Проснувшись, Клэр почувствовала, что у нее затекло бедро. Она заснула на спине, но во сне перевернулась на бок, а пол был жесткий. Она зевнула и села. Чей-то голос сказал:
– С кексиками.
Голос принадлежал Лоис. Клэр встала на колени и откинула волосы со лба. Голос доносился из столовой, находившейся справа у подножия лестницы. Ковра на лестнице не было, поэтому звуки с легкостью достигали второго этажа. Она снова зевнула.
– Ты прелесть, – ответил голос Джоуи.
Клэр закрыла рот и прислушалась.
Только вчера вечером мама говорила папе, что Джо лучше поторопиться, потому что она видела, как Дэйв Крест заигрывал с Лоис на рынке. У Дэйва короткая стрижка, красивая одежда, и на рынке он работает так, словно это место принадлежит ему. «А оно и принадлежит», – сказал папа. «Ну, принадлежит-то оно Дэну, но Дэйв его единственный сын, – уточнила мама. – Он ходит между рядами так, будто насмотрелся фильмов с Джоном Гарфилдом. Ты не можешь вмешаться?»
Но все знали, что папа не станет ни во что вмешиваться.
– Я люблю гороховый суп, – сказал Джо.
– Это свежий гороховый суп. И холодный. Потому что сегодня жарко. А еще я испекла кукурузный хлеб, а с прошлой ночи осталось немного холодной курицы.
А потом Клэр услышала звук поцелуя, легкого, но точно поцелуя. В этот момент на лестнице раздался шорох и скребущий звук когтей, и к ней, виляя хвостом, подбежал Нат. Клэр схватила его за нос, прежде чем он залаял, и принялась его гладить. Он бухнулся ей на колени и перекатился на спину. Она подальше отодвинула книгу и очки, чтобы пес не лег на них.
Раздался скрип двух стульев, потом еще раз. Джо сказал:
– Ох, очень вкусно.
– Это последний горох.
– В этом году хороший вырос.
– Зато салат слишком рано перестал расти.
Тишина, пока они ели. Думая о кексах, Клэр решила как-то пошуметь, чтобы потом спуститься по лестнице, но тут Лоис сказала:
– Давай поженимся.
– Ты и я? – спросил Джо.
– Ага.
– Ох, Лоис… – Он замолк.
– Это хорошая идея.
– Лоис, тебе двадцать один, а мне двадцать девять, это такая…
– Восемь лет – не такая уж большая разница.
Видимо, они снова вернулись к еде, потому что через минуту Джо сказал:
– Очень вкусный кукурузный хлеб.
– Курица нравится?
– Конечно.
– Я дважды обваляла ее в панировке.
– С хрустящей корочкой.
В время разговора тон Лоис не менялся. Она сделала предложение, а Джо собирался отказать ей, но Лоис просто продолжала говорить. Совсем не так, как, например, в «Маленьких женщинах».
– Я знаю, что ты влюблен в Минни, – сказала Лоис. – Но мне все равно.
– Я… – начал Джо, но потом струсил.
– Она никогда не выйдет замуж. Прошлой ночью я попросила ее сказать мне наверняка, и она говорит, что хочет потратить свободное время на себя. После мамы с папой с нее хватит.
– Она мне это говорила, – сказал Джо.
– Ну, значит… – Тон Лоис не изменился, как будто вывод, к которому они должны были прийти, был очевидным.
– Со мной что-то не так, – сказал Джо.
– Что? – спросила Лоис таким нетерпеливым голосом, что Клэр едва не расхохоталась.
– Если я начинаю о чем-то думать, то уже не могу перестать. Хочешь, кое-что расскажу?
– Конечно.
– Мне вроде было лет пять, когда к нам в амбар пришла бездомная собака и ощенилась там. Тогда, наверное, часто болели бешенством, и мама заставила папу утопить щенков и пристрелить собаку. Наверное, это нужно было сделать, ведь у нас были овцы, коровы и лошади. Но я думал об этих щенках каждый день, пока не завел Ната. Семнадцать лет я думал о них. Двое щенков умерли до этого всего, я завернул их в носовые платки и похоронил. А суку я назвал Подружка. Посмотри на меня.
– Ты плачешь?
– Я ни о чем не забываю.
По мнению Клэр, это был явный отказ от предложения Лоис жениться на ней. Клэр очень осторожно поменяла позу и потянулась за очками. У нее разболелась спина.
– Но ты добавляешь к своей жизни что-то новое. Ты добавил Ната. Добавь меня.
– Лоис! Зачем тебе это? Зачем тебе это нужно?
– Джо, я этого хочу! Именно этого. Готовить тебе обед. Жить здесь. Родить детей, которые тоже стали бы тут жить. Именно здесь. С любым другим мужчиной мне придется делать то, чего хочет он, и ехать туда, куда захочется ему.
Воцарилась долгая тишина, потом заскрипел стул и послышались шаги. Наверное, Лоис несла тарелки обратно на кухню.
– Что мы будем делать, если ничего не получится? – спросил Джо.
– Ты переедешь обратно к себе, и все станет как сейчас. Ничего ужасного не случится.
– А если ты в кого-нибудь влюбишься?
– Я уже влюблена. В тебя. И я не думаю, что ты влюблен в Минни. Не думаю, что ты вообще знаешь, что такое быть влюбленным. Дай мне шанс. Это как брак по расчету, только это мой расчет.
Джо рассмеялся.
Клэр подползла к двери одной из спален, затем пробралась в спальню, а оттуда на застекленную веранду. Потом встала и, громко топая, вышла через спальню обратно в коридор. Подобрав книгу, она побежала вниз по лестнице. Джо и Лоис, вздрогнув, подняли глаза и откинулись на спинки стульев.
