– Вот как ездит леди на лошадке, цок-цок-цок… – Уолтер обдумывал, сколько полей им с Джо и Джоном нужно будет засеять в этом году. – Вот как ездит джентльмен, скок-скок-скок.
Клэр захихикала. Сажать много овса нет смысла – так, для семьи, свиней с коровами, одно поле, – но слишком много работы, чтобы получить немного сена и зерна.
– А вот так… – Он помолчал, пока Клэр не крикнула:
– Фермер!
– Да! Вот так ездит фермер!
Она стала раскачиваться взад-вперед и смеяться, и Уолтер смеялся вместе с ней. Клэр исполнилось три года, и это была ее любимая игра. Фредерики отдали им старую деревянную лошадку Лоис, и Клэр часто сидела на ней, держась за изгиб деревянной гривы, и визжала от удовольствия.
Розанна крикнула из кухни:
– К ужину готовы?
Уолтер встал и отнес Клэр на кухню. Генри накрывал на стол, а Лиллиан мяла картофель, подлив немного молока.
– Что на ужин? – спросил Уолтер.
– Фрикасе, – ответила Розанна, – но без клецек. Хватит с тебя клецек, и с меня тоже. Впрочем, я собрала молодой горошек в саду, а еще осталось немного спаржи. А это последний картофель, пока молодой не вырастет, так что давай им насладимся.
– Как всегда, – сказал Уолтер.
Он усадил Клэр на подушку, а Генри поставил на стол кувшин с водой. Открылась дверь, и вошел Джо, на ходу скидывая сапоги. Сквозь дверной проем Уолтеру в лицо ударил влажный весенний воздух, в котором мешались запахи земли и навоза, а также яблоневых цветов и свежей травы. Уолтер глубоко вдохнул. Когда Джо сел за стол, он спросил:
– Так сколько акров нужно засеять в этом году?
– Восемьдесят для меня, сто сорок для тебя, двести для дедушки Отто, а дедушка Уилмер, судя по всему, решил отвести сто восемьдесят под кукурузу, а девяносто оставить под паром. Это можно засеять клевером, если будет возможность. – Он помолчал и посмотрел на Уолтера. – Мистер Фредерик спрашивал, не засеем ли мы его задние пятьдесят акров, те, что вдоль нашего забора. Там раньше рос овес, а полтора года назад он укрыл его навозом. Урожай должен получиться неплохой.
– А чего он сам-то не засеет?
– Сил нет.
– Посмотрим, – сказал Уолтер. – Я с ним поговорю. Шестьсот пятьдесят акров – это много. Трактор наработал уже тысячи часов, а дедушкин трактор еще старше.
Вопрос покупки нового трактора они обсуждать не стали.
– Я могу это сделать, – сказал Джо. – День становится длиннее. Поле мистера Фредерика ровное, заборов нет, нечего опасаться. Должно быть легко.
Тем временем Генри обгладывал куриные кости, а Лиллиан помогала Клэр набрать ложку горошка, чтобы она могла положить его в рот. Розанна встала, взяла перец и поперчила картошку. Обычный семейный ужин; Уолтер вдруг подумал о том, что ему уже сорок шесть лет. Потом посмотрел на Розанну и спросил:
– А какое сегодня число?
– Двадца… – начала Лиллиан.
– О господи, Уолтер, – воскликнула Розанна. – Твой день рождения! Прости, я забыла!
– Я и сам забыл, – сказал Уолтер. – Лучше бы и не вспоминали.
– Сколько тебе лет? – спросил Генри.
– Сорок семь, – ответил Уолтер, чем привел Генри в ужас. – Ну, дедушке Уилмеру семьдесят четыре, а дедушке Отто семьдесят два.
– Только им об этом не напоминай, – сказала Розанна, и Уолтер рассмеялся. – А еще говорят, что на ферме время идет медленно.
– У нас нет для тебя подарков, папа, – повинилась Лиллиан.
– Пришло время мне дарить вам подарки на мой день рождения, а не наоборот, – сказал Уолтер. – Дайте-ка подумать. – Уолтер посмаковал последнюю ложку картофельного пюре и встал из-за стола. – Сейчас вернусь.
Наверху в шкафу хранилась шкатулка с вещами, которые он собрал в детстве и юности. Он не заглядывал в нее уже лет двадцать, а то и больше. Ничего дорогого или ценного, но в тот или иной момент эти вещи имели для него какое-то значение. Он отыскал ее, нашел ключик и, не открывая, отнес вниз.
– Мне всегда было интересно, что там, – оживилась Розанна.
Уолтер вставил ключик в замок, не без труда повернул его и вытащил. Поднял крышку. Он забыл, что там не так уж много вещей, но все же их было достаточно. Аккуратно наклонив коробку, он высыпал содержимое на стол. Генри встал на колени, а все остальные наклонились вперед. Кончиком пальца Уолтер раздвинул предметы, чтобы каждый из них можно было лучше рассмотреть.
Первым делом он дотронулся до перышка, на удивление сохранившего золотистый цвет.
– Это перо иволги, – объяснил он. – Во Франции иволги были не такие, как в Америке, – ярче. Они очень красиво пели. Это перо просто лежало на каменных перилах моста, по которому я шел, и я его подобрал.
Он коснулся монетки.
– Это золотой доллар с изображением индейца. Дедушка Уилмер получил его, когда ему исполнился двадцать один год, и подарил его мне, когда я родился.
Он взял в руку крошечный сухой стебелек, поднес его к носу и вдохнул слабый, но душистый аромат.
– Это веточка лаванды, – сказал он. – Я купил ее на рынке во Франции.
Он протянул ее Джоуи. Тот понюхал.
Затем он взял конверт и, отогнув верхний клапан, вытащил фотографию, которую передал Лиллиан. Пока она ее рассматривала, он объяснил:
– Это я в двадцать два года с армейскими товарищами. Я в центре, такой лохматый, а слева Герб Андронико, которого убили месяца два спустя, а справа Норм Ансгар, он умер во время эпидемии гриппа.
– Выжил только ты? – спросила Лиллиан.
– Из нас троих – да. Поэтому я и сберег эту фотографию.
Лиллиан передала снимок Розанне, а та поднесла его к окну, чтобы получше рассмотреть.
– Ты никогда не говорил про этих двоих, – заметила она.
– А что тут скажешь?
Остался только крошечный платочек, явно не предназначенный для того, чтобы в него сморкаться, весь в пожелтевших кружевах. Уолтер развернул его.
– Его сшила моя прабабушка, Этта Чик, еще в Англии, когда была совсем девочкой. О, это было где-то в тысяча восемьсот тридцатом.
Некоторое время все они рассматривали пять предметов. Уолтер сказал:
– Джоуи? – Он думал, что Джоуи выберет доллар, но тот взял веточку лаванды. – Лиллиан? – Он думал, Лиллиан захочет платок, но она взяла перышко. – Генри? – Генри остановился на золотой монетке и потер ее о рубашку.
Уолтер взял фотографию. Розанна сказала:
– Это я бы хотела оставить для Фрэнка.
Уолтер отдал ей снимок. Затем посадил Клэр себе на колено и, указав на платок, сказал:
– Это подарок для тебя, Клэр. Он очень старый. Я напишу тебе записку об этом и приберегу его для тебя. Хочешь?
Клэр кивнула и уткнулась головой в его шею.
– Завтра я испеку для тебя торт, Уолтер, – сказала Розанна.
Уолтеру не было дела до торта. Но он почувствовал, как сидевшая у него на коленях Клэр теснее прижимается к его боку, посмотрел на две темные и две светлые головки, а потом на Розанну. Он почувствовал, как оба они подумали об одном и том же – что годы, которые олицетворяли эти старые предметы, необязательно должны были закончиться именно так. Например, если бы он упал в колодец, Розанна нашла бы шкатулку, задумалась бы, что значат все эти предметы, но никогда бы не узнала. По телу прошла дрожь, и он заметил, что Розанна тоже вздрогнула. Они улыбнулись друг другу – в последнее время такое случалось редко.
Предполагалось, что Фрэнк попадет в инженерный корпус, как и большинство солдат в форте «Леонард Вуд». Лесистая, холмистая, изолированная местность сильно отличалась от Иллинойса и уж точно от Айовы. Здесь было жарко, повсюду зелень и почти не было ветра. Строевой сержант Фрэнка, техасец, рассуждал не так, как другие, и придумал небольшую игру для рекрутов. Начиналась эта игра просто: он взял походный котелок, открыл его и бросил внутрь пригоршню монет. Дав солдатам минуту, чтобы рассмотреть монеты, он закрыл котелок и спросил, что там. Легко. В первый раз Фрэнк все запомнил – четыре пенса, никель, два дайма и четвертак, – и во второй тоже – шесть пенсов, четыре дайма, два никеля и два четвертака. Во второй раз у него было тридцать секунд. После этого сержант использовал другие мелочи вместо монет: шесть камешков, четыре листика и три желудя. Восемь зерен кукурузы, три сушеных боба, снова два желудя и четыре кленовых семечка. Пять патронов двадцать второго калибра и три – тридцать третьего. Фрэнку хватало одного взгляда, чтобы это запомнить. Почему? Оттого, что считал коров и овец? Оттого, что выслеживал кроликов? Оттого, что стрелял белок? Оттого, что оставлял след кукурузных зерен для фазанов?
А потом Фрэнку и еще одному парню – Лайману Хиллу из Оклахомы – дали винтовки получше, новые полуавтоматические MK-I. Фрэнк слышал про них, но никогда раньше не видел. Отличное было оружие – хорошо сбалансированное, с очень длинным дулом, твердо лежало в руке. С этими винтовками, принадлежавшими не им, но армии США, им велели тренироваться в стрельбе по мишеням. Фрэнк показал хорошие результаты – он попадал в яблочко всякий раз с пятисот ярдов, хотя на таком расстоянии он едва различал только края мишени, пока им не выдали новые линзы, так хорошо отполированные, что он снова мог разглядеть центр мишени. Но Лайман выступал еще лучше. Лайман умел оценивать скорость и направление ветра и брать это в расчет. Он попадал в яблочко с семисот ярдов без промаха.
Через неделю тренировок взволнованный сержант отвел их к лейтенанту. Тот недавно вступил в должность, досрочно закончив Вест-Пойнт после бомбежки Перл-Харбор, и был всего на четыре месяца старше Фрэнка (Лайману было девятнадцать, но выглядел он на шестнадцать – за всю свою жизнь он так хорошо не питался, как в армии, и всего за два месяца уже вырос на дюйм). Сержант хотел отправить Фрэнка и Лаймана в Огайо, в лагерь «Перри», чтобы там обучить их снайперскому делу, а потом отослать в Африку – Седьмая армия направлялась в Африку сражаться с Роммелем, и снайперы должны были ее сопровождать. Лейтенант колебался. Впрочем, лейтенант всегда колебался, кроме тех случаев, когда сержант, прослуживший в армии девятнадцать лет и, если бы не война, ушедший бы уже на пенсию, говорил ему не колебаться. Они стояли в кабинете лейтенанта, и сержант подошел к Фрэнку, развернул его лицом к окну и спросил: