— А вообще, — обвел жестом комнату Мышкин и над чем-то одному ему попятным пьяно хихикнул. — Тут вообще все в один момент взорваться может. Только спичку чиркни. Представляете?
— Не понял, — огляделся вокруг Николай. — Это чего вообще такое-то?
— Это лаборатория, — понизив голос, доверительно поставил его в известность Трофим. — Она секретная.
— От кого? — нахмурился Моргулис. — От кого она может быть секретной, если даже ты о ней знаешь?
— Ну… — замялся Мышкин. — Я о ней недавно узнал. Буквально на днях. Совершенно случайно.
— Тем более.
— Так о ней вообще многие знают, — пожал плечами Мышкин. — Не я один.
— А кто еще?
— Ну… разные люди сюда заходят.
— И что здесь, в этой лаборатории, происходит? Этот ее хозяин, он кто?
— Изобретатель.
— И чего он тут, спрашивается, изобретает?
Трофим Мышкин склонился к уху Моргулиса и шепотом произнес:
— Секретное оружие.
— Чего?! Оружие?! — оторопело взглянул на него Николай.
— Ну да, — с простодушным выражением лица кивнул Мышкин. — Принципиально новой конструкции. Секретное. Пока. Хотите, покажу?
— Ну, — набычился Моргулис. — Давай, показывай… это секретное оружие.
— Только вы глаза закройте.
— Это еще зачем?
— Ну закройте, пожалуйста. Иначе неинтересно будет.
— Хренотень какая-то, — пробурчал Моргулис, послушно закрыл глаза, по тут комната колесом пошла у него под ногами, он пошатнулся и чуть не упал.
— Нет, — сказал он стажеру, открыв глаза. — Так не пойдет. Мне сесть на что-нибудь надо.
— Сейчас я вам табуретку принесу, хотите?
— Давай.
Мышкин принес с кухни табурет, Моргулис уселся на него и вновь закрыл глаза.
— И не открывайте, пока я вам не скажу, — Трофим пошел в угол просторной комнаты. — Я скажу — открывайте! — только тогда и смотрите. Договорились?
— Договорились, договорились… — Николай сидел, зажмурив глаза, и созерцал золотистопурпурные всполохи под веками.
Тем временем Трофим Мышкин выкатил на середину комнаты небольшую тележку с тянущимися от нее к некоему пульту тонкими кабелями, на которой, задрапированное полотняной тканью, вертикально стояло полутораметровое «изделие».
— Открывайте! — обращаясь к Моргулису, торжественно произнес он.
— Ну? — Николай открыл глаза. — И чего это такое?
— Опа! — Мышкин сдернул с «изделия» полотняную ткань.
— Ох, и ни хрена же себе… — увидев чудовищных размеров фаллоимитатор, выдохнул Моргулис. — Это чего еще такое?
— Ракета, — качнув головой, Мышкин посмотрел на нее так, будто бы он сам ее сконструировал и изготовил.
— Вот смотрите, тут у нас… — начал было он свои объяснения, но в этот самый момент легкая занавеска одной из кабинок взметнулась в сторону и оттуда выскочил на середину комнаты тот самый тип в костюме бедуина.
— Стоять! — самым настоящим русским языком приказал он Мышкину. — Ничего не трогать!
Трофим оторопел и замер. Моргулис удивился и поднялся с табурета.
— А ты еще тут кто такой? — задал он арабу вполне резонный вопрос.
— Федеральное бюро национальной безопасности! — гаркнул тот и в вытянутой руке продемонстрировал раскрытую книжицу в черной обложке с золотым тиснением.
— Кувейта? — попытался уточнить Моргулис.
— Почему это Кувейта… — обиженно надул губы араб. — Тут же ясно написано, что России.
— Ну-ка, дай-ка взглянуть, — протянул руку Моргулис.
— Вот, пожалуйста, — бедуин подал ему удостоверение. — Читайте.
Моргулис внимательно изучал ксиву. Мышкин подошел к нему и через плечо тоже с любопытством вгляделся в диковинный документ.
— Я понял, — постучал согнутым пальцем по «корочкам», которые держал в руках Моргулис, Трофим Мышкин. — Это, наверное, шутка такая.
— Думаешь? — взглянул тот на него.
— Ну конечно! Это он так шутит.
— Да? — Моргулис перевел взгляд на бедуина. — А почему тогда я не смеюсь?
Юрика Страхова изрядно шатало. Новый знакомый Федор, крепко держа его под руку, вошел в парадную, поднялся на один пролет лестницы и усадил Страхова на широкий низкий подоконник. Страхов сел и устало уронил голову на грудь.
— Посиди пока, я дверь открою, — сказал Федор и, почему-то достав из кармана вместо ключей от квартиры отмычки, стал возиться с замком.
Страхов задремал.
— Все, — обернулся к нему Федор, справившись, наконец, с замком. — Заходи давай.
Страхов, встрепенувшись и открыв глаза, послушно встал и вошел вслед за ним в квартиру.
Они прошли на кухню, где Федор, не снимая перчаток, достал из кармана и поставил на стол бутылку водки.
— Слушай, Юрик, — сказал он Страхову. — Будь другом, там… в гостиной рюмочки у меня. Принеси, а?
Страхов встал, прошел в просторную комнату и, открывая всякие дверцы полированной мебели, стал искать рюмки.
— Чего-то я не нахожу, — пробурчал он и вернулся на кухню. — Не нашел я рюмок. Может, из стаканов?
