Похоже, обер-вахмистр нисколько не сомневался в том, что рано или поздно на нас нападут. Вскоре я и сам проникся его озабоченностью и приказал Кристофу перестать крутиться вокруг кареты, а двигаться рядом со мной.
Кристоф был не в восторге от этого.
— Ночное сражение сделало вас излишне подозрительным, куратор! — сообщил он, гордо задрав подбородок. — Что может случиться в такое прекрасное утро?
Ответ последовал незамедлительно. Чернокрылая птица размером с приличного барашка и размахом крыльев в косую сажень сделала круг над нашими головами и стрелой ринулась прямо на Кристофа. Он успел заметить ее буквально в последнее мгновение и вовремя увернулся, прижавшись к лошадиной шее. Уж не знаю удалось бы этой птице выбить Кристофа из седла, но было похоже, что именно это она и собиралась сделать.
— Что за черт⁈ — крикнул Завадской, оторвавшись от лошадиной шеи и недоуменно озираясь. — Вы тоже это видели, мсье⁈ Что это было⁈
Птица со свистом пронеслась над землей и снова взмыла вверх, издав при этом пронзительный визгливый крик.
— Должно быть, одна из тех неприятностей, о которых говорил господин Глапп! — ответил я. — Ходу, друг мой, ходу!
Но голос мой внезапно потонул в оглушительно гвалте, раздавшимся сверху. Я заметил, что обер-вахмистр тут же высунул голову из окна кареты и закрутил ею, пытаясь определить источник этого шума. Потом замер, глядя вверх, и вдруг закричал:
— В лес! Живо все в лес!
А потом заорал и кучеру:
— Шнель! Шнель ин ден вальд, доннерветтер!
Небо внезапно потемнело от закрывших его огромных птиц. Кучер с дьявольским свистом взмахнул кнутом. Лошади заржали, рванули вперед с удвоенной силой. Обер-вахмистр выстрелил. А птичья стая дружно ринулась вниз, и я теперь нисколько не сомневался, что любая из таких крылатых тварей способна повалить меня на землю, и может быть вместе с лошадью.
Одна из птиц стремительно пронеслась над каретой, схватила растопыренными когтями пригнувшегося лакея за плечи и с удивительной легкостью оторвала его от скамьи. Лакей что-то отчаянно закричал по-немецки. Кучер проводил его безумным взглядом, заорал что-то совершенно нечленораздельное и взмахнул кнутом. И еще раз. И еще! Он стегал и стегал лошадей, заставляя из скорее нестись к лесу, и они бы с радостью ускорились, если бы могли.
А птица, схватившая несчастного лакея, подняла его на недосягаемую высоту и уже там выпустила из своих когтей. С истошным криком лакей рухнул на землю, и тот хруст, которым сопровождался этот удар, мне совсем не понравился.
Подняв скакуна в дыбы, я соскочил с седла и подбежал к неподвижно лежащему на земле телу. Глаза парня были открыты, но шея при этом была очень неестественно вывернута набок, а из плеча торчал острый кусок ключичной кости.
Очень неприятное зрелище, очень. Лакей был мертв, и пытаться ему помочь уже не имело смысла. Но и бросать его здесь на растерзание зверью было как-то не по-христиански.
Подхватив его на руки, я бросился к своей лошади и забросил мертвое тело поперек перед седлом. Мне казалось, что на всё про всё у меня ушли считанные мгновения, но карета за это время успела укатить далеко вперед — ее подпрыгивающий на дороге зад был виден уже у самого леса.
Но Кристоф меня не бросил. Активно размахивая шпагой, он успел срубить головы уже трем хищным тварям и теперь непрерывно озирался, выискивая, кого прикончить на этот раз. Потом взгляд его замер где-то над моей головой, и он прокричал:
— Берегитесь, мсье!
Мгновенно выхватив шпагу, я в развороте наотмашь ударил туда, куда был устремлен его взгляд.
Попал!
Острие клинка дотянулось до круглого брюха, мелькнувшего над моей головой, вспороло его, и окровавленные внутренности вывалились наружу, обдав меня мерзкими брызгами.
— Получи! — проорал я, запрыгивая на Снежку.
Мы с Кристофом пришпорили своих скакунов одновременно и рванули к лесу вслед за каретой.
Глава 8Замороченная дорога в Аухлит и некоторые странности в пути
Деревья здесь были высокими и густыми. Их кроны склонялись, смыкались друг с другом, образуя узкий туннель. Протянулся этот туннель достаточно далеко — конца и края ему не было видно, и даже солнечный свет туда пробивался с большим трудом. Большекрылым птицам там было не разгуляться, тем не менее мы еще некоторое время летели во весь опор, опасаясь преследования.
Карета была видна впереди, и отставать от нее не хотелось. Но вскоре, видимо, кучер и сам понял, что опасность миновала, и сбавил скорость. Потом он и вовсе остановился. Соскочив с козел, внимательно, с опаской осмотрелся и принялся проверять колеса.
Когда мы к ним подъехали, одна дверца кареты распахнулась, и на дорогу соскочил обер-вахмистр с обнаженной шпагой в руке. Он смотрел нам за спины, опасаясь, видимо, что нас могут преследовать птицы.
— Большая удача, что нам удалось оторваться от этих стрижей, — сказал он, когда я соскочил с коня.
Я задержал на нем недовольный взгляд.
