Ровным, деловым голосом Фрэнк сказал:
– Я могу пойти в старшую школу осенью и закончить ее в семнадцать. – А потом: – Я заправил машину бензином на доллар.
– О господи, – пробормотал Уолтер. – Что ж, в качестве наказания вымой машину внутри и снаружи, понял?
Фрэнк знал, что сумеет заставить Джоуи помочь ему.
– Хвала Господу, ты жив и здоров, – сказала Розанна. – У меня сердце было не на месте.
Но она не могла скрыть своей радости.
Однажды в конце августа папа вернулся домой из офиса окружного агента в Ашертоне и заявил:
– Видимо, мы покупаем трактор.
Джо давно уже не видел улыбки на лице отца – даже во время сбора овса, хотя урожай выдался неплохой, – и он слышал, как папа сказал маме:
– Пять лет назад я знал, что смогу продать овес чуть подороже, чем мне обошлась посадка, но если я кормил им свиней и скот, то животные превращали этот овес в настоящие деньги, и, надо сказать, я думал, что знаю, что делаю. Но теперь я и шести центов с доллара не могу получить, а цены на свиней и скот такие низкие, что чем больше овса они едят, тем меньше стоят. Все как будто с ног на голову перевернулось.
– Ты слышал, что Ларсены переезжают в Калифорнию? – спросила мама.
– Это какие, по ту сторону Денби?
– Не стоило им покупать трактор. Уж не знаю, чего им в голову взбрело.
Но потом Рузвельт провел какой-то закон, и папа получил деньги за то, чтобы не сажать половину кукурузы.
– И зачем мне ее сажать? – сказал папа. – Сорок два бушеля с акра, но всего семнадцать центов за бушель – в чем разница между этим и девятью бушелями с акра по восемьдесят пять центов за бушель? Никакой, разве что те сорок два бушеля чего-то стоят почве. Поэтому в следующем году я высажу на половине участка клевер, а потом все перепашу.
В день, когда папа с Фрэнком отправились за трактором, в гости приехали Элоиза с мужем и новорожденным ребенком. Джо нес воду овцам (их осталось четыре) и увидел, как подъехала машина, «Плимут» с «тещиным местом»[40]. Это была красивая машина, и когда из нее вышла Элоиза с ребенком на руках, а потом высокий худощавый мужчина, Джо побежал к колодцу и вымыл лицо и руки под колонкой. Когда он вернулся в дом, Элоиза и мужчина сидели на диване, а мама – в кресле-качалке с Генри на коленях. Лиллиан ворковала над младенцем Элоизы, который, если такое возможно для младенца, выглядел точной копией мужчины, насколько это возможно для младенца.
– Джоуи, – сказала мама, – смотри, кто приехал! Элоиза родила дочку, ее зовут…
– Роза! – воскликнула Лиллиан. – Ей пять месяцев. А знаешь что? Она родилась в твой день рождения!
– Ага, – подтвердила Элоиза. – Тринадцатого марта.
Мужчина, сложив руки на коленях, озирался по сторонам.
– Роза Сильвия Зильбер, – продолжала Элоиза. – Я хочу, чтобы она стала народной героиней. Джоуи, это мистер Зильбер. Мой муж. Твой дядя Юлиус.
Джо повел себя так, как его учили: посмотрел прямо в глаза мистеру Зильберу, протянул правую руку и сказал:
– Как поживаете, мистер Зильбер?
Мужчина ответил:
– Рад познакомиться, Джо.
У него был мелодичный акцент, огромные, но длинные и тонкие руки и опрятные ногти.
– Мистер Зильбер – писатель, – сообщила мама. – Он зарабатывает этим на жизнь.
– Я тоже, – заметила Элоиза.
– Ну, я… – начала мама.
Лиллиан протянула руки к ребенку, и ребенок ответил ей тем же. Розанна улыбнулась. Это была первая добрая улыбка, которую Джо увидел на лице матери за последнее время. Помедлив, Элоиза все же позволила Лиллиан взять ребенка. Лиллиан, как всегда, все сделала правильно. Она была сильнее, чем казалась. Одну руку она положила под попу Розы, а другой обняла ее за талию и прижала к себе.
– Лиллиан – прямо маленькая мама, – сказала Розанна. – Наверное, наследственность со стороны Уолтера.
Элоиза засмеялась.
– Папа сегодня покупает трактор, – сообщил Джо.
– Правда? – Мистер Зильбер снова осмотрелся.
– Да, – сказала мама. – Он получил чек благодаря закону о регулировании сельского хозяйства. А еще одна семья уехала в Калифорнию. Трактор достался ему значительно дешевле, чем мог бы.
– Мы читали про Ассоциацию отдыха фермеров, – сказал мистер Зильбер.
– Ох, – ответила мама, – Уолтер их терпеть не может. Они взорвали поезд.
– Это всего лишь слухи, – сказал мистер Зильбер. – Но они кое-чего добились. Фермеры должны понять, что они тоже рабочие. У них больше общего с другими рабочими, чем с крупными землевладельцами.
Джо нравилось слушать, как говорит мистер Зильбер.
– Может быть, – сказала мама. – Может быть. Может быть. Не хотите лимонаду? Сегодня так жарко…
Мистер Зильбер подался вперед.
– Солидарность – превыше всего. У начальников и банкиров она есть. У нас она тоже должна быть.
Мамино лицо приобрело жесткое выражение.
– Прошу прощения, – весело сказала она. – Не могу с вами согласиться. Превыше всего – почитать Господа, и тогда он даст нам свои дары. – Она откашлялась. – Вот, например, новый трактор.
