Они сели в машину. Фрэнк был практически уверен, что на самом деле дружит с машиной, а не с Лоуренсом.
– Может, Диз будет подавать, – сказал Лоуренс.
– Диззи Дину уже конец, – возразил Фрэнк.
– Но я все равно хочу его увидеть. И…
– И что?
– Хочу повидать коммунистов.
– Юлиуса с Элоизой?
– Я по ним соскучился.
– Их вот-вот выгонят из партии. Юлиус – убежденный троцкист.
– Я бы хотел их повидать, даже если бы они были просто социалистами. Элоиза – горячая штучка.
– Ей тридцать четыре года.
– Мирна Лой[53] родилась в тысяча девятьсот пятом.
– Она для тебя тоже старовата, – сказал Фрэнк.
У Юлиуса и Элоизы теперь была квартира получше, в Норт-Сайде к югу от Эванстона, не там, где были большие дома, но недалеко от озера. Там было три спальни, и Фрэнк уже дважды приводил к ним Лоуренса. В любом случае у них было полно горячей воды, и жить там было дешево. Лоуренс обожал коммунистов. Он позволил Юлиусу сводить себя на собрание и рассказать про мировую революцию, что Юлиус сделал с радостью, несмотря на то что Лоуренс – представитель отбросов мелкой буржуазии. А Фрэнк сказал:
– Он тебя казнит после революции, ты что, не понимаешь?
– Не казнит, если отдам ему машину.
Дорога заняла у них около пяти веселых часов, но Элоиза их появлению не обрадовалась. Сначала она долго не открывала, потом тут же вернулась к печатной машинке. В квартире царил беспорядок, на незастеленной кровати в комнате для гостей лежали сложенные простыни. Стук клавиш стих, и Элоиза появилась в дверях, держа в руке сигарету.
– У нас неделю жил знакомый из партии в Англии. Вчера утром уехал, но из-за того, что творится в Европе, у меня не было ни одной свободной минуты.
– А что там творится? – заинтересовался Лоуренс.
– Взрыв на вокзале в Тарнуве, в Польше, два дня назад, а теперь еще и это.
– Что? – спросил Лоуренс.
– Немцы уже разрушили Велюнь, какой-то небольшой городок, и переходят границу в десяти разных точках. Юлиус отправился в штаб партии, чтобы узнать, нет ли новостей о том, что собирается предпринять Сталин. Юлиус уже с ума сходит из-за Чемберлена. Говорит, если бы Чемберлен всю весну не заигрывал с Гитлером, этого бы не произошло.
– А вы что говорите?
– Ну, половину времени я думаю, что наша работа – ускорить наступление мировой революции, и мы должны приветствовать вооруженный конфликт.
– А остальное время? – спросил Лоуренс.
Фрэнк подумал, что ему, похоже, это действительно интересно.
– Остальное время я понятия не имею, что сказать. – Она обернулась и через плечо взглянула в окно. Было почти темно. Через минуту в дверь постучали. Элоиза сказала:
– Это Оливия Коэн, она привела Розу. Не обсуждайте этого с ней, ладно?
Но за ужином Роза все время наблюдала, как Юлиус покашливает, стонет и хватается за голову руками. Наконец он оттолкнул тарелку и ушел. Роза промолчала, только разок глянула ему вслед.
На следующее утро Элоиза разбудила Фрэнка и Лоуренса, вручила им десять долларов и сказала:
– Я хочу, чтобы вы отвели Розу на пляж, потом накормили и сводили ее в кино на двойной сеанс. У нас с Юлиусом весь день встречи.
