Почистив зубы, Марина пошла к себе в спальню через проходную комнату Егорова. В полной темноте он сидел на своей кровати.
— Посиди со мной минутку, — попросил он будничным тоном.
Марина присела на краешек кровати и вопросительно посмотрела на Егорова. Он положил ей руку на плечо, как старому другу, оказавшемуся в беде.
То, что произошло потом, Марина не смогла себе объяснить даже наутро. Жалость к незадачливому Егорову смешалась с жалостью к одинокой, уставшей себе, и Марина ответила на его робкие объятия. Она не могла разглядеть в темноте лица Егорова, но хорошо представляла его выражение, слегка безумное от неожиданно свалившегося счастья.
Егоров не был умелым любовником, но старался, и его нежность окупала прочие недостатки.
Уже после всего, когда Егоров тихо, как мышка, спал, Марина смотрела на его пожелтевшие фотографии, прикнопленные к стене.
«Лучше бы мое воздержание прервал Джакомо», — думала Марина, но особого сожаления не испытывала. Она вообще ничего не испытывала, кроме щемящей грусти.
«Хочу ли я быть счастливой? — думала Марина в полудреме. — Несчастной я быть не хочу, это точно. Но счастье — не слишком ли это человеческое чувство для меня? Счастливы мамаши, вяжущие бесконечный носок, сидя на залитой солнцем лавочке. И в таком случае счастье — это очень скучно. «На свете счастья нет», — сказал мудрец. Могу ли я рассчитывать хотя бы на покой?»
С этой мыслью Марина заснула.
— Только не воображай, пожалуйста, что теперь можешь в меня влюбиться. — Это были первые слова Марины, когда сонный улыбающийся Егоров пришлепал босиком в кухню.
Он ничего не ответил, только продолжал по-щенячьи улыбаться.
— Нам нужно сосредоточиться и решить, как действовать дальше, — строго сказал Марина.
Егоров посерьезнел.
— Я уже все продумал. В милиции, чтобы добыть доказательства, мы обычно поступаем определенным, не очень благородным образом.
— Каким же?
— Посылаем подсадного покупателя. Подставу.
— «Подстава» — это профессиональный жаргон? — Марина вообразила, как подобная сцена выглядит на тусклом черно-белом экране егоровского телевизора. Взрывающиеся автомобили, пятна крови на белых манжетах, черные полицейские. Ей стало смешно и жалко Егорова.
— Но кого мы с тобой пошлем? — спросила она.
— Как кого? Я пойду.
Марина понимала, что другого выхода у них нет. Слишком немногочисленно их с Егоровым детективное агентство.
— А как ты вотрешься к ним в доверие? — спросила она.
— Вспомни, что ты рассказывала про Венецию? Мужик с пистолетом, напарник Рыжего, который угрожал тебе.
— Помню. — Марина все еще не понимала, к чему клонит Егоров.
— Он арестован в другой стране, а его приятели вряд ли знают об этом. Я сошлюсь на него. Они принесут наркотики. Хорошо, если в это время мимо будет проезжать милицейский «газик».
Марина нахмурила брови.
— Но ведь это очень опасно.
— Не очень. Я наблюдал за такими операциями. Если сразу никто не заподозрит меня в связях с милицией, все пройдет гладко. Их арестуют. Ты успокоишься. Я, как ты выразилась, получу свою медаль.
В течение двух часов Марина сделала несколько международных телефонных звонков. Она звонила в Справочную службу, потом в Главное управление полиции города Венеция, потом в один из участков.
На Марину нашла отчаянная, бесстрашная решимость. Она не думала о неприятностях, которые могла повлечь за собой ее решимость. Но решимость была единственным способом отделаться от навязчивого чувства ответственности за все, что произошло, происходит и еще произойдет. Марине казалось: судьбы людей, с которыми она соприкоснулась, сплелись в один узел.
И главное заключалось в том, чувствовала Марина, что одна-единственная нить в этом узле, если потянуть за нее, способна моментально распутать узел. И эта нить находилась в ее руках.
Марина не была ни в чем уверена. Она скорее предполагала и надеялась. И надежда придавала ей смелости и удачливости.
Представившись сотрудником Федеральной службы безопасности России, Марина без особого напряжения узнала, что человек с пистолетом, Евгений Фонарев (удивительно, но его тоже звали Женей, как и Рыжего), действительно арестован. Его будут судить за сопротивление полиции при аресте с применением оружия и за хранение наркотиков. Есть к нему еще несколько старых претензий.
Все предъявленные обвинения доказаны, процесс будет проходить в Италии примерно через месяц. Обвиняемый не выразил желания вернуться на родину или даже связаться с кем-то из родных. Но если русские коллеги пожелают принять участие…
Марина благодарила разговорчивых итальянских полицейских и делала пометки в уже наполовину исписанном растрепанном блокноте.
Первые несколько страниц блокнота были заняты расшифровками интервью, которые Марина брала в давние времена работы в «Русском эросе».
Остальные страницы заполнялись информацией, полученной от служб безопасности двух государств благодаря телефонным мистификациям и решимости Марины.
Кроме имени Фонарева для них с Егоровым был очень важен тот факт, что Фонарев не успел или не смог связаться ни с кем на родине.
Затем Егоров звонил кому-то из своих бывших однокашников в ФСБ и пытался узнать, есть там что-нибудь на Фонарева. Нет, они понятия не имели о его аресте в Италии, значит, никого из его приятелей не тревожили.
Из этого следовало, что путь для Егорова открыт.
Еще не договорившись ни о чем с Рыжим и его боссом, Егоров резал бумагу — готовил «куклу». Желая зарекомендовать себя выгодным клиентом, Егоров собирался «покупать» наркотики на крупную сумму. Он насвистывал от распиравшего его избытка чувств.
«Банкноты» выходили у него ровными, одинаковыми, чувствовался опыт в таких занятиях. Перед тем как отложить готовую пачку денег, Егоров вертел «банкноты» в пальцах и зачем-то смотрел их на свет.
Позже Егоров снова отправился в ресторан на Фрунзенскую набережную, оставив Марину одну. Марина целый день наблюдала за Егоровым и отмечала, как настоящая работа меняет его. Превращает из нескладного мужчины-подростка в опытного и уверенного в успехе оперативника.
Марина не могла знать, как пройдет его первая встреча с Рыжим. Она представляла, как Егоров подходит к нему, дождавшись, пока ресторан опустеет. Небрежно заговаривает, ссылается на Фонарева. А Рыжий чувствует ловушку, выхватывает пистолет и…
Тут Марина сбивалась и начинала представлять процедуру знакомства Егорова и Рыжего заново.
Егоров вернулся примерно в то же время, что и накануне. Лицо его выражало удовлетворение.
— Все в порядке, он на крючке. Я понял, что у организации сейчас временные трудности, так что Рыжий просто ухватился за меня. А я сделаю все возможное, чтобы временные трудности переросли в постоянные.
Егоров потирал руки, а Марина изучала его новый облик. Изменилась даже его манера двигаться, пластика. Неловкость исчезла, а появилась какая-то особая грация. В его позе, взгляде было что-то хищное. Он походил на тигра и на охотника одновременно. На хорошо отлаженный механизм для поиска и поимки преступника.
— Он спрашивал тебя о Фонареве? — волновалась Марина.
— Спрашивал, конечно.
— Что ты ответил?
— Рыжий был очень насторожен сначала. Я сказал, что его приятель однажды уже продал мне немного героина на пробу и что меня устраивает качество и нужна партия покрупнее. Что сейчас Фонарев в очередном героиновом «загуле» и утратил связь с реальностью, лежа в номере одной из венецианских гостиниц. Что он твердит, будто «все в порядке, дело вот-вот выгорит» и чтобы я предупредил Рыжего. Представляешь, его так и называют в ресторане — Рыжий.
— Ничего странного. Дальше, — попросила Марина.
— Эти слова про «дело вот-вот выгорит» ему очень понравились. Он сразу оживился, расслабился. Все-таки мой начальник прав — психология преступника примитивна как выеденное яйцо. Стоит заговорить о том, что ему понятно и знакомо, как он сам идет к тебе в западню.
— А какой он вообще? — продолжала расспрашивать Марина. — Он ведь был у меня, но я совсем не обращала на него внимания. Даже не узнала, когда встретила во второй раз.
— Какой? Рыжий, самоуверенный, глаза узко посажены. Левый локоть слегка оттопырен.
— Что это значит? — удивилась Марина.
— Под мышкой у него пистолет, под пиджаком. Для вышибалы небольшого ресторанчика такой большой пистолет — это слишком.
Марина погрустнела, когда услышала про пистолет.
— Если твой начальник и в самом деле прав, то проще всего было убить Гошу именно Рыжему. После меня, конечно. Вдруг это тот самый пистолет?
— Если наш план удастся, то мы узнаем это. Марина, ты нервничаешь больше, чем я, — заметил Егоров. — Давай ужинать, хорошо?
Марина так и высказала свои страхи относительно пистолета и жизни Егорова. Ей хотелось спросить, почему он, Егоров, не взял свой пистолет из-под подушки.
— Потому что, — сам догадался Егоров, включая электрический чайник, — этот пистолет я не имею права носить с собой, он не мой. Тем более не собираюсь стрелять направо и налево. Все сделаем чисто. Горячее сердце, но холодная голова, слыхала?
— Иди мой руки, Егоров, — ответила Марина. — Сейчас поедим.
Она сварила пельмени и приготовила к ним горчичный соус. Егоров с полным ртом продолжал рассказывать.
— Рыжий сказал, что он не хранит героин в таких количествах, как мне нужно, и что надо ехать за ним с деньгами к одному человеку. Я думаю, что уже видел этого самого человека и знаю его адрес.
— Ты имеешь в виду вчерашнего импозантного? Босса? — уточнила Марина.
— Да. Но я ответил ему, что сделку лучше совершить здесь, в ресторане, в задней комнате. Он позвонил кому-то и дал согласие. Завтра в двадцать один ноль-ноль.
— О чем ты? — не поняла Марина.
— Завтра в двадцать один ноль-ноль эта парочка будет ждать меня. А не позже двадцати одного тридцати, я надеюсь, они окажутся в следственном изоляторе. Может быть даже, мне позволят присутствовать на первом допросе. Ну, как я поработал?