Больше всего у него было книг Чарльза Диккенса, Роберта Луиса Стивенсона и Уилки Коллинза, а еще все пьесы Шекспира, которые он прочел зимой от корки до корки, хотя вынужден был признать, что понял не очень много. В школе они уже читали «Двенадцатую ночь» и «Много шума из ничего», а в одиннадцатом классе им предстояло читать «Гамлета». «Гамлет» ему, в общем-то, понравился. Он поставил Шекспира на полку над «Тремя мушкетерами». Из всех пьес больше всего ему понравились «Мера за меру» и «Макбет». За их сюжетом легко было следить, и в них описывалось то, что напоминало ему первый год старшей школы.
Расставляя книги по полкам, Генри был весьма доволен выбранным порядком, но не мог решить, как быть с книгами, которые он украл из библиотеки. Свидетельство о том, что это библиотечные книги, располагалось на переплете, и он, конечно же, не мог срезать переплет, испортив таким образом книги. Он уже безуспешно пытался стереть номера и даже слегка смочил их спиртом. Все без толку. Украденные книги хранились у него под кроватью и были его любимыми, поэтому он их и украл. Вряд ли кто-то хватился бы их. Если в Ашертоне, по крайней мере в Северном Ашертоне, был другой школьник, который интересовался такими книгами, как «История Тома Джонса, найденыша», «Отец Горио», перевод с французского, «Обломов» и «Мертвые души», перевод с русского, и «Беовульф» в оригинале (это Генри не мог прочитать), то Генри понятия не имел, кто он. Он сам обнаружил эти книги, когда бродил между стеллажами, и ни одну из них не брали с начала войны. Они были пыльные и жесткие, и Генри чувствовал, что спас их. Он сразу же прочел их все, кроме «Беовульфа», засиживаясь допоздна каждую ночь (в случае «Тома Джонса» аж до утра), а поскольку он их украл, никто их не хватился и вообще не знал, где они. Существовала некоторая вероятность того, что их найдет мама, но Генри поддерживал у себя в комнате порядок, каждый день сам застилал постель и вел себя открыто, не давая маме поводов рыться в его вещах.
Теперь он сидел на кровати и смотрел на полки. Ему нравилось, как они выглядят. Все в идеальном порядке, слева направо, как печатный текст. Полки были кривыми и висели не так ровно, как предпочитала мама; не было на них и всяких безделушек, которые маме тоже нравились. Справа осталось пустое пространство, которое он собирался заполнить новыми книгами, расположив их между этими. Это чудесное зрелище давало ему прекрасное ощущение надежды на то, что он уедет с фермы и повидает мир. Вашингтон или Сан-Франциско? Он задумчиво провел указательным пальцем по шраму под губой. Если он и дальше будет работать на складе у Дэна Креста, как делал это с Рождества, то сумеет накопить на билет в один из этих городов. Он мог выбрать, но решение не приходило. Из всей родни ему больше всего нравилась Элоиза, стойкая и веселая и не настолько ужасающе наивная, как Лиллиан, но Вашингтон находился ближе к Франции, Англии и Германии. Оттуда до них рукой подать. В книгах всегда встречался какой-нибудь человек – мужчина или женщина, фея или чудовище, старше или моложе, или даже бессмертный, который просил об одолжении или предлагал сделать выбор, а в награду исполнял твое самое заветное желание. Как называлась та сказка, которую Лиллиан рассказывала ему до того, как он научился читать? «Счастливый Ганс». Что-то среднее между «Красной Шапочкой» и «Котом в сапогах»: мальчик идет через лес, и он очень голоден, так как забыл мешок с едой. Вскоре он видит избушку. Дверь открыта, и мальчик заходит и говорит: «Привет! Привет!» А из комнаты раздается голос: «Подойди, помоги мне, дитя!» Мальчик на цыпочках заходит в комнату. На кровати лежит огромный волк с огромными зубами, и изо рта у него капает слюна. Увидев Ганса, он облизывается. Но Ганс спрашивает: «Что я могу для тебя сделать?» И волк отвечает: «Положи руку мне на лоб». Гансу страшно, вдруг волк откусит ему руку, но он протягивает ее и гладит волка по голове. И в этот момент, издав оглушительный вой, волк спрыгивает с кровати. Ганс думает, что сейчас его сожрут, но вместо этого волк превращается в принца, принц щелкает пальцами, и избушка превращается в замок, а Ганс оказывается в башне, откуда виден весь лес. Вид очень красивый, и все это принадлежит принцу, который спрашивает Ганса, чем его наградить, и Ганс просит старую лошадь и слиток золота, чтобы он мог повидать мир. Принц считает, что это очень маленькая награда, но это все, чего хочет Ганс, поэтому принц делает так, чтобы каждый раз, когда Ганс тратил золото, оно возвращалось к нему, а каждый раз, как он седлал лошадь, та молодела. В конце своей жизни, побывав в (список составила Лиллиан) «Китае, России, Нэшвилле, Чикаго, Германии, Лондоне, Флориде и на Северном полюсе», Ганс возвращается в замок, живет в собственной комнате и каждый день ест пудинг с тапиокой. Ну а что, думал Генри, и такое бывает. Главное – сделать выбор между Сан-Франциско и Вашингтоном.
Новый двухэтажный дом Артура и Лиллиан находился в Вудли-Парк. Там было три спальни, а большой чулан у себя в комнате они переоборудовали под детскую для малышки Дебби, так что когда Фрэнк приезжал, у него была своя спальня. Она была маленькой, и Фрэнку это нравилось. Он уже почти заснул, когда вдруг резко очнулся и увидел, что возле кровати стоит Артур.
