Вернувшись к чаепитию, она села на место и сказала:
– Еще чаю, ох, спасибо, спасибо. – Она наклонилась и осторожно откусила по кусочку от печенья Лиззи и Лолли. – Ммм, да, благодарю. Вы не поверите, что натворила свинья.
1929
Однажды в феврале Ирма и Рагнар попросили три выходных подряд. Розанна заподозрила неладное, но Ирма внешне не изменилась, не поправилась, поэтому она только сказала Уолтеру, что справится: в это время года коровы давали не так много молока, а значит, делать масло нетрудно, а яйца мог собирать Джоуи – у него это хорошо получалось, и он никогда не пугал кур. Они уехали в среду и вернулись вечером в субботу, чтобы в воскресенье Уолтер и Розанна могли пойти в церковь. В понедельник Рагнар подошел к Уолтеру и сообщил, что нашел работу в ветеринарной школе в Государственном колледже Айовы и они с Ирмой уедут через две недели.
Уолтер попытался скрыть раздражение. Рагнару было уже – сколько? – тридцать два, и он довольно хорошо говорил по-английски. Уолтер привык обращаться с ним как с членом семьи, что значило давать ему много работы и мало свободного времени. Розанна уже год намекала, что Ирма несчастлива на ферме, так что все это неудивительно.
– А что за работа? – поинтересовался Уолтер.
– Пока что – убирать стойла.
– Этим ты можешь и здесь заниматься.
– Ja, но Ирма… она тоже нашла работу. Будет готовить в общежитии «Дельта дельта дельта». А я еще буду заниматься садом.
Уолтер выдал, что было у него на уме:
– Похоже, будете жить припеваючи.
– Ja, – ответил Рагнар и пожал плечами.
Уолтер не стал спрашивать, сколько им с Ирмой будут платить. Явно больше, чем платил он. Спустя две недели они уехали.
Через неделю после их отъезда пришло время сеять овес. Уолтер сжег стебли кукурузы и продисковал их сгоревшие остатки. Отец всегда говорил, что если удастся сжечь пожнивные остатки кукурузы после сбора урожая, когда стебли засохнут, это значительно обогатит почву: овес вырастет крупнее и обильнее, но обработка поля огнем зависела от погоды, поэтому невозможно было делать это каждый год. В этом году погода выдалась подходящая, и его сорок акров выглядели идеально – ровные, гладкие, без бороздок. Уолтер запряг Джейка и Эльзу в разбрасыватель-сеялку, и пока он ездил от забора к забору, Фрэнки закидывал семена овса в загрузочную воронку. Фрэнки исполнилось девять, он был высокий и сильный. Они занялись этим в субботу, второго марта, в самый подходящий день. Потом Фрэнки сам покормил лошадей сеном, забравшись на сеновал и вилами сбрасывая вниз все еще золотистые стебли. Возвращаясь домой на ужин, Уолтер сказал:
– Ты сегодня хорошо поработал, Фрэнки. Теперь, когда Рагнар уехал, работы станет больше.
– Кому достанется их комната?
– Ничего не могу обещать.
– Джоуи всю ночь толкается, да еще и разговаривает во сне.
– Может, вам нужна кровать Рагнара и Ирмы. Тогда никто не будет тебя толкать.
– Но разговаривать-то он все равно будет.
– Посмотрим. Но маме нужна помощь. С ней всегда была либо Элоиза, либо Ирма.
– Кто ей будет помогать?
– Может, кузина Берта.
– Кто это?
– Берта Фогель, в девичестве Берта Хаас. Кузина из Небраски. Троюродная. Ее муж умер.
– От чего?
– От клещевой лихорадки.
– Он был фермер?
– Ну, ферму они потеряли, но, в общем-то, да, фермер.
– Если кузина Берта будет помогать маме, кто поможет тебе?
Уолтер остановился и положил руку на плечо Фрэнки.
– Ты, Фрэнки, – сказал он.
Почему-то он произнес это таким тоном, словно сообщал плохие новости. Он говорил так, будто ожидал, что Фрэнки скорчит гримасу и начнет возражать, – не потому, что Фрэнки не нравилась работа на ферме, а потому, что он вечно спорил по любому поводу. Фрэнки посмотрел на него, затем окинул взглядом поля за амбаром и сказал только:
– Можно мне новые сапоги?
Уолтер рассмеялся.
– Я их тебе закажу.
После того как посеяли овес, Фрэнк помог отцу перекопать мамин огород и посадить там всякие полезные вещи: горох, капусту, лук, картошку, морковь; потом помидоры, редис, бобы и кукурузу. Фрэнк не сомневался: папа считает, что ему не нравится работа, но это неправда. Все, включая самого Фрэнка, прекрасно знали, что он не в состоянии спокойно усидеть на месте, сколько ни призывай его угомониться, поэтому лучше нагружать его заданиями, пока ему самому в голову не пришла какая-нибудь очередная идея. Хочешь забраться на сеновал – что ж, забирайся дважды в день или чаще и сбрасывай вниз сено. Хочешь возиться с лошадьми? Что ж, научись запрягать Джейка и Эльзу и водить их по прямой по полю. Нравится копать ямы? Давай, копай ямы нужной глубины и клади туда что-нибудь. Любишь стрелять? Тогда пристрели кролика, и мама приготовит из него тушеное рагу, или застрели того койота, который норовит пробраться в курятник. Перед школой нечем заняться, поэтому сидишь за столом и колотишь ногами по перекладине стула? Встань на час раньше и помоги доить коров. Хочешь жареную курицу на ужин? Выйди, поймай курицу и сверни ей шею – когда-нибудь все равно придется научиться.