– Ну, – заметила Элоиза, – возможно, было бы лучше, если бы вы с Ларсенами – так их звали, да? – поделили трактор. Наша собственность часто владеет нами. Я выросла на ферме. Я знаю, что это значит, правда, Юлиус? – Она снова повернулась к Розанне. – Я хорошо помню, как в нашем детстве ни у кого не было нужного оборудования, поэтому во время сбора урожая и забоя скота люди ходили к соседям и помогали им. Вот и все, что я имею в виду. Это основа кооперативного движения.
– Мы по-прежнему так делаем. Готовим большой ужин и все такое. Две недели назад, когда убирали овес, мама привела всех своих друзей. Было весело.
Похоже, все с облегчением вздохнули.
Элоиза повернулась к мистеру Зильберу и сказала:
– Кстати, Розанна всегда подавала самое вкусное мороженое. А я заставляла детей крутить рычаг.
К тому времени, как вернулись Фрэнк с папой, Элоиза и дядя Юлиус уже уехали. Трактор оказался черным «Фармоллом» с красными колесами. Сначала надо было завести передний двигатель, работавший на бензине (он назывался пусковой двигатель), а от этого заводился настоящий мотор на дизельном топливе. Фрэнки считал, что за исключением его велосипеда, конечно, трактор – это самая отличная штука, но Джо он казался шумным и уродливым, и ему не нравилось, что Джейк и Эльза больше ничего не будут делать, – возможно, теперь папа решит, что от них никакого проку, и отправит их в Ашертон на скотобойню. Джо прекрасно знал: папа может сколько угодно повторять, что Джейк и Эльза – прекрасные лошади и для них всегда найдется дом, но вдруг кто-нибудь из них наступит в яму и сломает ногу, и папа решит, что не стоит звать ветеринара и лечить их. Джо подумал, что когда вырастет, то непременно заведет собаку, и никто его не остановит.
1934
Фрэнку исполнилось четырнадцать, но выглядел он на шестнадцать, а вел себя на все восемнадцать. Каждое утро, проснувшись, он сначала делал свою работу на ферме, потом умывался, садился на велосипед и уезжал еще до того, как спускалась мама. До школы он мог добраться за пятнадцать минут, в зависимости от состояния дороги и силы попутного ветра. В этом году снега было немного, а тот, что выпадал, был легким, сухим и почти сразу исчезал. Добравшись до школы, Фрэнк оставлял велосипед и снова умывался. Старшая школа располагалась в сравнительно новом здании из красного кирпича с высокими потолками и белой отделкой на окнах. Она работала всего три года, но среди учеников уже существовало разделение на фермерских и городских, пусть даже последние прибывали из «города» Денби или «города» Рэндольфа, который располагался в пяти милях к северу от Денби и был даже меньше его. Лучшая часть Ашертона находилась к югу от Мэйн-стрит, и тамошние дети посещали другую старшую школу, но дети из Ашертона в Норт-Хай с удовольствием корчили из себя важных персон при фермерских детях. Впрочем, не при Фрэнке.
Никогда еще ничего в жизни не нравилось Фрэнку так, как старшая школа. Ему нравилась Римская империя, ему нравились пестики и тычинки, ему нравилось, что a(b + c) = x, ему нравился «Остров сокровищ», ему нравились уроки труда, хоровое пение, нравилось вальяжно расхаживать по коридору, как будто у него полно свободного времени, улыбаться девочкам и смеяться над мальчиками (или вместе с ними – главное, чтобы они не смогли заметить разницу). Ему нравилось, что он высокий, широкоплечий, нравилось ловить на себе заинтересованные взгляды. Да, все знали, что он с фермы, – он этого и не скрывал, – но он всегда следил, чтобы на ботинках у него не было следов навоза, и всегда держался спокойно и непринужденно. Его лицо медленно расплывалось в улыбке (над этим он работал), и он никогда не отвечал «да» или «нет», а только «возможно». Например: «Ты сделал то домашнее задание?» – «Возможно». – «Ты смотрел «Бродвей Билл»?» – «Возможно». – «Ты идешь на рождественскую вечеринку к Фрэдди Хейвуду?» – «Возможно». Это слово имело кучу значений: да, нет, мне все равно, не скажу, еще не решил. Как раз такие слова ненавидели Уолтер и Розанна. А лучше всего в старшей школе было то, что там не было Минни и Джоуи. Проехав на велосипеде всего три мили, он оставлял позади практически всех, кого знал. Не сказать чтобы у него в старшей школе были друзья, но он и не хотел их иметь. Он хотел иметь приятелей и компаньонов – учителей и ребят, которые не задавали лишних вопросов и позволяли делать что хочешь. Конечно, за это приходилось платить, и он платил каждый день – ехал домой навстречу полуденному ветру, который всегда дул ему в лицо и ослеплял слезами, даже если он натягивал шарф до самых глаз. Пятнадцать минут в школу превращались в тридцать минут до дома. Но он лишь стискивал зубы и сильнее крутил педали, невзирая на дождь или снег. Мама беспокоилась, а папа им восхищался; но самое главное – они оставили его в покое.
Генри казался Розанне загадочным ребенком. Однажды утром в марте, когда ему не было и полутора лет, он отказался брать грудь. У него на лице появилось выражение, которое она замечала и раньше, – скептическое. Когда ему давали игрушку, которая ему не нравилась, или показывали книгу, которая его не интересовала, он корчил такое лицо. Теперь то же самое с ее грудью. Розанна с некоторым смущением застегнула платье, как буд