— Тоже верно, — согласился Федор и достал из навесного шкафчика стакан. — Держи, я сейчас.
Он вышел из кухни. Страхов открыл бутылку и налил водки в стакан.
Минут через пять Федор вернулся.
— Слушай, дружище… — задумчиво посмотрев на стакан с водкой, сказал он. — Нам же еще и пожрать чего-то надо. А хлеба-то мы с тобой купить и забыли. Ты посиди минуточку, я сейчас, быстро. У меня булочная прямо во дворе, я мигом. Ладно? А ты… хочешь, пей пока.
— Давай, — кивнул Страхов.
— Вот и хорошо.
Федор — а на самом деле квартирный вор Сеня Черненький по кличке Клещ — уходя, прикрыл за собой дверь квартиры, спустился по лестнице и, никем не замеченный, вышел из парадной. Прошел с половину квартала и, взмахнув рукой, остановил машину. Машина привезла его на вокзал, где он купил в кассе билет до Петрозаводска, сел в поезд и отбыл в этом направлении.
Давно выпасаемую им (в ожидании наиболее благоприятного момента) хату одиноко живущего бизнесмена средней руки Игнатия Крутикова, находящегося (как было прекрасно известно Клещу) в данное время на даче, он обнес быстро, чисто, без шума и пыли. Да еще и оставив в квартире пьяного до полного недоумения опера из уголовки, который успел везде наследить своими пальцами, замутил у себя за спиной такую поганку, что ментам век ее разгребать.
Сидя у окна в пустом купе поезда, из которого он намеревался выйти через три или четыре остановки, Сеня ощущал в просторном внутреннем кармане пальто приятную тяжесть компактного полиэтиленового пакета с баксами и рыжьем[76]. Настроение у него было превосходное.
Витя Лобов в гостях у биохимика Всеволода Петровича засиделся. И тому были весьма объективные причины.
Судите сами — рецепт браги, учитывая все тонкости соблюдения пропорций, записать нужно было? А как же! А продегустировать получаемый из нее продукт? А? Чтоб к тестю прийти не просто так, а чтобы было что сказать. Дескать, не с чужих слов говорю, сам пробовал, отвечаю. Это же обязательно! А еще, поскольку Всеволод Петрович скаредностью не отличался, то и предложил он гостю — в котором почувствовал не пустое любопытство к подобного рода химическому процессу, а самую искреннюю заинтересованность — подождать немного, пока продукта перегонки скопится достаточное количество, и взять бутылочку с собой. Друзей угостить, чтобы и они тоже оценили качество.
Мог ли Витя от такого предложения отказаться? Глупый вопрос. Конечно же, не мог.
Вот он и засиделся. До тех самых пор, пока хозяин дома не взглянул на часы.
— Послушайте, Виктор… а что-то припозднились мы с вами. Товарищ-то ваш давно уже вас ждет. На крыльце вашего управления вы с ним о встрече договаривались? Замерз он уже небось там. Вас ожидаючи…
— Ой! — спохватился Виктор. — Конечно! Чего ж это я сижу? Спасибо вам большое. Я побежал.
— Вот, — поставил на стол литровую бутылку самогона Всеволод Петрович. — Возьмите. Как я и обещал. И… на посошок?
— Только немножко, — не попадая рукой в рукав куртки, согласился Лобов. — Мне еще рапорт по итогам рейда составлять…
Выйдя на улицу в зимнюю сгустившуюся мглу, Лобов с удивлением отметил тот странный факт, что ноги его практически не держат. И ведь что удивительно — голова была совершенно ясная!
Как же до управы-то дотопать? И тут он увидел приближающейся милицейский «уазик». Витя обрадовался, замахал руками. Автомобиль подъехал к нему и остановился. Из него вылезли два здоровенных сержанта.
«Не наши, — удивленно отметил про себя Лобов. — Чего это они на нашей земле делают, интересно было бы знать? А может, это я на чужую землю забрел? Надо бы им объяснить, что я свой. Глядишь, и подкинут до управы».
Виктор сделал шаг к машине, поскользнулся и, тщательно оберегая от несчастья засунутую под ремень брюк на животе бутылку самогона, шлепнулся навзничь. Сержант наклонился и, ухватив его за шкирку, помог встать на ноги. Но ноги Вити самым предательским образом подкашивались и совершенно его не держали. Более того, когда он решил объяснить суть происходящего сержанту, чтобы тот не подумал чего-нибудь такого… а понял бы, что Лобов свой и его нужно доставить на службу, Виктор вдруг ощутил, что и язык совершенно отказывается ему повиноваться! Кроме какого-то мычания, он ничего не смог из себя выдавить. Тогда он решил объясниться с патрульными языком мимики и жестов. Но и тут его ждало полное фиаско, поскольку… то ли сержанты были вконец непонятливыми, то ли мимика его и жесты были маловразумительны и, если и несли в себе какую-то информацию, то уж больно неконкретную и расплывчатую.
Короче говоря, загрузили его сержанты в «собачник» и захлопнули дверцу.
«Ну и хорошо, — удобно устроившись на маленьком сиденье, решил Витя Лобов. — Сейчас привезут куда-нибудь. Там я все и объясню. Петровичу позвоню в крайнем случае. Он же у нас на связи сегодня».
С такими вот мыслями Витя и заснул.
А милицейский автомобиль тем временем натужно взревел движком, буксанул на гололеде и покатил в сторону медвытрезвителя.