Приходилось нелегко, но папа оказался не таким молчаливым и угрюмым, как опасался Фрэнк. Теперь, когда он показывал Фрэнку, как и что делать, он проявлял терпение и хорошо объяснял, как все работает. Он показал Фрэнку, как вешать упряжь Джейка и Эльзы, и объяснил, что если ее повесить правильно, то в следующий раз она не будет путаться, когда Фрэнк станет надевать ее на лошадей, и останется только застегнуть ремни. Он показал, что если во время дойки потратить десять минут на то, чтобы надеть коровам на хвост мешки, которые сделала мама, то грязь не попадет ни в ведро с молоком, ни тебе в глаза или в рот. А потом, если сразу отнести ведро с молоком маме, то ни он, ни корова случайно не перевернут его. Если починить дыру в заборе, как только заметишь ее, то свиньи не убегут сквозь нее, пока ты ищешь инструменты, которые надо было отложить заранее. Фрэнк не назвал бы работу, которой от него теперь ожидали, «весельем», но это было веселее, чем ничего не делать, неважно где – в школе, или за столом, или за чтением Библии по вечерам. Ему же надо было чем-то заниматься, так? А еще папе нравилось объяснять ему, как все устроено на ферме, отчего ферма становилась идеей, а не просто местом. Почему папа сеял клевер вместе с кукурузой? Папа рассказал ему про урожай клевера и о том, что клевер не позволяет разрастаться сорнякам. Почему папа держал свиней вместе с коровами и лошадьми? Потому что свиньи копались в лошадином и коровьем навозе и питались обнаруженным в нем непереваренным зерном. Почему папа сажал на одном поле в один год овес, потом кукурузу, потом траву на сено? Потому что разные культуры брали из почвы разные вещества и привносили в нее тоже разное. Фрэнку нравилось слово, которое он использовал, – «севооборот».
Розанна была счастлива, что можно больше не волноваться насчет старшего сына. Вот если бы и с Джоуи так можно было, но для своих семи лет Джоуи был маловат и оставался все таким же нервным, хотя ныть стал гораздо меньше. Теперь он просто испуганно смотрел. Случись Уолтеру повысить голос или Розанне, обжегшись о горячую сковороду, вскрикнуть, Джоуи аж подскакивал на месте. У него была работа по дому, как и у любого мальчика с фермы, но для этого не требовалось ни силы, ни быстроты, лишь мягкость или осторожность, как, например, собирать яйца. По правде говоря, он и с маслобойкой управлялся довольно ловко и месил тесто для хлеба. Розанна не раз говорила ему:
– Что ж, Джоуи, ты хотя бы знаешь, откуда берется ужин. Некоторые считают, что он просто появляется на столе.
Когда кузина Берта ненадолго приехала «повидаться», Джоуи хорошо с ней обходился. Если она просила задернуть шторы, он задергивал шторы. Если вскоре после этого она просила открыть шторы, он открывал. Если она просила налить ей воды, пока она мыла руки щелочным мылом, он наливал. Если через пять минут она снова просила это сделать, он делал. Если Лиллиан садилась на диван рядом с Бертой, кузина могла попросить Джоуи увести ее, и Джоуи подходил, протягивал Лиллиан руку и говорил:
– Лили, давай прыгать вверх-вниз одиннадцать раз.
Лиллиан обожала прыгать вверх-вниз и считать. Эту игру придумал Джоуи. После того как кузина Берта переехала в приют для умалишенных в Индепенденсе, только Джоуи о ней спрашивал. Так что Розанна знала, что у Джоуи есть свои достоинства. Но он был маленьким невзрачным мальчиком. У него были неправильные черты лица – нос слегка скошенный, как у Уолтера, и разные глаза. Розанна понять не могла, откуда у мальчика с темными волосами такие блеклые ресницы. Единственной привлекательной чертой его была широкая улыбка. И ведь не все свои некрасивые черты он унаследовал со стороны Лэнгдонов. Глаза были точной копией глаз брата Розанны Гаса. Как будто Господь отобрал худшие черты с обеих сторон и всеми ими наделил Джоуи. Розанне трудно было понять, откуда взялась столь тяжкая ноша, разве что она вспоминала, что должна была обрести спасение, но и пальцем не пошевелила, чтобы этого добиться.
Все эти чувства Розанна держала при себе и постоянно молилась о том, чтобы от них избавиться – чтобы видеть в Джоуи совершенство, как во Фрэнки (если уж не как в Лиллиан – она не думала, что сможет смотреть на кого-то еще так, как смотрела на Лиллиан). А еще она понимала, что в глазах ее собственной матери и матери Уолтера Джоуи был хорош – «милый мальчик», «золотце», «не бандит» или, по словам Омы, «неограненный алмаз».
Фрэнки был немного разочарован тем, каким мрачным выдался День благодарения. Папа, дедушка Уилмер и дедушка Отто сидели за столом, качали головой и обсуждали «Крах»[25]. Даже дядя Рольф выглядел угрюмее обычного, если такое вообще возможно. Но когда Фрэнки вышел на заднее крыльцо, чтобы снова взглянуть на тыквенный пирог (еще там остывал пирог с мясным фаршем, но Фрэнки не любил фарш), то неожиданно обнаружил там Элоизу. Она стояла спиной к двери, а когда повернулась, он увидел, что она курит папиросу. Она поднесла ее к губам, опустила ее, выдохнула дым в прохладный воздух и сказала: