– Послушай, – сказала она, – твой друг заплатил, но он не платил за что-то конкретное. Сойдет все, что захочешь.
«Как звали ту девчонку, – спросил себя Фрэнк. – Она была из Маскатина. Это совсем рядом». От этой мысли у него закружилась голова. Он снова закрыл глаза.
Но у него стояло, и Пикси касалась его члена. Видимо, она расстегнула ему ширинку. Потом он ощутил нечто гораздо более странное, чем просто прикосновение, и открыл глаза. Ее макушка касалась его живота, и он понял, что его член у нее во рту. Секунду спустя он кончил, и она отстранилась. Потом встала, подошла к раковине, сплюнула и смыла все в раковину. Фрэнк сел. Было поздно, и ему захотелось спать.
– Значит, тебе нравятся мальчики? – спросила Пикси. Фрэнк посмотрел на нее. – Ничего страшного. Некоторым парням нравятся и мальчики, и девочки. А может, тебе пока никто не нравится. Такое тоже бывает.
Она пожала плечами и надела кофту. Несколько минут они провели в тишине. Снизу то и дело доносился какой-то шум, из коридора – звук шагов.
Когда они снова вышли к группе девушек на лестничной клетке, Лоуренса еще не было, но Фрэнк решил, что это хорошо. С девушками было лучше. Пикси села на диван и похлопала ладонью, приглашая его сесть рядом. Одна из девушек с вязанием спросила:
– Так… ты откуда?
– Ашертон.
– Да? Я сама из Мейсон-Сити. Лиззи вот из Рочестера, Миннесота. Но большинство девочек из Чикаго.
– А ты, Пикси? – спросил Фрэнк.
– Я-то? – Она лизнула кончики пальцев и пригладила волосы. – Я из Кэйро, к югу от Сент-Луиса. Это на реке.
– Хорошо, когда приходят такие красавчики, как ты, – сказала Лиззи. – Такое нечасто случается.
Она наклонилась вперед и крепко поцеловала его. Ему понравилось.
– Приходи как-нибудь в середине недели, – предложила Пикси. – Народу будет поменьше.
Из одной из комнат вышли Лоуренс и его шлюха. Он обнимал ее за талию. По дороге домой Фрэнк спросил:
– Почему они этим занимаются?
– На жизнь зарабатывают, – ответил Лоуренс. – Сейчас же депрессия. Люди живут в палатках и стреляют кроликов. А им чем заниматься? Отец Лиззи умер от дифтерита, и их ферма прогорела. Ну, а некоторые просто нимфоманки.
Большую часть следующей недели Фрэнк размышлял о шлюхах.
В начале третьей четверти Фрэнк получил работу с заработком получше, благодаря которой смог бы остаться на лето в Эймсе. Поскольку он планировал переехать обратно в палатку, то рассчитывал немало сэкономить. Его начальник, старший преподаватель на кафедре химии, хотел сжигать кукурузные стебли так, чтобы потом использовать их для изготовления пороха. Фрэнк предвидел, что, когда порох будет усовершенствован, они с начальником, профессором Каллхейном, найдут ему применение. Но пока что он еще не был усовершенствован. Впрочем, идея интересная – кукурузное поле как оружие.
Себя Фрэнк считал чем-то вроде призрака в студенческом городке. Он отказался от идеи вступить в общество «Сигма Чи» или «Сигма Ню». Он ничего не имел против ребят в своей группе, и ему нравилось разгуливать по кампусу то с одним, то с другим. С девушками он по-прежнему обращался вежливо, поэтому компания находилась всегда. Он носил их книги, а с тех пор как привез с фермы свой круизер, подвозил какую-нибудь из них до библиотеки. Была в его группе по истории одна девушка, Энни Хэйнс, которая любила сидеть на руле, когда он катал ее по городу. Она была довольно смелой, и он то и дело целовал ее, но на этом все. Она не знала, где он живет, хотя если бы она выглянула из окна комнат для первокурсников, то увидела бы общежитие по ту сторону Линкольн-Уэй, где располагалась его комната. Но его устраивало, что никто, кроме Лоуренса, не знал, где он живет, а с Лоуренса он взял обещание молчать. И Лоуренс молчал – не потому, что уважал желания Фрэнка, а потому, что любил тайны. Фрэнк даже не пытался вступить в студенческое общество, поскольку, не считая Лоуренса и девушек, остальные студенты интересовали его только как объекты наблюдения.
Он написал за Лоуренса два эссе. Одно про русскую революцию, Троцкого, Ленина и Сталина. Это было легко – он всего лишь воспроизвел «рассуждения» Юлиуса о деятельности Троцкого в последний год жизни Ленина, о том, что когда Ленин был ослаблен инсультами, всю работу выполнял Троцкий, управлял армией и занимался административными делами, а Сталин в это время усиливал свое влияние на всех членов Политбюро. Предательство Сталиным Троцкого было лишь предпосылкой к предательству Сталиным его бывших коллег и самой революции. Лоуренс получил за эссе пятерку, и преподаватель назвал его рассуждения «очень проницательными». «Вы внимательнее, чем я думал, мистер Филдс». Во втором эссе «Лоуренс» писал о Ричарде Третьем. Он сравнивал борьбу Ланкастеров и Йорков с борьбой внутри коммунистической партии в Советском Союзе, а Ричарда – со Сталиным, «даже в плане роста и внешности». В заключение он высказал мнение, что человеческая природа веками остается неизменной, невзирая на постоянно меняющиеся теории о ней. Это эссе тоже удостоилось пятерки. Профессор счел аргументы Лоуренса «неортодоксальными, но интригующими». Благодаря этим двум эссе Лоуренс не вылетел из колледжа, хотя ему пришлось согласиться на повторение курса физики.