Озеро было спокойным, а пляж – многолюдным. Лоуренс и Фрэнк заглядывались на девушек, пока Роза – теперь уже хорошая пловчиха – играла в воде. Когда стало жарко, Фрэнк разделся до плавок, которые взял с собой, и заплыл как можно дальше – достаточно далеко, чтобы не видеть ни людей на пляже, ни вышку спасателя, а только яркий чикагский горизонт. Некоторое время он покачивался на воде, глядя в небо, а потом поплыл обратно. Рядом с Розой сидела девочка лет четырнадцати и помогала ей строить что-то из песка. Лоуренс задремал, лежа на спине и прикрыв лицо газетой. Передовица пестрела новостями из Польши. От одного взгляда на это у Фрэнка по голове пробежали мурашки. Пускай Лоуренс и утверждает, что все это европейские проблемы, а Юлиус – англичанин, коммуняка и еврей – принимает все слишком близко к сердцу, но Фрэнк знал, что это имело к нему какое-то отношение. Конечно, имело. Разве мама не говорила, что его всегда притягивают проблемы? А это – самая большая проблема в мире.
На праздновании Дня благодарения все подтрунивали над Джо по поводу того, как он разбогател. Уолтер собрал сорок два бушеля кукурузы с акра; Джо собрал пятьдесят два. Пятьдесят два бушеля с акра – это просто невероятно. А из-за войны в Европе он продал их по двадцать пять центов за бушель и в сумме получил больше тысячи долларов. Поскольку семена, которые он в прошлом году гибридизировал, были остатком, а этот урожай он собрал с прошлых посадок и всю работу проделал сам, прибыль составила почти девятьсот долларов.
– Что ж, придется брать с тебя за жилье и питание, – сказал папа.
– Господи, Уолтер, даже не думай об этом, – возмутилась мама, но все остальные, похоже, поняли, что он шутит.
Фрэнк сказал, что за пятьсот долларов можно купить новый «Форд», Генри предложил заводную дрезину с нажимающими на ручки Минни и Микки-Маусом, Лиллиан сказала, что он мог бы купить лошадь – скажем, выкупить обратно Джейка. Но Джо знал, что купит: зерно, разумеется.
На следующее утро за завтраком папа и Джо из-за этого поругались.
– Во всем этом скрыт урок, мальчик мой, – сказал папа.
– Да, сэр, – ответил Джо.
– Знаешь, какой урок?
– Не совсем.
Он имел в виду, что не совсем понимает, какой урок в этом усмотрел папа. Свой-то он знал – утром уйти из дома прежде, чем встанет отец.
– Урок такой: тебе приходится покупать семена, потому что выращенная тобой кукуруза стерильна. Какие семена ты собираешься купить?
– Я съезжу в город после Рождества, посмотрю, что там есть.
– Лучше перед Рождеством заглянуть в житницу и посмотреть, что есть у тебя.
Джо стиснул зубы.
– Сынок. – Голос Уолтера сделался мягче. – Ты сделал кое-что хорошее, особенно учитывая, что тебе тогда было всего шестнадцать. Ты рискнул. Ты попробовал что-то новое, узнал что-то новое, и это окупилось.
– Да, сэр. Но…
– Но окупилось не так, как ты думаешь. Помнишь, четыре года назад твой дядя Рольф оставил поле под паром?
Джо кивнул.
– А потом запахал туда клевер? Видишь, Джоуи, это его настоящее наследие. Потому что потом ты вырастил свой «гибрид», оставил зерно, посадил его и получил пятьдесят два бушеля с акра, но это нужно разделить на три. Семнадцать – вот сколько ты получил на самом деле.
Джо съел кусок тоста, потом вынул из заднего кармана платок и высморкался. Сверху доносился топот – это Генри. Если Генри спустится раньше, чем Джо уйдет из дома, то непременно захочет ему что-нибудь рассказать.
– Я это понимаю, – ответил Джо.
– Если выращиваешь собственный гибридный сорт, то каждый год придется оставлять для этого поле – значит, поле будет стоять без дела.