– Не стреляй, – прошептал Артур.
– В данный момент у меня нет оружия, – проворчал Фрэнк.
– Ты же не станешь приносить пистолет в дом с детьми.
– Раньше приносил, – сказал Фрэнк, – но не в этот раз.
Артур сел на кровать. Светящиеся стрелки часов показывали полночь с четвертью. Фрэнк повел плечами, отдышался и сел. Артур предложил ему сигарету и сказал:
– Давай прогуляемся.
Фрэнк скинул покрывало. Гулять с Артуром всегда было интересно.
Спустившись по черной лестнице, они вышли через заднюю дверь, которая вела в хорошо огороженный двор (поэтому они и выбрали этот дом) и в переулок (еще одна причина, по которой они выбрали этот дом – Артур предпочитал всегда иметь путь к отступлению). Они свернули прямо в переулок, который вывел их на малолюдную и плохо освещенную улицу. Артур разок остановился и бросил взгляд в сторону дома. На кухонном крыльце горел свет, но окна были темными. На улице ощущалась целая гамма летних ароматов – пыль и трава, а еще розы. Сквозь все это прорывался запах выхлопных газов и удобрений – в районе, где жил Артур, было полно претенциозных газонов.
Через полквартала Артур наконец перестал говорить о детях (Дебби так хорошо спит, а Тимми взбирается по лестнице и тут же спускается – он осторожный, но смелый, идеальное сочетание) и спросил Фрэнка, не хочет ли тот кое с кем познакомиться, с хорошей девушкой примерно одного с ним возраста, с прекрасной фигурой – говорят, она очень веселая и без комплексов.
– На кого она работает? – спросил Фрэнк.
– Платит ей министерство юстиции, а вот на кого она работает, должен выяснить ты.
– Да неужели? – не без удовлетворения сказал Фрэнк.
– Это всего лишь догадка, – сказал Артур, – а ты – подходящий человек, чтобы проверить ее. Дело вот в чем: в прошлом месяце Джордж Кеннан ехал по Ю-стрит, и ему пришлось остановиться, чтобы пропустить трамвай, который шел по Четырнадцатой. Из трамвая вышел знакомый ему тип из советского представительства в ООН по имени Валентин Губичев. Кажется, он работает в ООН переводчиком. Кеннан узнал его и удивился, что он делает в округе Колумбия. Потом он повернул налево и последовал за трамваем по Четырнадцатой. На Пенсильвания-авеню вышла женщина, тоже показавшаяся ему знакомой, а приехав домой, он вспомнил, что видел ее в министерстве юстиции. Он даже помнил ее начальника. Для проверки он отправил ее боссу сообщение, в котором говорилось об источнике урана в Тунисе – там, где на самом деле нет никакого урана, и вскоре наши агенты заметили, что русские пытаются выяснить, кто добывает уран в Тунисе. Это она передала им информацию. Никаким иным способом они не могли бы ее раздобыть.
Фрэнк рассмеялся. Они дошли до парка, и Артур повернул направо по тротуару, окаймлявшему погруженные в темноту траву и деревья.
– Тебе всего-то нужно немного с ней погулять. У этой девушки нет причин быть шпионкой. За ней не замечено приверженности коммунизму. Может, она спит с этим русским? Она передает ему данные, потому что спит с ним, или он спит с ней, потому что она передает ему данные? Или что? Я что хочу сказать: если эта девчонка на самом деле шпионка, тогда и любой может оказаться шпионом. У нас куча подозрительных личностей, которые в тридцатых годах и во время войны занимались всякими сомнительными делами, верили в то или иное. Но у этой девицы вообще нет никаких причин.
– Артур, ты берешь меня на работу?
– Нет, Фрэнк. Ты занимаешься своим любимым хобби. Тебе нравятся красивые девушки. Красивым девушкам нравишься ты. А мне любопытно. Понимаешь, парни, с которыми я работаю, все время носятся и занимаются черт-те чем. Хилленкоттер[86] для них легкая добыча. Они хотят развязать войну в Греции, они хотят развязать войну в Италии. Они верят всему, что слышат, если это дает им повод начать войну. Я не говорю, что старый Джо Сталин не мерзавец. Я не говорю, что повсюду нет шпионов, а в каждом чулане не сидят коммуняки – может, и сидят. Но если бы я что-нибудь знал наверняка, я мог бы что-нибудь предпринять.
– Но ты не знаешь, что.
– Но я не знаю, что.
Утром в понедельник Фрэнк отправил боссу в Дэйтоне телеграмму, в которой сообщал, что подхватил грипп и вернется через неделю. Девушку звали Джуди – Фрэнк не позволил Артуру назвать ему ее фамилию, – и он не знал о ней ничего, кроме того, как она выглядит (Артур дал ему копию ее фотографии с удостоверения из министерства юстиции). Два дня Фрэнк следил за ней с такого расстояния, что ему начало казаться, будто он собирается застрелить ее. Он выяснил, где ее квартира (Джорджтаун), куда она ходит за покупками (недалеко от дома Лиллиан), где покупает обувь, где покупает сигареты и журналы. Он последовал за ней в кино («Жизнь с отцом») и увидел, что она там ни с кем не встречалась. Она пошла с кем-то выпить, но после этого они разошлись. В понедельник она выключила с