Фрэнк не просил чего-то взамен, но очень ценил щедрость Лоуренса – периодически бесплатный обед, еще одну поездку в Чикаго (но не в Маленький Чикаго), пару сапог, которые прислала мать Лоуренса, но которые оказались ему велики (почему они были на два размера больше, чем надо, Фрэнк не стал спрашивать). Стояла весна. Кизил сменился сиренью, и Фрэнку нравилась его жизнь. Существовало немало способов найти свое место в Колледже штата Айова, в том числе – вообще не иметь определенного места.
Засеяв поле Рольфа, Джо решил вырастить гибрид. По правде говоря, это была своего рода случайность. У папы остались семена после осеннего урожая (снова сорок бушелей с акра, но какой толк, если за бушель дают всего двенадцать центов?). Когда Джо проверил семена, их и так было мало, а часть еще и оказалась заражена грибком. У дедушки Уилмера было немного семян кукурузы, но другого сорта. Подтолкнуло Джо то, что кукуруза дедушки Уилмера вырастала выше, чем у папы, и, прочитав, как выращивают гибридную кукурузу, он засыпал семена в сеялку – три ряда папиных, потом ряд дедушки Уилмера, потом еще три ряда папиных, и так от одного края до другого. Папе он об этом ничего не сказал, пока кукуруза не выросла примерно до уровня груди, а там папа уже сам заметил разницу между рядами. Он упомянул об этом во время одного воскресного ужина в июле, на который пришли деды и бабки. Говоря об этом, папа улыбался, но Джо знал, что тот не одобряет его новшеств. Оглядев собравшихся за столом, папа сказал:
– Джоуи затеял кое-какое дело.
– Что за дело? – поинтересовалась бабушка Элизабет. – Фрэнки ведь тоже умел деньги зарабатывать? Эти его лисьи шкурки были просто прелесть. Когда это было?
– Дело Джоуи – из тех, в которых деньги спускаешь в дыру.
– Ох, Уолтер, – сказала мама, – о чем это ты? Джоуи делает то, что ты ему говоришь.
– Мы не говорили ему выращивать кукурузу для посевов, когда разрешили взять на себя поле Рольфа.
– Что это значит? – спросила мама, а дедушка Уилмер сказал:
– Я ее куплю.
Джо поблагодарил его.
Дедушка Отто сказал:
– Опа пробовал это пару лет. Он обрезал метелки через ряд и оставлял семена на следующий год. Куча работы, а выгоды никакой.
– У меня другой план, – сказал Джо. – Я обрежу метелки в папиных рядах, чтобы кукуруза дедушки Уилмера опылила эти растения.
– Сколько там рядов, четыре к одному? – спросил дедушка Уилмер.
– Три к одному, – ответил Джо.
– Работы уйма. Поле-то большое.
Джо пожал плечами и сказал:
– Готов поспорить, что успею до сбора овса. Готов поспорить.
– Семена были хорошие, – рассудил дедушка Уилмер. – Довольно высокий урожай.
– А толку-то? – сказал Уолтер.
– Цены растут, – ответил дедушка Уилмер.
Бабушка Элизабет и Ома что-то сказали по-немецки, и дедушка Отто тоже что-то добавил.
– Ну, остальным-то расскажите, – попросил Уолтер.
– Она говорит, война в Европе повышает цены в Айове, – перевел дедушка Отто.
– Не будет в Европе никакой войны, – возразил папа. – Они уже выучили урок.
Ома снова сказала что-то по-немецки.
– Говори по-английски, бабушка, – попросила мама.
– Nicht zu diesem, – сказала Ома и прибавила: – Alles, was Teufel will, ist Krieg. Die Engländer können es nicht sehen, aber die Deutschen können[52].
– Что она говорит? – спросил папа.
– Что Гитлер настроен воевать.
Повисла неловкая тишина; затем папа произнес:
– Цены вырастут.
Джо не имел ничего против того, чтобы обрезать метелки. Он делал это, пробегая от одного конца длинного ряда к другому, на ходу срывая наполненные пыльцой метелки и бросая их на землю. Было не очень жарко – для работы он надевал свободную рубашку и легкую обувь. Поле кишело всякими жучками и пчелами, и ему приходилось внимательно следить, чтобы не напороться на змей, но это давало ему возможность вырвать кукурузу, которой не должно было там быть, и вьюн, и белую марь, и полевой бодяк. Все это довольно приятно пахло. Из-за острых краев листьев кукурузы ему все равно приходилось надевать перчатки, так что он выполол весь чертополох.
– Ты такой работящий мальчик, Джоуи, – сказала мама. – Помнишь, как ты складывал костяшки домино, когда тебе было года два? Нет, конечно, не помнишь. Но каждый раз, когда Фрэнки их сбивал, ты снова их складывал.
Домино лежало в сундуке с игрушками Генри. Джоуи не помнил, как играл с костяшками, но был уверен, что часто занимался этим бездумным делом.
Больше всего ему понравилось обрезать метелки в прошлую субботу, когда Минни, которая весь год преподавала в школе (шестерым ученикам, в том числе Лоис), согласилась ему помочь. В тот день он сбавил скорость.