ый день, после того как подняли флаг и принесли клятву верности, девочки строем вошли в одну дверь, а мальчики в другую. Учительницу звали мисс Грант, у нее были рыжие волосы. Лиллиан прошептала себе под нос: «Мисс Грант», как учила ее мама, и, сев за парту, она была уверена, что уже не забудет это имя.
Лиллиан занимала парту в первом ряду между Расти Кэллаханом, которому было семь, и Рэйчел Крэнфорд, которой было шесть. Рэйчел выглядела испуганной, а Расти ковырял в носу. Лиллиан, держа ноги вместе под столом, сложила руки перед собой на парте. Она не сводила глаз с мисс Грант – во-первых, потому, что мама велела ей слушать внимательно, а во-вторых, потому, что считала мисс Грант красавицей и никогда в жизни не видела таких волос. Они вились, окружая ее голову, будто ореол, когда мисс Грант двигалась туда-сюда и объясняла детям, что делать. Лиллиан это прямо очаровало.
Поздним утром мисс Грант посадила пятерых из них вокруг стола – Расти, Рэйчел, Джейн Моррис, Билли Хоскинса (большого мальчика девяти лет) и саму Лиллиан. Каждому она вручила учебник по чтению и показала, как нужно положить книги на стол и открыть их. В книгах были картинки и крупный шрифт. На первой странице было одно слово – «Дик». На соседней странице – пять слов, но большинство из них повторялось – «Дик», «смотри», «идет». «Смотри, идет Дик. Дик идет, идет!» Лиллиан прекрасно знала эти слова – она уже давно читала их в книжках Джоуи. Она перевернула страницу. Все слова были ей знакомы.
Лиллиан огляделась. Расти и Билли с удивлением таращились на книги, Рэйчел жевала косу и глядела в окно, а Джейн смотрела на Лиллиан. Лиллиан улыбнулась. Джейн тоже.
– Попробуй еще раз, Билли, – сказала мисс Грант.
– Смотри, идет Дек, – прочел Билли. – Дек идет, идет.
– Билли, ты знаешь кого-нибудь по имени Дек?
– Нет.
– А кого-нибудь по имени Дик знаешь?
– Нет.
– Никого?
Билли помотал головой.
– А по имени Ричард?
Билли помотал головой.
– Что ж, Дик – это имя. Так зовут мальчика на картинке. Дик.
– Дик, – повторил Билли. И добавил: – Дик идет, идет.
– Хорошо, переверните страницу. Джейн? Что здесь написано?
Лиллиан посмотрела на свою страницу. Там было написано: «Беги, Джейн, беги». Джейн прочла:
– Беги, Джон, беги.
– Нет, Джейн, попробуй еще раз.
Джейн посмотрела на страницу еще раз и густо покраснела.
– Беги, Джейн, беги, – пробормотала она.
– Ну вот, теперь правильно, – сказала мисс Грант. – Лиллиан?
Лиллиан улыбнулась самой милой своей улыбкой, глядя мисс Грант в глаза, и открыла последнюю страницу учебника. Затем она опустила глаза. На странице было множество слов. Ровным голосом Лиллиан четко прочитала:
– Ой, смотри, Дик. Вот идет Спот! Беги, Спот, беги! Какой ты хороший пес, Спот! Салли видит, как бежит Спот. Джейн видит, как бежит Спот. Дик смеется.
За обедом Лиллиан поделилась с Джейн яблочным пирогом, а та взяла ее за руку. На следующий день мисс Грант поместила Лиллиан в группу для чтения с более высоким уровнем, но Джейн уже стала ее лучшей подругой.
Розанна была уверена, что родит после Хэллоуина, но четырнадцатого октября, когда она мыла посуду на кухне, у нее неожиданно отошли воды – прямо-таки выплеснулись на пол, – а потом она почувствовала боль, такую острую, настоящие схватки. Второй приступ случился, когда она шла к двери в столовую, а третий – возле лестницы. Она поняла, что наверх ей уже не подняться.
Розанна пошла в комнату мальчиков, осмотрела их кровати. Последние пару недель она слишком сильно уставала и не в состоянии была менять и стирать простыни, а сейчас шел сбор урожая, и мальчики вместо учебы в школе целыми днями работали на кукурузном поле. Они и сейчас там, вместе с Уолтером и подоспевшим на помощь Гасом. Жутко завывал ветер. Переждав очередной приступ схваток, Розанна подошла к кровати Фрэнки – самой большой, – и откинула покрывало, чтобы хотя бы повернуть его чистой стороной вверх. Во время следующей схватки она вцепилась руками в спинку кровати. Но ее мозг, как радио, четко указывал ей, что делать.
У нее были чистые полотенца. Вернувшись на кухню, она взяла два полотенца и остатки воды, которую Розанна разогрела для мытья посуды. Еще она взяла шнурок – мать рассказала ей об этом много лет назад, обо всех тех дамах, которые рожали дома и всегда перевязывали пуповину шнурком, пока не придет доктор или повитуха, чтобы разрезать ее. Поэтому Розанна держала в ящике чистый, завернутый в платок шнурок.
Нести горшок с водой было тяжело, но кое-как ей удалось дотащить его до комнаты мальчиков. Закрыв за собой дверь, она распахнула окно, чтобы позвать на помощь, если кто-то из мальчиков или мужчин будет проходить мимо.
Она расстелила на кровати полотенца и сложила как можно больше подушек у изголовья. Подняв юбку, она увидела, как натягивается и сокращается ее живот. Это зрелище напугало ее сильнее, чем накатившая снова боль.
– Ангелочек Мэри Элизабет, посмотри на свою маму и нового братика или сестричку и помоги нам пережить это. Храни нас, Господь, о милостивый Боже!
После этого приступа она забралась на постель и встала на колени, закрыв лицо руками. Дверь не открылась, в окно с воем задувал ветер, дождя, хвала Иисусу, не было, а что холодно – так это пока хорошо, холод не давал ей потерять сознание. Она упала на бок и попробовала выкрикнуть:
– Уолтер! Уолтер! Аааааа!
От ее голоса ветер как будто усилился, но, подхватив ее крик, он понес его на запад и на юг, а кукурузное поле находилось на востоке, далеко от дома. Она чувствовала, как по щекам у нее катятся слезы, но, честно говоря, на это не было времени; схватки участились, стали более ритмичными и глубокими, и Иисус велел ей перевернуться на спину, сесть на полотенце, а второе взять в руки. Так она и сделала. Живот выглядел так, словно дрожал и колебался в такт занавескам. Розанна начала тужиться – и с первого же раза ощутила между ног появившуюся головку ребенка и влажные волосы. Она продолжила тужиться, и вот голова вышла целиком и показалось лицо, а потом правое плечо, левое, и на полотенце выскользнул мальчик.
Роды прошли так быстро, а боль была столь острой и четкой, что Розанна совсем не чувствовала себя изможденной, а вид личика ребенка так ее воодушевил, что она просто сделала что нужно, с детьми ли, ягнятами или котятами: аккуратно вытерла младенцу рот, глаза и нос, потом нащупала шнурок, который уронила на кровать, и повязала его вокруг пуповины дюймах в шести от того места, где она крепилась к ребенку, а потом взяла младенца на руки. Он был крупный – не меньше семи фунтов – и светленький.
– Генри, – прошептала Розанна, – Генри, Генри, Генри Огастас Лэнгдон. Вот они тебя как увидят…
Она смотрела Генри в лицо. Генри попробовал грудь, и ему понравилось – хвала Господу. Крепко присосался и хорошо покушал. Крупный младенец, явно срок подоспел, видимо, она ошиблась в своих подсчетах. Она задумалась об этом, и тут дверь открыл Джоуи. Он так расчихался во время уборки урожая, что его отправили за носовым платком.
И слава богу, что это Джоуи. Ему не было дела до беспорядка в комнате, и он любил зверят. Фрэнк был более педантичен и все время жаловался, что Джоуи разбрасывает свои вещи. Джоуи просиял, как будто не произошло ничего странного, и спросил:
– Мама! Это мальчик или девочка? Я сбегаю расскажу папе.
– Да, – ответила Розанна. – Скажи ему, что прибыл Генри Огастас и желает с ним познакомиться.
За две секунды Джоуи вылетел из комнаты и из дома, и даже сквозь шум ветра до Розанны донеслись его крики.
Генри, Генри, Генри – он прямо как Лиллиан, благословенное дитя, не то слово. Будь они близнецами, они не могли бы быть более похожи. Розанна гладила его свалявшиеся волосы, смотрела в его синие глаза. Он так быстро прошел через родовой канал, что голова у него была идеальной формы, как и все остальное. У нее вырвалась благодарственная молитва, когда она по очереди прикоснулась к каждой идеальной части тела ребенка: к носу, бровям, тоненькими волосикам, пальчикам на руках и ногах, маленьким пяточкам, которые показались ей особенно странными и чудесными. Спасибо. Тихий экстаз, охвативший ее, когда она благодарила Бога, напомнил ей обо всех тех случаях, когда она говорила спасибо за что-то, а при этом думала о чем-то постороннем, а иногда и вовсе не испытывала благодарности. Она провела пальцем по изгибу его ушка.
Лиллиан, как обычно, шла из школы домой вместе с Минни, когда по дороге мимо них проехал на машине папа. Он вез бабушку Мэри. Лиллиан, державшаяся за юбку Минни сзади (Минни не возражала), подняла голову и сказала:
– Ребенок родился.
– Думаешь?
Лиллиан кивнула, а пять минут спустя они поднялись на переднее крыльцо. Из дома вышел Фрэнки и сказал:
– Это мальчик. Его зовут Генри.
Лиллиан почувствовала разочарование, но лишь на одну минутку. Ну, наверное, это очень хороший ребенок, раз все радостно улыбаются. Не снимая пальто, она прошла через переднюю прямо в комнату Джоуи и Фрэнки, где на кровати сидела мама, а бабушка Мэри ходила по комнате с Генри на руках. Лиллиан услышала, как она сказала:
– Ну надо же, перерезал пуповину кухонными ножницами – надеюсь, он их сначала прокипятил! Как будто в Средневековье живем.
А потом они заметили Лиллиан и замолчали, как это часто случалось. Но бабушка Мэри подозвала ее:
– Иди сюда, детка, – и села на край кровати с ребенком.
Генри зевнул, сжал кулачки, широко раскрыл рот и даже издал какой-то звук, а потом закрыл рот и посмотрел на нее немного косящим взглядом.
– Он пока ничего не видит, – пояснила мама.
– Но у него глаза открыты, – возразила Лиллиан.
Мама засмеялась.
– Ну, милая, он же не котенок.
Лиллиан смотрела в лицо Генри и была уверена, что он смотрит на нее. Она подняла руку и поднесла ее ко лбу ребенка – Генри.
– А руки у тебя… – начала бабушка Мэри, но мама сказала: