную симпатию.
— Поехали, — неожиданно для самой себя согласилась Марина.
Составившаяся таким образом компания села на катер-такси и вышла возле моста Аккадемиа. Поплутав по узким улицам, Бриджит нашла нужный им дом.
Живая темноглазая старушка, одетая с ног до головы в черное, провела гостей в просторную комнату, где на почетном месте красовался гипсовый бюст Муссолини, а рядом — старая черно-белая фотография девушки в белом переднике и наколке, которую обнимает за плечи Муссолини.
Марине вдруг стало скучно, и она пожалела, что согласилась на этот визит. Однако для нее нашлась работа — переводить с итальянского на русский, чтобы Шурик переводил с русского на английский для Бриджит.
Горничная принесла на подносе чай и крекеры. У бывшей горничной Муссолини была теперь своя горничная, женщина еще более пожилая.
Шурик достал захваченную с собой бутылку «Столичной», и старушка неожиданно обрадовалась. Она пила водку из высокого бокала на тонкой ножке. Пила маленькими частыми глотками, закусывала крекерами и делилась воспоминаниями, по ее мнению — бесценными.
Старушка говорила быстро, с заученными интонациями и оборотами. Марина подумала, что она не в первый раз дает интервью.
— Кроме меня, никто не знает Бенито-человека, хотя многие хвалят Бенито-политика.
«Знает ли старуха, что война давно закончилась поражением Бенито? — подумала Марина. — Похоже, что нет».
Хозяйка рассказывала о любовных письмах, которые приходили в адрес дуче от женщин всей Италии. Если верить бывшей горничной, то текст, который произносят девушки из «Секса по телефону», просто детская сказка на ночь в сравнении с этими письмами.
— Каждая хотела иметь от него ребенка. Каждая! А повезло мне. — Глаза старухи горели нездоровым огнем. Было видно, что опьянела.
— Жаль, что малютка умер в возрасте одного месяца. — Из глаз хозяйки потекли слезы, но тут же высохли.
Она принялась убеждать гостей, что у дуче было трое двойников, что после войны казнили, подвесив за ноги, одного из них. А настоящий Бенито живет здесь, неподалеку, и время от времени навещает свою старую подружку. Старуха даже предложила сходить к нему прямо сейчас.
Марину вскоре начал утомлять ход их беседы, ей захотелось уйти из этого сумасшедшего дома. А Шурик с Бриджит откровенно веселились. Марина решила, что они влюблены друг в друга. Она даже почувствовала укол зависти. Вот и старуха тоже влюблена — не важно, что предмет ее страсти давно лежит в земле.
Марина попрощалась со всеми и отправилась в гостиницу.
Она вошла в номер. Дверь оказалась незапертой, но горничной внутри не было. Напротив, все в ее номере было перевернуто вверх дном. Сумка выпотрошена на ковер. Ковер сдвинут и смят. Ящики комода валялись рядом с их содержимым. На приглашении на экскурсию, оставленном на видном месте, размашистым почерком кто-то написал по-русски: «Мы наблюдаем за тобой».
«Отлично», — подумала Марина и бросилась вниз по широкой мраморной лестнице.
Она вырвала у портье из рук газету. Тот недоуменно уставился на нее.