– Если делать это каждый год, оно будет стоять без дела всего год. Будь у меня четыре поля… В любом случае, ты каждый год выращиваешь собственное зерно – продаешь большую часть урожая, а кое-что оставляешь. В чем разница? И ты меняешь сорта, поэтому иногда тебе тоже приходится покупать семена. Я хочу попробовать скрестить «Гикори Кинг» с «Буном». Растения сорта «Гикори Кинг» могут достигать восьми футов.
– Ты считаешь, что раз цена на кукурузу выросла, так будет всегда.
– Вовсе нет. У меня есть глаза. Но я думаю, что раз она сейчас поднялась, грех этим не воспользоваться.
– Мне не нравится твой тон.
– Извини, папа, – сказал Джо, но отец тоже говорил на повышенных тонах, и Джо не очень-то понимал, из-за чего они ссорятся.
– Ты думаешь, сейчас легко, – сказал Уолтер. – Пятьдесят два бушеля с акра! Недостаток твой друг, а не изобилие. Что с тобой будет, если все соберут пятьдесят два или шестьдесят или сколько-нибудь?
– Попробую собрать семьдесят.
Уолтер лишь покачал головой.
1940
После Рождества профессору Калхейну дали еще одного аспиранта (в дополнение к Джеку Смиту, который Фрэнку не нравился, отчасти потому, что вечно сидел, уткнувшись носом в колбу, и ни разу не стрелял из ружья) и двух студентов последнего курса. Их звали Билл Лорд и Сэнди Пек. Профессор собрал их всех в лаборатории и объяснил им невероятную важность того, чего они пытались достичь.
– Итак, господа, – сказал он, – как вам известно, сто лет назад оружейный порох – или, как его называли, черный порох, – делали из древесного угля, серы и селитры, хотя я бы назвал это нитратом калия. Как известно большинству из вас, черный порох нынче не в почете. Можно сказать, его заменил кордит и другая дефлаграционная взрывчатка. Но оглянитесь вокруг. Где вы находитесь? Вы находитесь в сердце кукурузных земель, и наша работа, наш вклад в военную экономику Европы – а мы, несомненно, скоро примем участие в этой войне – это выяснить, как можно превратить в оружие подручные материалы. Образно говоря, наши орала вскоре могут снова превратиться в мечи, пусть и не по нашей вине.
Фрэнк знал, что все остальные раскрыли рты, потому что смутно узнали эти слова – «мечи» и «орала».
– Откуда берется сера? Из вулканов и горячих источников. Это не наше дело. Откуда берется селитра? По идее мы должны получать ее из навоза, потому что это самый безопасный и обильный источник. А откуда берется уголь? Друзья, вот предназначение этой лаборатории. Нам нужен черный порох без черного дыма, без коррозии ружейного дула. Нам нужно оружие, которое стреляет много раз подряд, а чистить его не приходится, и это мы хотим получить из кукурузного стебля.
После этой речи он представил их всех друг другу и рассказал, что Фрэнк и Джек уже год работают над этим и «достигли прогресса».
Однако прогресса они не достигли, и все трое это знали. Фрэнк и профессор Калхейн пытались получить древесный уголь из стеблей четырнадцатью различными способами, чтобы добиться более чистого продукта, дающего меньше дыма. Они взяли уголь и растерли его в порошок, смололи в гранулы разных размеров, просеяли через сито для муки и марлю и медицинский бинт. Профессор Калхейн тщательно следил за тем, откуда получает серу и селитру – он даже сделал часть селитры сам, взяв в ветеринарном колледже тележки, груженные коровьим, овечьим и лошадиным навозом (аккуратно сложенными раздельно), и поместив их содержимое в купленные им баки. Фрэнк понимал, что ничего не получится, и когда осенью они пошли стрелять (якобы поохотиться на фазана вдоль железнодорожных путей, просто чтобы притвориться, что делают что-то обычное), профессор Калхейн совсем пал духом: их ружья были новыми, но эффект стал заметен гораздо быстрее, чем рассчитывал профессор. Ни одна современная армия не пойдет воевать с такими ружьями.