— Кажется… Нет, не знаю. Под Мэлией расположено столько всяческих подземелий, что она стоит как будто на куске фурнафельского сыра. Катакомбы, каменоломни, канализации, водостоки, метро, коллекторы… Они протянулись на тысячи километров. Понятия не имею, где мы.
— Ладно. Тогда остается доверится нашему призраку. Повернуть направо и пройти до второго подъема наверх. Надеюсь тут не живут гигантские крысы или аллигаторы…
Кристина и Мюрелло вышли в туннель. В ночном зрении, которое дала им пилюля скотоптина, все выглядело как в старых черно-белых фильмах (или вызывал ассоциацию с более современными «оттенками серого»). Полукруглый кирпичный свод над головой, в центре пола — узкий провал, вроде водостока, только пустой и сухой, туннель тянулся в обе стороны, так, что его окончание терялось в темноте.
Направо…
Аллигаторов они не встретили. Гигантских крыс — тоже. Встретили только одну, обычную, и та их проигнорировала, куда-то шествуя по своим крысиным делам.
— Что такое фанафельский сыр? — спросила Кристина, чтобы отвлечься от осознания того, что над твоей головой — тонны и метры земли.
— Фурнафельский. Сыр, в котором столько дырок, что самого сыра, собственно, и не осталось. Запах только. Это из детского стишка. Мол, богатые едят сыр, а беднякам остаются только дырки и запах.
Добрые у вас тут детские стишки…
— Мюрелло, а ты вообще из какой семьи?
— Из бедной. Мы из Темных кварталов.
— Темных кварталов?
— Рабочие районы. Где постоянно темно оттого, что дым из фабричных труб закрывает солнце.
Дальше Кристина спрашивать не стала. И так понятно, что на эту тему Мюрелло разговаривать не расположен. По тону чувствовалось.
Шли молча.
Первый подъем наверх выглядел как очередная дверь в стене туннеля. Хорошо, что им был нужен второй, потому что открыть эту дверь они так и не смогли: то ли была заперта, то ли заржавели петли.
Пошли дальше. Второго подъема все не было и не было и в голову Кристины начали закрадываться мысли, что та самая так и не открывшаяся дверь и была этим вторым подъемом. Потому что первым «призрак» посчитал тот, из которого они вышли.
Чтобы не грузиться плохими мыслями, она начала размышлять над тем, как Спектр смог уговорить липанов напасть на музей и как он вообще сумел узнать, где она окажется. Размышления, призванные отвлечь ее от плохих мыслей — к плохим мыслям и привели. Потому что, как ни крути, а выходило, что у Спектра есть осведомитель в ее доме. Крыса. Причем далеко не такая безобидная, как та, что встретилась им здесь, под землей.
Уф, вот и искомый второй подъем!
Дверь которого так же не хотела открываться.
Мюрелло задумчиво посмотрел на дверь, на револьвер, потом, видимо, решил, что он тут не поможет. Уперся ногой, ухватился поудобнее — и дверь, с прямо-таки конским ржанием, все же открылась.
Очередной колодец, очередная винтовая лестница, только в этот раз — наверх. Очередная дверь. Закрытая на ключ.
Вон он, этот ключ, торчит в замке изнутри.
Замок тоже давно не открывался и еле поддался — Мюрелло уже опять начинал посматривать на револьвер — но все же сдался, подчиняясь грубой силе.
Они выглянули в приоткрытую дверь.
Дверь, судя по всему, находилась в зарослях каких-то кустов — как будто не столица, а какая-то заброшенная деревня — заполонивших крутой откос, спускавшийся к реке, на берегу которой сидел человек в потрепанной широкополой шляпе и периодически отхлебывал из горлышка бутылки. Дальше морщилась на ветру гладь реки, метров так сто в ширину, а на противоположном берегу высился Столичный музей. Только с обратной стороны.
Они прошли под рекой.
От музея доносились крики, стрельба и периодически виднелись синие фигурки, бегающие туда-сюда. Яркое солнце резало глаза так, что они даже слезились, поэтому подробностей было не разобрать.
— Здесь нас не станут искать. Подождите здесь, госпожа Эллинэ, я дойду до телефона и позвоню Чересте, пусть пришлет автомобиль…
— Подожди! — Кристина схватила охранника за рукав пиджака, — Не звони никому! Вернее, нет — позвони Череста и скажи… скажи, что я уезжаю из города. Улетаю на дирижабле. Узнай расписание на завтра и назови подходящий.
Мюрелло задумчиво посмотрел на хозяйку:
— Череста? Вы же не думаете, что он…
— Череста — нет. Но кто-то ведь сообщил Спектру о том, что я еду в музей, а ведь об этом знало не так уж и много людей, верно? Где гарантии, что тот же человек не узнает об этом, не сообщит и вместо охранников ко мне не подъедет сам Спектр?
— Ммм… Никаких. Вы правы.
— Значит, ты подбираешь подходящий рейс на дирижабле куда подальше, звонишь Череста, говоришь ему, что я испугалась и улетаю, мы с тобой берем такси, едем, снимаем квартиру и прячемся в норку, как мышки. А потом вырабатываем план действий.
— Поправка. Даже две. Первая — сначала мы едем в магазин готового платья и покупаем вам одежду. В этой вы слишком бросаетесь в глаза. Вторая — я оставляю сообщение Бато и план мы вырабатываем вместе с ним. Он уже должен был узнать, кто такой Спектр — с непоколебимой уверенностью в способности своего брата сказал Мюрелло.