– Я читала на спальной веранде и задремала, – сказала Клэр. – Который час?
Они поверили. Лоис ответила:
– Хочешь кекс? С лимонной глазурью.
Клэр протянула руку.
Джим Апджон позвонил Фрэнку в офис и спросил, что он делает днем. Фрэнк глянул на часы. Он пропустил обед. Было уже пятнадцать минут первого.
– Читаю описание ракет, – сказал он.
– Американских или советских?
– Немецких.
– Устаревшие новости, – сказал Джим.
– А вот и нет, – возразил Фрэнк. – Они разрабатывали нечто гораздо крупнее «Фау-2», и мы до сих пор не до конца понимаем, что именно.
– Мм, – произнес Джим, и Фрэнк решил, что лучше помолчать.
– Хороший день, – заметил он.
– Да, капрал Лэнгдон. Именно поэтому я и звоню.
– Да, сэр, – сказал Фрэнк.
– Встретимся через полчаса в аэропорту Андерсон-Филдс, строение один. Полетаем на моем новом самолете.
Прошло меньше минуты, как Фрэнк выскочил за дверь.
День и правда был прекрасный – светлый, спокойный. С юга, кажется со стороны Флориды, дул легкий теплый ветерок. Ветви яблонь, окаймлявших парковку офиса, были увешаны плодами, трава росла густо, как бывает перед ранними заморозками. Фрэнк не стал брать машину – отсюда до Андерсона всего четверть мили. Он просто оставил портфель в «Студебекере» и побежал. Джим ждал его. Самолет уже вывели из ангара, и они вдвоем убрали колоды из-под колес.
– Что за модель? – спросил Фрэнк.
– «Фэйрчайлд Аргус». Я уже давно хотел такой, но с четырьмя сиденьями. Вот, наконец нашел. С прозрачной крышей. Сейчас увидишь.
Полет оказался как раз таким приятным, как предсказывал Джим. Они промчались по взлетной полосе Андерсона, взлетели над заливом Джамейка и свернули на юг в сторону Нью-Джерси. Сегодняшний день у Фрэнка выдался особенно тоскливым, и его настроение поднималось вместе с самолетом, так что он сказал:
– Лицензия пилота сейчас кажется хорошей идеей.
– Подожди, пока будем заходить на посадку, тогда решишь. Впервые я летал в двенадцать лет. Я был слишком глуп, чтобы задуматься, что что-то может пойти не так, поэтому военно-воздушные силы прекрасно мне подошли. Ты когда-нибудь ездил верхом?
– Только на рабочей лошади. – Они кричали, но им казалось, что разговаривают нормально.
– В общем, когда очень быстро скачешь на лошади, учишься не смотреть вниз. На самолете то же самое. Что привлекает глаз, привлекает и тело.
Но Фрэнк знал, что у него все отлично получится, что это – естественная кульминация каждого сделанного им шага вперед. Они летели дальше – вдоль побережья Атлантики над Нью-Джерси, достаточно низко, чтобы разглядеть Сэнди-Хук, потом почти безлюдный променад в Эсбери-Парк и маяк Барнегат (по словам Джима), и дальше на юг над зелеными пустошами Пайн-Барренс. Джим повернул на север, они миновали Трентон и полетели вдоль реки Дэлавер. Листья местами начали менять цвет. Постепенно Фрэнк перестал воспринимать каждое место как потенциальную локацию для покупки дома и снова начал видеть землю, как было на ферме, или когда он жил в палатке, или совершал переход по Африке, Италии, Франции и Германии.
– Знаешь, этот полет напомнил мне о том, что я никогда не проводил столько времени на одном месте, как сейчас. Я либо дома, либо на работе, либо еду в автобусе туда или обратно.
– На машине не катаешься?
– Только по воскресеньям езжу осматривать дома.
– Как малышка?
– У нее выросли волосы. Она почти начала ходить. Они с Энди носят одинаковую одежду.
Джим рассмеялся и сказал:
– Ну, вот скажи мне, что хуже, капрал: навязчиво искать жилье…
– Это очень похоже на поиск идеального места для лисьей норы.
– Или знать, что ты всегда будешь жить там, где должен.
– Мне очень тебя жаль.
– Слишком большой дом – это так же плохо, как слишком маленький.
– Тебе бы познакомиться с моим приятелем Рубино, магнатом-риелтором. Вы бы поладили.
– Капрал, вот чему меня научила война: нет ничего более подверженного призракам, чем дом. Неважно, роскошный он или маленький, выстроен из кирпича, соломы или пряников, поддерживают в нем безупречный порядок или он разваливается. Там собираются всякие существа. Каждый дом – это планета со своей гравитацией. Каждый дом находится в темном лесу, в каждом доме живет злая ведьма, пускай она и выглядит как фея-крестная…
На фоне рева двух моторов слова Джима звучали невероятно четко.
– Самолет ведет совсем другую жизнь. Он будто мысль. Либо он летит, либо исчезает. Он не преследует тебя, не заставляет задумываться о своих ошибках и грехах.
– Я это чувствую, – согласился Фрэнк.
– Дом постепенно опускается в землю.
– А самолет?
– Постепенно растворяется.
Они замолчали, а «Аргус» мчался вперед. Он сделал петлю вокруг Скрэнтона и пересек горный хребет Катскилл, похожий на покрывало из зеленых и желтых лоскутов, украшенное голубыми озерами, сияющими в свете солнца, будто электрические огни. Перед ним расстилался город. Джим полетел на юг вдоль Гудзона, так низко, что берега по обеим сторонам реки казались очень далекими, а затем развернулся над темным океаном и направился в Андерсон. Дух Фрэнка казался таким же необъятным, как небесная твердь, видимая сквозь прозрачную крышу самолета.