— Так это были стрижи⁈ Сытные, должно быть, харчи в княжестве Сагарском, коли здесь стрижи размером с барана!
— Это сагарские плотоядные стрижи, — качая головой пояснил Глапп. — Они обитают только по эту сторону Зильберхали. Рассказывают, такая птичка с легкостью может оторвать человеку голову. Я слышал также, что вожак такой стаи может утащить и лошадь.
— Да ну? — сказал я с усмешкой. — Целую лошадь? Быть того не может! А я думал, они только лакеев способны воровать!
Я стянул тело мертвого лакея с лошади, перенес его на обочину дороги и уложил на траву. Ко мне несмело приблизился кучер, глянул на покойника и принялся отчаянно креститься.
— Бедный Бернард! — воскликнула бесшумно подошедшая герцогиня. — Нужно будет отписаться его старой матушке и выслать ей немного денег. Он всегда делился с ней своим жалованием!
— А еще он до жути боялся змей, — добавила Фике. — И кто бы мог подумать, что его убьет птица? Ведь птиц он не боялся.
Их служанка тихонько всхлипывала, утирая слезы.
— Никто не может знать, отчего он умрет, — философски заметил Кристоф.
— Я знаю! — не согласился с ним обер-вахмистр со всей серьезностью. И пояснил: — Еще в молодости одна старая цыганка нагадала мне, что жить я буду до глубокой старости, но умру страшной смертью: меня четвертуют.
— В самом деле⁈ — удивленно воскликнула герцогиня. — Это просто ужас! Какое же преступление вы совершите на старости лет, Генрих, что вас приговорят к такой жуткой казни⁈
Обер-вахмистр пожал плечами.
— Этого цыганка мне не сказала. Только добавила, что смерть моя будет страшной, и она мне не завидует, хотя сама страдала от сильных болей в животе и долго после этого не протянула.
— Это все, конечно, очень увлекательно, — сказал я, — но я все же предлагаю похоронить беднягу и отправляться дальше в Аухлит… Дружище! — обратился я к кучеру. — У тебя найдется лопата? Лопата… — Я жестами изобразил копающего человека. — Ферштеен?
Глапп кашлянул и что-то сказал по-немецки кучеру. Тот сразу кинулся к карете и вскоре вернулся с лопатой в руках. Тут же принялся рыть могилу прямо на обочине. Земля поддавалась плохо, здесь сплеталось множество корней, и их то и дело приходилось перерубать. Тем не менее вскорости ему удалось выкопать яму глубиной почти ему по пояс.
Запыхавшись, он выбрался из ямы, затем мы с обер-вахмистром взяли несчастного лакея за руки-ноги и опустили его в могилу. Быстро закопали, земли хватило даже на небольшой холмик. Затем кучер изготовил из толстых веток крест и воткнул его в изголовье — по лютеранскому обычаю. С минуту мы еще постояли вокруг могилы, опустив головы, потом дружно перекрестились и двинулись дальше в дорогу.
По расчетам Глаппа до Аухлита было не менее трех часов пути, и почти весь его предстояло проделать через лес.
— Странно, что сагарские плотоядные стрижи не залетают в русские земли, — задумчиво сказал Кристоф, когда мы уже несколько отдалились от могилы несчастного Бернарда, имя которого нам стало известно только после его смерти. — Интересно, что им мешает перелететь Серебрянку и поселиться на русском берегу?
— Возможно, они не могут жить там, где преобладает магия Синий Линии, — предположил я. — А может Прохор Султанов разоряет их гнезда на том берегу, и они опасаются там селиться. Кто знает, Кристоф, кто знает?
— С другой стороны, мсье, вы уверены, что вчера на ужин нам подавали именно индюка? Уж больно схожи в него перья с этими стрижами-людоедами…
Так, болтая ни о чем, а в основном же просто двигаясь молча, мы преодолели около версты, когда дорогу нам неожиданно перегородило поваленное дерево. Мы с Кристофом легко могли бы объехать препятствие или же и вовсе перескочить через него, но не могло быть и речи о том, чтобы карета смогла проделать то же самое.
Дерево необходимо было оттащить в сторону, и для этого нам с Кристофом пришлось спешиться. Подошли и кучер с Глаппом. Но едва мы взялись за тонкую часть ствола и попытались сдвинуть его в сторону, как из-за деревьев вдруг показалась фигура в длинном плаще с капюшоном. Плащ был серый и старый, весь в пятнах заплаток. Человек был высок ростом и широк в плечах, а вот лица его из-под низко натянутого капюшона почти не было видно — только острый щетинистый подбородок и прямой рот с губами землистого цвета. В руке человек держал кривой сучковатый посох, на который усердно опирался, когда выходил из чащи на дорогу.
— Бог в помощь! — громко произнес он, остановившись на обочине.
Это было странно, но говорил он по-русски. Видимо, река здесь не столь уж сильно разделяла берега, и связывал их не только мост с двумя постами охраны.
Я сразу отпустил толстый сук, за который удерживал ствол. Остальные сделали то же самое, и дерево со вздохом опустилось обратно на землю.
— Спасибо, путник, — громко отозвался я, пытаясь заглянуть под капюшон. — Назови свое имя и скажи куда держишь путь.
— Путь мой долог, иду я из далеких земель, и домой вернусь не скоро, — сказал человек, не двигаясь при этом с места. — А вот что за нужда занесла в эти места вас?