На том и покалили сростень.
Мюрелло затрещал кустами вверх, а Кристина, посидев несколько минут в выходе из подземелья, спустилась вниз. Казалось, что солнце совершенно не яркое, а вовсе даже пасмурная погода, это продолжалось действие пилюли ночного видения. Сейчас оно прошло и можно было рассмотреть, что там происходит на том берегу у Музея.
Она сняла шляпку — белый клош был слишком приметным и наверняка бросался в глаза даже через реку — положила ее за дверью и тихонько — снова проклиная здешние подолы — спустилась к реке. Подошла к старому каменному парапету, рядом с прихлебывавшим из бутылки человеком.
Его она не боялась, во-первых, у нее в сумочке был револьвер, а во-вторых — чтобы это оказалась очередная ловушка Спектра, требовалось вовсе уж невероятное стечение обстоятельств.
Да и выглядел человек безобидно. Мятая шляпа, из-под которой свисали седые лохматые волосы. Нечесаная борода, неожиданно темная, с редкими седыми волосками. Темная куртка, когда-то возможно имевшая определенный цвет, но после многочисленных пачканий и стирок ставшая ровно-серо-грязной. Мешковатые штаны, грубые тяжелые ботинки. Рядом стояла плетеная корзина на грубых колесиках, сделанных из спилов с бревна. Из корзины торчали горлышки нескольких бутылок.
Бродяга. Из тех, что здесь называют «звонарями». Когда-то давным-давно здешний король приказал, чтобы каждый нищий носил на одежде колокольчик. Потом он свой приказ отменил, когда его подданных достал неумолчный звон по всей округе, но прозвище уже прижилось.
В отличие от российских бомжей, «звонари» не были грязными и вонючими — Кристина даже чуть потянула носом, но от бродяги пахло только рекой, и еще дешевым вином — скорее, напоминая российских же бичей или американских хобо, людей, которые за неимением дома и работы странствуют по миру, перебиваясь случайными заработками и, чего уж греха таить, воровством по мелочи.
— Добрый день, — села она на парапет.
— Добрый день, госпожа. Будете? — бродяга дружелюбно протянул ей бутылку.
— Нет, спасибо.
Тот, не обидевшись, допил остатки вина и бросил пустую бутылку в реку. Та булькнула, вынырнула и поплыла по течению кверху горлышком.
На том берегу, похоже, проходила перестрелка полиции, в коротких синих полуплащах, достававших разве что до пояса, и, видимо, забаррикадировавшихся в Музее липанов. Потому что отсюда были видны только полицейские… а, нет.
Один из липанов выбрался откуда-то из задних дверей музея, прокрался вдоль стены, невидимый для полицейских и прекрасно, как на экране, видимый Кристине, выглянул из-за угла… После чего выскочил и, стоя в полный рост, принялся азартно палить по полицейским из двух револьверов попеременно. Слышно не было, но, похоже, он смеялся.
— Сумасшествие, — пробормотала Кристина, — Совершенно же не боятся…
— Конечно, — кивнул бродяга, — Они же под героином.
— Простите? — услышанное показалось Кристине… диким.
— Героин. Насколько я вижу отсюда и судя по улыбкам — героин-9. Вещество, резко снижающее чувство страха, дающее легкую эйфорию при сохранении интеллекта и ясности мышления. Короче говоря, способное любого труса превратить в героя, отсюда, собственно, и название. А какой трус не мечтает стать героем? Вот химия и позволила трусам получить свой кусочек мечты.
Глава 26
— Что такое мечта, в сущности? — продолжил рассуждать бродяга, периодически отпивая из бутылки, — То, что ты очень хочешь, но не можешь получить. В сущности, девяносто процентов мечтаний любого человека имеют конкретную цену, выраженную количеством денежных знаков. И если миллионер из Совета мудрейших мечтает о том, чтобы стать, к примеру, правителем своей собственной страны, то его служанка — о бриллиантовом колье, а сын рабочего — о новых ботинках без дырок. Просто именно в данный момент у человека нет денег, которые он может потратить на свою мечту…
Кристина внимательно слушала. Ей действительно были интересны слова «звонаря».
— … однако химия позволила людям исполнить те их мечты, которые нельзя было купить ни за какие деньги. Трусу стать храбрецом, уродине — красоткой, брюнетке — блондинкой. Смелость, ум, красота, радость, веселье — все это теперь спрессовано в шарики пилюль, запаяно в стекло ампул, растерто в порошок и продается по доступной цене. Химия дала людям мечты и люди радостно кинулись их исполнять. Светские красотки нюхают эйфорин, чтобы развеять скуку. Любовники наносят на себя духи с феромонами, чтобы соблазнить очередную светскую красотку и пьют стренуссин, чтобы их не разочаровать. Трусы колют героин, чтобы ощутить прилив храбрости. Бухгалтера и ревизоры глотают церебрин, чтобы складывать цифры и умножать прибыль своих хозяев. Рабочие грызут горох, чтобы выдерживать двенадцатичасовые смены и не упасть замертво в конце рабочего дня от усталости. Хочешь видеть в темноте? Не спать ночью или наоборот — уснуть сном младенца? Насладиться волшебными видениями? Химия даст тебе твою мечту. Тебе, мне, любому. Вот только и цену она спросит соответствующую. И речь не о деньгах…